Андрей Дашков - Последний блюзмен Страница 4

Дорогу никак нельзя было назвать оживленной. За то время, пока Слепой бодрствовал, он насчитал лишь шесть грузовиков с джипами сопровождения, да десяток военных патрулей. Домино дважды останавливался, и мужчины выходили по малой нужде. Горячие струи поглощались раскаленным песком; через несколько секунд на поверхности не оставалось и признаков влаги. Стоя под палящим солнцем и поливая свою черную тень, Слепой думал, не совершает ли он некое мистическое самоубийство, если тень и впрямь заключает в себе его «ка».

После четырех проснулись сестрички и тоже попросились «пи-пи». Затем принялись пудрить носики и штукатурить вокруг глазок. От них пахло чем-то приторно-сладким, как поднадоевший грех. Господин Домино вел себя с ними безукоризненно вежливо, не позволяя и намека на фамильярность или иронию.

Уже в сумерках они въехали в небольшое охраняемое поселение, где была заправочная станция, а рядом – магазин и закусочная. О близости столицы свидетельствовали более цивилизованные нравы и отсутствие на улицах откровенного отребья. Казалось, металл здесь ржавеет медленнее и люди улыбаются чаще, чем на родине Слепого. В общем-то благостную картину лишь немного портил сгоревший школьный автобус на обочине.

Пока Домино и Слепой попивали кофе и курили в закусочной, сестрички отправились в магазин, где купили себе какие-то никчемные побрякушки, а затем остановились поболтать с офицером. При этом они стреляли глазками по сторонам и ломались, будто куклы на шарнирах. А ведь до настоящего шика еще было далеко, как до луны. Слепой с тоской подумал, что эти шлюхи точно будут иметь сумасшедший успех в столице, особенно когда с провинциальным пылом пустятся в загул и переспят со всеми, от кого этот успех зависит.

Лицо господина Домино оставалось непроницаемым. Он был профессионалом высшей пробы и, вполне вероятно, не делал различия между Слепым и сестричками, задвигая в дальний угол личные вкусы. Как и обещал, он платил за еду и заправил машину за свой счет. Кроме того, он наконец перестал терзать своих пассажиров классической музыкой и снизошел до народной, так что на последнем отрезке пути их слух услаждал какой-то визгливый хор.

Но прежде чем они отчалили из счастливого местечка, где кто-то когда-то поджарил в автобусе ребятишек, Слепому выпала странная и не сказать чтобы приятная встреча, которую он предпочел поскорее забыть, не понимая, что она означает.

Ему приспичило, и он заглянул в сортир позади закусочной. Там он увидел женщину, только что разрешившуюся от бремени. Грязно-розовый комок свисал у нее между ног на подрагивающей пуповине.

– Вали отсюда. Занято, – прошипела она, не понимая, что он зрячий.

Слепой стоял как истукан, думая, кем надо быть, чтобы утопить собственного младенца в нужнике. Даже по меркам «Дерева Иуды» это было бы расценено как легкая шизня. Она хотела сказать еще что-то, но захлебнулась болью и скорчилась над зловонной дырой.

И тут Слепой наконец разглядел то, что исторгло из себя ее чрево.

Он поспешно закрыл дверь и вернул природе все съеденное за последние четыре часа.

Настал момент, когда машина взобралась на вершину холма и оттуда неожиданно для Слепого открылся вид на далекий город, раскинувшийся на горизонте. Окрашенный закатом в пурпур, город казался стариком-миллионером, купающимся в крови девственниц в тщетных попытках вернуть себе юность. Золото электрических огней сверкало все ярче по мере того, как сгущались сумерки.

Город был огромен – чудом уцелевший кусок прошлого, символ безвозвратно минувших хороших времен. Увидев его, Слепой решил, что обязательно должен закончить концерт «Туманами времени». А если бы там оказался еще и клавишник с «хэммондом» впридачу…

Но ему не суждено было попасть в столицу и узнать столичную жизнь изнутри. По обе стороны шоссе уже тянулись ландшафты предместий, когда господин Домино резко свернул под каменную арку, на которой висел щит с надписью «Частное владение». Ниже имелось предупреждение: «Внимание! Вооруженная охрана. Лицензия на убийство № 13-562».

– Все в порядке, – сказал импресарио, предупреждая расспросы. – Концерт состоится на вилле моего работодателя. У него не бывает случайных людей. Только избранный круг истинных ценителей.

Слепой увидел ряды живых деревьев по обе стороны частной дороги. Их кроны переплетались вверху, образуя туннель, сквозь ажурный свод которого все еще просачивался кровавый свет заката. Домино включил фары. Вскоре они выхватили из сумерек огромную кованую решетку ворот с металлическим силуэтом ангела. Решетка была увита каким-то вьющимся растением (может быть, диким виноградом – Слепой вспомнил, что кто-то рассказывал ему о диком винограде), и издали это выглядело так, будто ангел пленен змеями или червями.

Несмотря на свой архаичный вид, ворота открылись без ржавого скрипа, почти бесшумно, и машина въехала в аллею старого парка, который показался Слепому дремучим лесом. Дом в конце аллеи был под стать парку и воротам. Такой же огромный, величественный, мрачный, с неразличимыми фигурами на фронтоне, высокими узкими окнами, за которыми лишь кое-где теплился свет.

Когда Домино заглушил двигатель, Слепому почудилось, что он слышит какую-то новую, незнакомую музыку, но это ветер тревожно шумел в верхушках деревьев. Слепой подумал: каково лежать в доме и слышать этот шум всю ночь напролет. Потом он увидел и охрану – людей, вооруженных автоматами, и тупомордых черных псов. Судя по фонтану, мирно журчавшему на исходе изнемогающего от жары вечера, хозяин виллы действительно был очень богатым человеком.

Зажглись висячие фонари, осветив широкую главную лестницу, мраморные статуи, каменные плиты, которыми был вымощен двор. От парка дохнуло влагой, а Слепой с непривычки заподозрил, что там находится помойка или кое-что похуже. Стрекот насекомых то стихал, то нарастал, как шум прибоя.

Господин Домино предложил приглашенным следовать за ним. Слуга во фраке и в белых перчатках распахнул высокие двустворчатые двери со стеклами, напоминавшими припорошенные пеплом церковные витражи. Гости оказались в просторном холле. Полы были устланы коврами; на стенах, обшитых деревянными панелями, висели картины, по большей части религиозного содержания и, по непросвещенному мнению Слепого, не без определенной доли мракобесия: сплошная истязаемая плоть, кровь, гвозди и мука; и лишь намеком – трещина в грозовых небесах, святость и искупление, подкрепленное разве что устным обещанием. Как видно, у дьявола во все времена делопроизводство было поставлено значительно лучше, чем в небесной канцелярии…

Две изогнутые лестницы с резными перилами уводили на второй этаж, но господин Домино указал на дверь между ними, через которую гости попали в длинный широкий коридор. Слепой понял, что хозяин не только ценитель, но и коллекционер. Обе стены были увешаны подлинными раритетами – золотыми, серебряными, платиновыми дисками знаменитостей прошлых лет, что, как Слепой слышал, означало какие-то немыслимые тиражи. Тут же имелись большие, в дорогих рамах, фотографии музыкантов с автографами. Их имена и лица ничего не говорили тому, кто всю свою жизнь играл в клоаке под названием «Дерево Иуды».

И вот господин Домино с театральной торжественностью распахнул перед ним и сестричками очередные двери, и Слепой вошел в большой, отлично оборудованный концертный зал. Сейчас подсветка была минимальной, но это лишь придавало здешнему интерьеру уютный вид, а сигаретный дым и приглушенные голоса сгущали атмосферу до некоторой приятной загадочности.

На слегка наклонном полу стояло около сотни мягких кресел. Слепого поразила сцена в глубине зала. Он никогда прежде не видел такого богатства, такого изобилия. Усилители, акустические системы, микрофонные стойки, барабаны, клавишные и, конечно, гитары. Одни только инструменты стоили, наверное, целое состояние. Люди в комбинезонах подключали аппаратуру; посреди зала был установлен пульт, возле которого колдовали звукооператоры.

Позже Слепой заметил в волшебной пещере и тех, кто выглядел не менее растерянным, чем он. Лысый пожилой человек держал футляр, в котором, судя по форме, находился саксофон. Еще четверо в монашеских одеждах, казалось, не имели отношения к происходящему, но господин Домино внес ясность, доверительно шепнув Слепому на ухо: «Это кастраты. Поют так, что черти начинают молиться». У Слепого, правда, мелькнула мыслишка, а чем же импресарио заманил сюда монахов, дававших обет бедности, однако думать об этом было поздновато. В третьем ряду скромно сидели люди со скрипками и виолончелями. Еще один стоял на сцене перед роялем, глядя на раскрытую черно-белую пасть, как на алтарь.

Господин Домино сказал Слепому и сестричкам: «Располагайтесь», а сам направился к звукооператорам и о чем-то беседовал с ними в течение минуты. Когда он вернулся, в руках у него уже был чрезвычайно плоский кожаный кейс. Импресарио попросил Слепого отойти в сторонку, чтобы, как он выразился, уладить формальности.