Юрий Самсонов - Стеклянный корабль Страница 39

Суровое обхождение д-ра Даугенталя с г-ном Ауселем не должно вводить нас в заблуждение. Г-н Аусель в свое время руководил его обучением, сам давал ему уроки, бы я удостоен такого уважения и дружбы, что первые опыты уплотнения поля главным образом для того и затевались, чтобы можно было, ускользнув от бдительного круглосуточного надзора, навещать учителя, вести с ним диспуты и ссориться Догадка репортера верна: множество раз д-р Даугенталь покидал бронированное убежище, будучи в одной из таких отлучек, он познакомился с Реем – по рекомендации ректора II, однако, никакой почтительности к г-ну Ауселю он не проявлял, попросту не зная, что это такое, и сильно сердясь на его порок, совершенно внезапно возникший, для Даугенталя необъяснимый!..

– Он скушал полбутылки рому! – наябедничал Даугенталь Рею, тыча пальцем в г-на Ауселя. – Какой-то дурак, говорит, подарил, теперь он хочет скушать остальное, сердится, что позабыл заткнуть бутылку – ха-ха, я вижу, как пляшут мысли у него в голове! Я вам не позволяю!.. Коллега Рей, я не хотел никому говорить, но вы теперь все равно знаете. Вы поняли, что Машина совсем не нужна?

– Еще нет, – сказал Рей.

– Ну, смотрите! – Даугенталь протянул руку вперед. Этот разговор происходил по дороге к дому Биллендона, посреди булыжной мостовой, совсем рядом с оградой ветеринарного пункта, где в клетке, утомленный трудами и размышлениями, безмятежно подремывал Дамло под охраной собаки, не зная, что до предмета его хлопот сейчас рукой подать, и, вдобавок, упустив невероятное зрелище!

Даугенталь двинул,рукой. Следуя этому движению, крупный булыжник сам собою вывернулся из мостовой в полутора десятках шагов от них, стоящих группой… Камень поднялся в воздух, повис над землей. Затем невидимое продолжение руки д-ра Даугенталя вернуло его на прежнее место!..

– Еще смотрите!

Калитка, ведущая во двор Биллендона, которая была отсюда хорошо видна, ни с того ни с сего распахнулась, взвыла сигнальная сирена – будто кто-то вошел, но умолкла… Недоумевающий Биллендон появился на крыльце, огляделся, махнул им рукой.

При виде фокусов Даугенталя Марианна пришла в такой ужас и восторг, что попросту онемела. Если бы она оказалась в состоянии хоть пикнуть, события могли бы принять совсем другой оборот…

– Видите, коллега? Поле становится внешним органом тела. Опасная игрушка, да?.. Но это, коллега, не все!

Стараясь формулировать как можно осмотрительнее, чтобы не выдать лишнего, Даугенталь все же рассказал о возможности усовершенствовать метод, после чего уплотненное поле приобретет многие любопытные свойства. Например, оно возьмет на себя полностью функцию энергообмена со средой, это будет для его владельца значить отсутствие нужды в воде и пище. Если все-таки понадобится дышать, то никакое болезнетворное начало не проникнет в легкие. Даугенталь воздерживался от прогнозов насчет дыхания, так как считал недостаточными свои сведения о физиологии. Так или иначе, всемогущее поле сделается для человека тем, чем для него были дом, одежда, средства передвижения! Он сможет обитать в открытом космосе, ни в чем не испытывая недостатка, путешествовать без ракет; он сделается бессмертен!..

Г-н Аусель воскликнул, что такое открытие должно быть немедленно обнародовано, Даугенталь отвечал, что он не враг эволюции человечества: никто ничего не получит, в особенности политики, военные и промышленники, он принял все меры для того, чтобы тайна не была открыта. В последнем он, как мы теперь знаем, несколько заблуждался…

Импровизированная лекция была прервана появлением сильно запыхавшегося католического патера.

– Я хотел бы выяснить, доктор Даугенталь, – приступил он без околичностей, – отчего вы, веруя в волшебство, в чудеса…

– Я понял, коллега поп, – остановил его Даугенталь. – Ни во что не верую, знаю, как делать, а это уже не чудо: чудо ли телефон, за который пять – десять веков назад кого-нибудь бы вы сожгли! Эволюции никто не удержит, не знаю, когда каждый сможет больше, чем тот волшебник с бородой, которому поете песни, жжете свечки…

– И кто-то, возможно, опередил нас на этом пути, кого мы принимаем за бога, – попытался закончить за него патер. – Бог по Дарвину!.. Но душе моей он не нужен! – подлинное волнение прозвучало в его бархатном голосе – И, доктор Даугенталь, если кто-то мог опередить нас, то другие могли опередить их, а этих других в свою очередь опередили другие…

– Верно, коллега поп! Это не может быть исключено.

– Отчего же вы, допуская этот всеобщий путь в высоту, к бесконечному совершенству, не хотите допустить вершины вершин, маяка мироздания, которое строите?

– Волшебника с бородой?

– Господа моего, – сказал священник, – творца и создателя!..

– Который сотворил мир из ничего, – сказал Даугенталь.

– Это для вас неприемлемо?

– Нет.

– Это существенно, – сказал священник в задумчивости. – Я не стану пытаться сближать наши точки зрения при помощи софизмов. Эти ваши дарвинистские божества – они что, тоже никогда не смогут?..

– Нет, коллега поп. Никто не создаст и не уничтожит материал мироздания. Строить будут из того, что имеют, и перестраивать то, что имеют. Мы знаем только пустяки о разновидностях и свойствах материала, краешек спектра, что можно пощупать-… Чтобы знать больше, надо эволюционировать, тогда увидим, что были полуслепыми, полуглухими, почти парализованными. Сбрасывать кожу мохнатого ползучего червя, под ней спрятаны крылья.

– Прекрасно, доктор Даугенталь! – подхватил патер, и под его сутаной напряглись мышцы тигра. – Но кто такой этот ваш будущий, эволюционно созревший плод? Из всего, что я о вас читал и слышал, понимаю, что это образец духовной дисциплины, полностью лишенный агрессивности, неспособный ко злу, слуга мироздания, так ли?

– Да, – сказал Даугенталь.

– Но вы же рисуете портрет истинного идеального христианина, воплотившего в себе учение сына божьего! Вы всего лишь повторяете святое Евангелие!

– И то, что без него говорили индусы и греки. Истина повторяется, инстинкт ведет туда же, куда разум; религия – куда философия. Не надо быть богом, чтобы знать, что зло – глупость, оно даже невыгодно: теряешь больше, чем получаешь, но не можешь этого понять, оттого что глуп. Злой человек не просто глуп: он болен. У здорового человека всякий инстинкт обыкновенно верен, не ошибается и моральный инстинкт.

– Но если он усилен авторитетом святого писания, верой в воздаяние за гробом? Вы обращаетесь к одному рассудку, мы – ко всему человеческому естеству, мы давно изменяем его, насколько способен он и мы сами. Не короче ли наш путь к общей цели, не богаче ли и представление о ней?

– Тот, кто верит в логическое допущение как в истину, неразумен, – отвечал Даугенталь, – а если он кланяется портрету, поет ему песни, если он думает: я поступил плохо – пойду к попу, скажу ему, постою на коленках и стану хорошим, ему эволюция не нужна. Вы мешаете, коллега поп.

– О, – сказал в гневе патер, – я мешаю пресвятой эволюции? А как поступаете вы, отнимая последнее у бедняка? Что имеет человек на этой земле? Только то, что даем ему мы, треклятые мракобесы! Ибо даем мы смысл самому его существованию. Бытие же ваших дарвинистских богов, сколько ни карабкайся они по эволюционной лестнице, без истины господней столь же бесцельно, как наша жизнь здесь, на земле.., жизнь без бога!

– Коллега поп, – твердо отвечал Даугенталь, – зря говорите о смысле жизни, подумайте о смысле смерти. Смысл жизни прост: он в том, чтобы жить, действовать и ощущать. Когда вы сделаете в церкви свой доклад и эти молитвенники…

– Прихожане, – поправил с улыбкою патер.

– Вот-вот, забыл, – сказал Даугенталь. – Когда они от восторга визжат, не думаете о смысле жизни. Когда вам привезут устриц и икру, вы думаете о том, как станете их кушать. Когда венчаете влюбленных прихожан и они остаются вдвоем, думают разве о том, зачем все это? О смысле жизни думают, потому что существует смерть, которая лишает смысла чувства и поступки. Зачем богач накопил миллионы, он ничего не сможет взять в гроб, не потратит там и филлинга за миллионы лет. Но, коллега поп, смерть существует только потому, что нынешнее человечество ее заслуживает. Вся его ценность в том, что оно есть звено эволюционной цепи, не самое лучшее, самое ненадежное, однако нет другого!.. Дайте ему бессмертие сегодня – и ничего живого на планете не останется. Только смена поколений очищает ее от вражды людей и народов, без смерти исчезла бы жизнь, вот смысл смерти: сохранение жизни, охрана эволюционной цепи. Сбросьте кожу червя, раскройте свои крылья, – смерть исчезнет! А кто будет спрашивать о смысле вечного существования? Жить вечно, не чтобы накопить сундук денег, быть хозяином не крошечного домика, а космоса, строить не клозеты, а миры, коллега поп! Может быть, – продолжал задумчиво Даугенталь, – в каждом поколении или столетии – не знаю, каков интервал, – ставится контрольный опыт, чтобы знать, созрело ли человечество для избавления от смерти, для шага эволюции… Опыт решает его судьбу, правильнее – оно само решает свою судьбу на следующий интервал, в течение которого может и погибнуть!