Алексей Притуляк - Пепельные цветы Страница 4

- Увы, - произнёс он нерешительно. - Я не могу дать вам комнату. Хозяин этого не одобрит. А он, знаете ли, очень крупный и грубый человек. Этакий настоящий мужлан. Не удивлюсь, если окажется, что он бьёт своих постояльцев.

- Подождите, подождите... - замерла она на месте. - То есть... вы не хозяин этой гостиницы?

- Ни этой, ни какой-нибудь другой. Я Ллойд. Я не Пирс Маклахен.

Она заворожённо смотрела на него некоторое время, прежде чем рассмеяться. Она смеялась, хохотала, ржала! Долго.

- Ой, не могу... - произнесла наконец. - Какая глупая ситуация! Простите, простите меня... Но почему бы вам сразу не сказать, что вы не хозяин?

- А разве вам это интересно? - пожал он плечами.

- То есть?

- Ну-у, - попытался он объяснить, - если бы вам было интересно, вы бы спросили. А хозяин ли я. Но вы не спросили.

Она закатила глаза, снова падая на диван.

- Ой умора! С вами невозможно разговаривать! Какой вы смешной, право слово. Давайте лучше перестанем, пока я не умерла от смеха.

- Давайте, - охотно согласился Ллойд, доставая из кармана бритву.

Он вздрогнул и поёжился, когда холодная сталь коснулась кожи. Вернее, не кожи, а корки засохшего крема, через которую острота бритвы едва-едва угадывалась. Ах, да, он так и не смочил щёки!

- Вы всегда бреетесь в кепке? - спросила дама то ли удивлённо, то ли насмешливо.

- Со вчерашнего дня, - довольно ответил он, любуясь новеньким головным убором. И даже лукавое зеркало ничего не могло поделать: Ллойд себе понравился. Профессор в очередной раз оказался прав.

- А где же хозяин? - поинтересовалась гостья.

- Пошёл вешать собак, - отозвался Ллойд, открывая воду.

- Что?! - в ужасе воскликнула она. - В самом деле?! Вы видели?

Сначала Ллойд испугался её страха — он ведь совсем не хотел никого напугать. Потом почувствовал некоторое превосходство: значит, он тоже может заставить её растеряться!

- Да, - кивнул он и постарался как можно точнее передать интонации Пирса Маклахена, хозяина: - Чёрта с два у них получится утопить меня! Нашли козла отпущения! Да я повешу на них всех собак!

- Ужас какой! - прошептала дама.

- Видели бы вы его лицо при этом! - добавил Ллойд, размачивая кремовую корку на щеках.

- Послушайте, а поблизости правда нет больше ни одной гостиницы?

- Есть, отчего же, - кивнул он. - В Кармартене.

- Но это же больше ста миль! Даже не смешно.

- Нисколько, - согласился Ллойд, аккуратно проводя бритвой по щеке. - Я жил там прошлый год, когда проходил курс в клинике профессора Локка. Мне не было смешно, вы верно подметили.

- Локка? - она наморщила лоб, вспоминая. - Хм... Не слышала о такой клинике. Хотя живу под Кармартеном.

Ллойд пожал плечами. Это неловкое движение стало причиной того, что бритва охотно врезалась в кожу, причиняя неимоверную боль. Опять, опять она обманула его!

- Ах ты ж!.. - досадливо поморщился он. - Порезался. Я всегда режусь на этом месте. В смысле, не здесь, перед умывальником, а на клинике профессора Локка. Всегда, всегда!.. Вот, уже и кровь пошла.

- Странный вы какой-то, право, - улыбнулась дама.

Ллойд передумал бриться. Морщась от боли, он торопливо смыл с лица остатки крема.

- Странный?.. - говорил он при этом. - Ну, не знаю. Возможно, так получилось. А клиника профессора Локка открылась совсем недавно, лет сорок тому... Неудивительно, что вы о ней не слышали.

К счастью, он не видел, как вытянулось лицо незнакомки при этих словах, а то порезался бы ещё раз, несмотря на то, что держал бритву на отлёте, на вытянутую руку.

- Это очень хорошая клиника, - продолжал он, протирая лицо полотенцем. - Мне там здорово помогли. У меня было уже три курса. Каждый год — два. Теперь приступы случаются крайне редко.

- Приступы?.. У вас сердце? Желудок?

Ллойд недоуменно взглянул на свою собеседницу. Всё таки, женщины — странные существа.

- У меня и то и другое, - позволил он себе усмехнуться. - В желудок я ем. А сердце стучит — тук-тук... тук-тук... тук-тук... Я иногда его слышу. Говорят, это плохо. Нельзя слышать своё сердце, если оно здорово. Так что, возможно, сердце у меня тоже больное.

- Я хотела спросить о вашей болезни, - пояснила дама.

- Ну, спросите, - согласно кивнул он.

- Я уже спросила.

- Не слышал, простите. Повторите, пожалуйста.

- У вас серд... Э-э... Что у вас болит? От чего вы лечитесь у профессора Локка?

- Болит у меня душа, - охотно объяснил Ллойд. - А у профессора Локка я лечусь от болезни души.

- Что? - дама бросила на него быстрый взгляд. Ллойд часто замечал на себе такие же вот странные взгляды.

- Я говорю, что у меня болит душа, - повторил он. - А у профессора...

- Да-да, - торопливо кивнула она. - Я уже поняла.

Ллойд забросил полотенце обратно на плечо, всем телом повернулся к ней. Наконец-то хорошенько её рассмотрел. Да, не красавица, не в его вкусе, но... есть в ней что-то...

- Странная вы какая-то... - пробормотал он.

3. День первый. Меган Маклахен

Меган Маклахен была вошью. Нет, не буквально, конечно, а по определению судьбы. Сама она никогда не задумывалась над такими вопросами, как: вошь ли она, насекомое ли вообще, в чём её смысл. На все эти вопросы давно ответил муж. Да, Меган Маклахен — вошь. Разумеется, она насекомое, причём очень ленивое и довольно бесполезное. А вот смысла-то в ней никакого и нет! Она приняла эти ответы, как свои собственные, довольно быстро и безболезненно, особенно после того, как не родился их первый ребёнок, а потом умер второй, не прожив и недели. А потом она вообще не могла зачать. Какая польза в бабе, которая не может нормально родить? Да никакой, понятное дело.

Став вошью, оторвавшись от мира людей, Меган быстро и незаметно для самой себя состарилась, прожив жизнь на острове — во всех смыслах сказанного. Мир для неё стал островом, остров стал её миром. Пирс Маклахен стал её мозгом, глазами, ушами и судьбой.

Короткое и страшное — пожалуй, больше всего страшное именно этой рубленой краткостью — слово «война» она старалась не произносить и не слышать. К сожалению, Пирс Маклахен не мог ни дня провести без радио, поэтому проклятое слово было постоянно на слуху, то и дело вторгалось на её остров.

Войну она представляла смутно. Если бы не самолёты, которые вдруг замельтешили туда-сюда, если бы не радио, если бы не военные корабли, иногда проходившие совсем рядом, Меган так бы и умерла в неведении — столь же незаметно для себя, сколь и состарилась. Но война не давала покоя Пирсу Маклахену. А значит, и ей тоже.

Все эти китайцы, русские, индийцы, японцы и прочие, о которых то и дело упоминало радио, представлялись ей однообразной неразборчивой массой, этаким морем, которое вот-вот вытеснит настоящее море, то море, которое она хорошо знала и даже любила, но которого всё же боялась. Сейчас эта человеческая масса была где-то далеко, она неумолимым и страшным прибоем накатывала на сушу — на неведомые Меган государства со смешными названиями вроде Польши или Алжира. Но страх, который излучала эта сила, летел далеко впереди неё — он уже добрался до Англии, превратив её в растревоженный муравейник, до Уэльса, до её острова. До — страшно сказать! - Пирса Маклахена, её неустрашимого хозяина, который при необходимости мог плюнуть и на весь мир, а не только на каких-то никому не ведомых китайцев.

Вздохнув, она отставила блюдо, полное натёртого картофеля, и выглянула в окно, вытирая руки о старый серый передник.

Дамочка. Статная. Запыхалась от подъёма. Городская, что с них возьмёшь, с городских. Удивительно, что без вещей. Беженка, может. Но у беженки денег-то вряд ли хватит на постой. А то хорошо бы — хоть поговорить было бы с кем. С хозяином-то шибко не наговоришься: у него разговор короткий, как слово «война», и такой же обрывистый. Сказал — сделай. Не сделала — получи. Ох, грехи наши тяжкие!..

А с дамочкой поговорить было бы любо. Новости узнать. Что там, в городах и как. Городскую жизнь Меган не знала совершенно, да как-то никогда и не была эта жизнь ей особо интересна. А вот под старость лет любопытной стала. Да и посмеяться вечерком, перед сном, над городскими глупостями — отчего же не посмеяться. Не так уж много смеха в её жизни.

Пришлось потерпеть четверть часа, пока варился соус — не бросить же его на полуготовности, это ж всё равно что вылить.

Присыпала мукой натёртый картофель, накрыла салфеткой (эх, почернеет же, вот получит она тогда!), бросила в мойку тарелку и нож, сгребла в мусорное ведро очистки. Одним глотком допила остававшийся в кружке эль, бросила кружку туда же, в мойку и засеменила к двери.

Вспомнила, охнула, вернулась. Быстро ополоснула кружку. Пшикнула в воздух из баллончика антистатика для белья, чтобы перешибло запах эля. Не дай бог зайдёт хозяин и учует пивной дух — быть тогда беде. Хотя все беды уже перепробованы и привычны давно, однако каждый раз она очень их не хочет.

Выйдя из кухни, Меган бросила косой взгляд в полумрак коридора, чтобы убедиться, что хозяин не сидит на своём излюбленном месте — на скрипучем стуле у маленького узкого оконца, выходящего на сторону Скомера, как раз на маяк.