Евгений Велтистов - Рэсси — неуловимый друг Страница 4

— Значит, это ты изобрел Рэсси? — спросил Сыроежкин, выслушав друга.

— Нет. — Электроник покачал головой. — Это не моя идея.

Но мой учитель как-то сказал: «Мысли, которые пришли мне в голову, я мог бы превратить из-за собственной непрактичности в громоздкое сооружение. К счастью, мой ученик, обладая точностью и здравым смыслом, сумел за одну ночь разобрать все приборы и построить очень маленькую, прекрасно действующую машину».

— Ага, раз он так сказал, значит, ты конструктор! — настаивал Сергей.

— Не торопись с выводами, — предупредил Электроник. — Я мог бы давным-давно построить собаку. Но кем бы был Рэсси без новых формул? Глупым черным ящиком с хвостом, и все.

— Мне он кажется умным, — сознался Сергей.

Впечатлений было так много, что Сыроежкин забыл уточнить, что значили непонятные слова «И так далее» в имени Рэсси.

На другой день после знакомства Сыроежкина с Рэсси друзья отправились в институт, где, как загадочно сказал Электроник, должна состояться очередная тренировка модели. Сергей ожидал, что они придут на спортплощадку или на какую-нибудь просторную аллею, отмерят там стометровку и Рэсси промчится, ко всеобщему удовольствию, за три и две десятых секунды. Но они миновали газоны с крупными осенними цветами, взошли по мраморной лестнице и стали бегать между толстенными колоннами, совсем было забыв, зачем пришли в этот дом, пока их не прервал знакомый голос:

— Рад видеть дружную компанию.

Профессор Громов с удовольствием наблюдал игру ребят и собаки. «Все мы одинаковы в детстве, — подумал Громов, — любим бегать, толкаться, прыгать, визжать. Оленята скачут по поляне, белки перепрыгивают с дерева на дерево, выдры скользят на лапах по первому льду, даже глупые утки, замерев, несутся вместе с бурным течением — это особая радость движения, скорости, наслаждения миром. Вот кружат двое между колонн, лает собака — и им хорошо».

Но урок есть урок, время большой электронной машины расписано по часам, и Громов вынужден окликнуть друзей.

— Удивляюсь, как только Рэсси вас различает, — шутливо говорит профессор. — Вот что может натворить случайная фотография в журнале. Не успели мы сделать по этой фотографии Электроника, как тут же появился оригинал и все на свете запутал… Виноват, прошлое ворошить не буду, можешь не хмуриться, дорогой программист. Между прочим, Электроник, учти, что ты единственный электронный мальчик, который умеет смеяться. Ни одна в мире машина еще не наделена эмоциями. Ученые не знают, к чему это приведет. Можно сказать, Электроник, ты первый опытный образец, и мы с Сергеем отвечаем за все последствия. Прошу тебя как можно критичнее относиться к себе…

Гель Иванович Громов привел друзей в машинный зал, усадил на пружинящие стулья перед разноцветными кнопками пульта.

Рэсси, повинуясь знаку, лег на пол.

— Командуй, — сказал профессор, подавая Электронику исписанный лист. — Вот условия задачи. — Сам он остался стоять за спиной Сыроежкина. — Очень азартная, с разными хитростями, но, разумеется, математическая игра. Я постараюсь кое-что тебе объяснить, если пойму сам.

Электроник застучал кнопками, вводя условия в машину, и одновременно зажужжал каким-то странным комариным голосом. Громов кивнул на Рэсси, и Сергей догадался, что Электроник, не теряя даром времени, очень быстро читает задачу механической собаке.

Они отлично понимали друг друга — конструктор и его творение. Электроник мог отдавать команды Рэсси словами, цифрами или формулами — в полный голос, шепотом и даже молча, про себя: их миниатюрные передатчики работали на одной волне. Конечно, это не значило, что Рэсси понимал все слова человеческой речи и что он мог в одно прекрасное утро заговорить… о хорошей погоде, — будь так, Рэсси, наверное, звали бы не Рэсси, а иначе. Но если Сережа командовал собаке: «Рэсси, пожалуйста, возьми на столе синий том сочинений Бурбаки и отнеси Электронику, а мне принеси мяч от пинг-понга», — Рэсси немедленно исполнял просьбу, потому что особые механизмы внутри него переводили обычные слова на язык математических символов и потом в сигналы, которые мгновенно находили в схемах его памяти нужную информацию — то, что люди называют словами «синий», «возьми», «мяч». Транзистор, который подарил Электроник, Сергей зашил в карман рубашки, теперь во всем мире только два человека могли командовать Рэсси на расстоянии — Электроник и его друг.

Честно говоря, Сергей не уловил всех тонкостей погони, происходившей на маленьком экране, хотя Гель Иванович старательно объяснял ход событий. Но главное было ясно: светлая точка — охотник, за которого думала огромная умная машина, а темная точка в центре — Рэсси, который не хотел, чтобы его поймали. Рэсси был само спокойствие, он ни разу не взглянул на экран. Но его механизм напряженно работал, решая сложную задачу; сигналы от Рэсси шли по тонкому проводу к машине и отражались на экране. Две точки долго носились внутри какого-то цилиндра, скрученного и изогнутого, как причудливая раковина улитки или как фантастическая звездная спираль, и это закрученное пространство означало лес, поле, морские глубины или сам космос — все равно что, и жертва никак не давалась охотнику, все хитрила, делала петли, лишь бы не попасть в опасную, покрытую сумеречной тенью зону охотника, где он мог ее легко настигнуть.

Сыроежкин вспомнил, что так когда-то в поединке с громоздкой машиной обучался и Электроник. Профессор Громов сидел за пультом и давал ученику разные задачи; если Электроник ошибался, делал неправильный ход, профессор нажимал кнопку: стоп, ошибка! Электроник мгновенно запоминал ошибку и никогда не повторял ее… И вот теперь за пультом не Громов, а его бывший ученик. И профессор невозмутимо наблюдает не только Электроника, но и его новое изобретение.

— Отличный результат, — произнес Громов, — хотя дветри петли в действиях Рэсси были лишними. Я полагаю, Рэсси запомнит их и в следующий раз будет умнее.

Сергей сидел на корточках и гладил победителя. «Интересно, — думал Сыроежкин, — а в настоящей погоне сумеет он удрать от преследователя? Или я видел лишь математическую шутку?»

— Учись, Рэсси! — наставительно обратился Электроник к своему ученику. — Еще несколько уроков, и ты удивишь всех ловкостью и скоростью.

— Рэсси завоюет мир! — вспыхнул от внезапной догадки Сыроежкин.

— Мир очень сложен, — уточнил Электроник. — Но наш Рэсси — гибкая система, он умеет ориентироваться в меняющейся обстановке.

— Ты говоришь скучно. Рэсси рожден для подвигов. Иначе зачем его было изобретать?

— Проверка новых схем — разве этого мало? Я вот сам…

— Ты другое дело…

Они перешли из машинного зала в комнату лаборатории, потому что время их истекло и место у пульта заняли работники института.

Громов не вмешивался в спор наших друзей, ходил из угла в угол, повторяя любимые шекспировские строки: «Есть многое на свете, друг Горацио, о чем не снилось даже мудрецам…»

Потом они смотрели телевизор, и это тоже был урок для Рэсси. Зарубежное телевидение транслировало открытие зоопарка в далеком западноевропейском городе Теймере. Телекамеры, установленные на вертолетах, показывали зеркало прудов с журавлями, утками, фламинго, застывших на скале горных козлов, участок африканской степи с бегущими антилопами, мирное стадо слонов, дремлющих в зеленой роще.

Диктор объявил, что выступает хозяин самого большого в Европе зоопарка «Мир животных» доктор Манфред фон Круг. Доктор стоял в группе парадно одетых гостей и именитых горожан, негромким голосом говорил в микрофон:

— За последние сто лет на Земле исчезло более ста видов ценных животных. Люди уже никогда не увидят быстрого индийского гепарда, с которым выходили на охоту магараджи. Не коснутся доверчивого ленивца, не услышат пения морских сирен, пленивших спутников Одиссея. Сегодня на планете осталось четыреста тигров, семьсот леопардов, двести кашмирских оленей, сто двенадцать африканских носорогов и шестьдесят два индийских. Они тоже под угрозой вымирания — в последних уголках сохраненной природы, в заповедниках, в зоосадах, и наши потомки, возможно, будут знать тигра только по фотографиям.

— Мрачную картину нарисовал фон Круг, — заметил негромко Гель Иванович. — Можно подумать, что он и в самом деле заботится о будущем…

— А вы знаете его? — спросил Сережа.

— Встречались на заседаниях Международного Совета охраны животных…

— В наше время, — продолжал фон Круг, заняв своими темными очками почти весь экран, — в наши дни, когда весна приходит в город без пения птиц, без первых подснежников под деревьями, дети города неосознанно тоскуют по природе. Они хотят видеть зверей, слышать птиц! В этом «Мире животных», — доктор взмахом руки указал на живописные ворота зоопарка, — среди обычных носорогов, гамадрилов, цапель есть особенные животные. По своему поведению и внешнему виду они не отличаются от живых собратьев. Наука сумела продлить их жизнь на долгое время, заменив некоторые органы и ткани надежными механизмами и материалами. И спустя десятилетия наши внуки будут приходить в «Мир животных», кататься на спине верблюда, смеяться над проделками шимпанзе, рисовать тигра с натуры.