Анна Семироль - Игрушки дома Баллантайн Страница 4

От вспышки гнева не осталось и следа. Взгляд Кэрол Баллантайн полон разочарования.

— Как же я ошиблась, — говорит она глухо. — Мне хватило знаний и умения воскресить мертвеца, но я не смогла вернуть любимого. Ты просто кукла, Брендон. Живой мозг в жестянке с шестеренками. Ты исполняешь все мои просьбы, целуешь меня, ласкаешь, но только потому, что так хочу я. И когда ты нашелся у мистера Хейста, я сперва подумала, что ты сам захотел уйти. Но такого быть не может. У тебя нет своей воли, да, Брендон? Это не ты. Это мое отражение, мои желания и тайная наука. Я потратила почти четыре года на бездушную механическую куклу.

Брендон выпрямляется, встает перед ней в полный рост. «Я не кукла», — хочет сказать он. Свистит в горле пар.

— Я прикажу — ты исполнишь. Как послушная дрессированная собака, — чеканя каждое слово, продолжает Кэрол. И выкрикивает: — Уйди!!!

Брендон отходит к комоду. Там рядом с музыкальной шкатулкой лежит растрепанный блокнот Кэрол и чернильный карандаш. Руки в белых перчатках заводят шкатулку и касаются бумаги.

— Я хотела бы тебя ненавидеть, Брендон. Но в том, что я убила столько лет на иллюзию, виновата лишь я сама. Я изучила сотни книг по механике, химии, анатомии, оккультизму. Я знаю столько, сколько не знает никто в этой стране, и завидую тебе, который не стоит и моего ногтя! Ты успел жениться и стать отцом. Конечно, ты ничего не помнишь, тебе теперь все равно. Куклы не испытывают чувств. Только мне не все равно. Я живая женщина, Брендон. Мне нужна семья и хоть немного тепла.

«Я не кукла. Я помню дочь. Ее зовут Фэй, у нее глаза цвета океана. Просто я никогда тебя не любил. К этому невозможно принудить», — торопливо пишет Брендон.

Он поворачивается к Кэрол, протягивает ей исписанный чернильным карандашом листок и видит в ее руках револьвер, направленный ему в грудь. Кэрол не смотрит на листок, она глядит Брендону в глаза.

— Я хочу успеть, — говорит она. — Я исправлю свою ошибку.

Первый же выстрел разносит маленькую топку в груди Брендона. Еще четыре превращают его в груду бесполезного металла и мертвой плоти. Последний заряд Кэрол тратит на шкатулку, играющую вальс.

Часть II. Алистер

Слух возвращается внезапно — будто кто-то щелкнул тумблером. Тишина вдруг обретает объем и глубину, перестает быть забвением. Где-то капает вода, бьется о стекло насекомое. Шуршит по бумаге грифель карандаша. И совсем рядом кто-то порывисто, взволнованно дышит.

Потом возвращаются запахи: керосиновая лампа чадит, легкий сквознячок напоен свежестью снега. Машинное масло, травы. Чуть заметный привкус озона в воздухе.

Свет. Потолок кажется то выше, то ниже. Зыбкие тени колеблются и пульсируют. Их едва уловимые движения завораживают, гипнотизируют. Слегка кружится голова.

С легким стуком падает на стол карандаш. Скрипит отодвигаемый стул, слышатся приближающиеся шаги.

— С возвращением, Брендон! Я знал, что у нас получится. Ты крепкий парень.

Над Брендоном склоняется мужчина лет двадцати трех, темноволосый, с карими глазами и аккуратно подстриженной щегольской бородкой. Широкие скулы, линия рта и огонек в глазах кажутся Брендону смутно знакомыми.

— Давай проверим, все ли работает. Сперва руки.

Брендон подчиняется, сгибает пальцы, сжимая кулаки.

— Теперь очередь ног. Только не вскакивай сразу.

Он поочередно сгибает в колене правую ногу, затем левую. Садится, опираясь на руку. Мир перед глазами качается, плывет пятнами.

— Отлично. Суставы работают, слух и координация в порядке. Зрение я тебе поправлю чуть позже. Ты удивительный счастливчик! — Голос молодого человека звенит от восторга и гордости. — Попробуй сделать вдох. Я немного доработал твой двигатель. Теперь затраты топлива должны уменьшиться.

Брендон глубоко вдыхает и чувствует, как его наполняет энергия. Становится легче двигаться, рассеивается дурман в голове. Он обводит взглядом помещение, в котором находится, и не узнаёт его. Потолок высокий, покрытый разводами и засохшими брызгами самого разного цвета. Вдоль стен — полки и стеллажи, заставленные колбами, банками и ретортами, заваленные растрепанными книгами, коробками, пучками трав. Высокие узкие окна занавешены плотными шторами. Громоздятся по углам странные приборы, закрытые мешковиной и плотными кожухами. Параллельно друг другу стоят три массивных мраморных стола — на одном из них и сидит сам Брендон.

— Лаборатория, — поясняет кареглазый мужчина, проследив его взгляд. И осторожно спрашивает: — Помнишь, кто ты?

Брендон медлит мгновение и кивает. Кареглазый протягивает ему руку:

— Я — Алистер. Алистер Баллантайн.

Он жмет широкую ладонь. Взгляд останавливается на чернильном пятне, въевшемся в когда-то белую перчатку.

Брендон все помнит. Баллантайн…

Он медленно спускает ноги со стола, встает, шаткой походкой идет к стеллажу, на котором лежат карандаш и бумага. Минуту стоит неподвижно, затем пишет на листе единственное слово и протягивает бумагу Алистеру.

«Зачем?»

Тот выглядит слегка растерянным. Трет переносицу, скрещивает на груди руки. Брендон прекрасно понимает, что его обескуражил этот вопрос, и не собирается отступать. Он смотрит в лицо Алистеру Баллантайну и ждет ответа.

— Я вижу, что ты не в восторге от возвращения, парень. Тогда нет смысла скрывать причины содеянного мной. Я хотел посмотреть в глаза тому, кого моя мать любила всю свою жизнь.

Он умолкает, складывает в папку бумажные листы со стола. Его пальцы чуть заметно дрожат.

— Брендон, я знаю, что ты хочешь спросить. Давай пойдем в дом. Я чертовски замерз тут. Я все тебе расскажу за чашкой чая.

— Она умерла, когда мне исполнилось одиннадцать лет. И сдается мне, болезнь поразила ее задолго до моего рождения. Эта болезнь — безразличие. Сколько я себя помню, мать либо смотрела в окно, либо читала книги. Я пытался добиться ее внимания, но однажды услышал от нее: «В тебе нет искорки таланта, ты ничего не достигнешь в жизни». И все. Через год она угасла. Отец отослал меня учиться за границу и тихо спился за два года. Когда я вернулся, мне достался ветшающий дом и распустившиеся слуги, потихоньку распродающие наше имущество.

Алистер ставит на стол опустевшую чашку и откидывается на спинку кресла. Брендон смотрит на его профиль и видит все больше сходства с Кэрол. Ее скулы, ее решительная линия рта. И пальцы Алистер складывает так же, когда нервничает.

— Разбирая вещи матери, я нашел ее дневники. Там не было ни единого упоминания обо мне или об отце. — Алистер говорит медленно, словно взвешивая каждое слово. — В ее жизни существовал только Брендон. Милый Брендон, ангел Брендон. Вечный возлюбленный Брендон. Я сжег эти записи. Я нашел тебя в лаборатории и уничтожил бы тоже, но что толку ненавидеть теперь? Если б мать любила отца и меня, а ты пришел бы и украл ее у нас… А отца она не любила. Настолько, что дала мне свою фамилию.

Брендон отрицательно качает головой. Алистер хмурится, достает из кармана растрепанный блокнот и карандаш, протягивает Брендону.

— Не согласен? Пиши, я хочу понять, что не так.

«Ты неискренен. Что-то утаиваешь», — выводит Брендон неровным почерком.

Баллантайн пожимает плечами, усмехается в сторону. Он подходит к окну, касается пальцами витой отопительной трубы, поплотнее задергивает шторы. Снаружи бушует метель, снежные волны бросаются на стены дома.

— Ты чувствуешь холод, Брендон?

Брендон кивает и пишет: «Там, где я — плоть, остались все ощущения. Я чувствую не только тепло и холод, но и вкус, запахи, боль».

— И как личность ты вполне сохранен. Как мать могла принять тебя за неодушевленного болвана?

«Не юли. Зачем я тебе понадобился?»

Алистер смеется, будто Брендон удачно пошутил. Тянет время, обдумывая ответ.

— Ладно. Причина проста и стара, как мир. Мне нужны деньги. На дом, на жизнь, на женитьбу. И с твоей помощью я смогу хорошо заработать. Ты нужен мне в качестве компаньона, парень.

Брендон откидывается на спинку дивана. Его очередь усмехаться.

«Компаньона, — говорит его насмешливый взгляд. — Алистер Баллантайн, тебе некого больше было взять в оборот? Ты думаешь, что сумеешь так легко убедить меня помогать?»

Часы в гостиной торжественно провозглашают полночь.

— Здравствуй, новый день! — театрально восклицает Алистер, воздев руки. — Брендон, мы можем сделать этот день точкой отсчета в истории нового мира! Ты только вдумайся: мы избавим человечество от смерти, от горечи потерь, от ужаса одиночества! Ты станешь Адамом нового поколения!

Глаза Алистера возбужденно блестят, он захвачен своими идеями, он сияет, как рождественская елка. Он говорит и говорит, а Брендон слушает и никак не может понять, кто же перед ним: одержимый фанатик или расчетливый делец.