Виктор Моключенко - Слияние Граней Страница 4

 С лиц посетителей сошла угрюмая, серая безнадежность, к которой настолько привыкаешь, что ее исчезновение бросается в глаза. Были лица усталые, помятые и заспанные, задумчивые и безмятежные, но безнадежных не было, будто их стерли. Посетители много смеялись, и никто при этом не тыкал в них пальцем, не окидывал тоскливым завистливым взглядом, все было настолько просто и естественно, что он начал чувствовать себя иностранцем. Ну не может наш человек быть счастлив, не может и все. Потому что жизнь такая скотская, и люди ничем не лучше. Правительство ворует, чиновники жируют, бизнесмены грабят с притворными улыбками, видя во всем выгоду и «как бы не продешевить». Но эти люди были счастливы. Такое не укладывалось в голове. Он поймал на мысли, что ни разу за годы служения Иерархии в мириадах людской реальности не видел такой, где люди были счастливы. Счастливы просто так, а не при обязательном исполнении предписаний небесной канцелярии, из которой нет-нет, да и попахивало время от времени серой.

- Радость, первый признак свободы и уверенности – кивнул удовлетворенно Брама – с высоты небес удобно говорить с что весь мир лежит во зле, и ничего не делать для изменения. Конечно, кроме людей никто ничего не сделает и не изменит, только зачем при таком раскладе нужна Иерархия и боги, если они не вмешиваются?

- Это не совсем так, иерархия очень много делает для нас.

- Например? Что-то делает на невидимых, незримых уровнях, а мы насколько духовно слепы и тупы, что этого не видим? Очень удобная система управления – поклонятся и воздавать почести за ничего.

- Но я сам много раз участвовал в изменениях реальностей, в изменениях к лучшему.

Официант поднес бокалы с пивом и отпив вслед за смежником он удивился естественному вкусу без спирта.

 - Охотно верю. Да только какой с этого прок простым, еще не развитым ограниченным людям? Вот скажи мне, как вероятник вероятнику: хоть раз, хоть один единственный раз, ваши коррекции под управлением иерархии сделали мир лучше? Вон стоит простой работяга: обыкновенный трудяга, а не офисный воротила, но и он счастлив. Счастлив, потому что уверен в завтрашнем дне, потому что наши изменения и перестройка социума проводилась людьми на земле, а не небесами над нами. При всем уважении, разве живут они тут, наравне с нами принимая все наши тягости, а значит боль, и все прочее?

- Они нам сочувствуют больше, чем мы можем понять.

- Кто бы спорил, я не буду, как говаривал один мой знакомый. Сочувствуют, но не более! Может быть не до той меры, до которой сочувствовал Христос, все-таки воплотившись на земле. Ведь после него к нам не пришел ни один синхр.

- Синхр? А это что еще за… – поднял бровь Стас, с забытым чувством радости и азарта входя в раж спора.

- Так вы что, ничего не знаете? – приоткрыл от удивления рот Брама – Фига се дела, извиняюсь за мой французский.

- Чего не знаем? – залпом выпил пиво Стас судорожно ухватившись за краешек ускользающей мысли.

Брама подойдя к стойке снова бросил купюры, и на этот раз Стас успел рассмотреть рубиновые кремлевские звезды и незнакомый славянский профиль. Смежник посматривал на него, изумленно покачивая головой, словно пребывая в прострации.

- 04 -

Вместо продрязглой зимы за дверями царило лето, обдав духом цветущих лип. Он привычно для вероятника отфильтровал несхожести, но их было так много, что куда проще принимать как есть. Изменения начинались с отсутствия как двигателей торговли, рекламы, таки и бензиновых. Шпили высоток не из серого или окрашенного бетона и лукавого зеркального стекла, а из некого искрящегося вещества. Вместо чахлых полудохлых клумб с кучей окурков и пластиковых бутылок цветники, над головами обтекаемые стрелы машин. Утопия! Невозможная очевидная утопия. В центре подготовки, а затем в оперативном штабе твердили: любая утопия есть вырождающаяся ветвь реальности. Как бы ни так! Вырождающиеся ветви или фантомы-обманки нижних он чуял за версту.

- Ты того, извини, я, наверное, слишком резко передернул к исходному миру, но то, что ты сказал должно быть озвучено.

- Кем? – задрал голову в детской попытке сосчитать количество этажей Стас.

- Консультационным советом. В твоем понимании всемирным советом. Мы и не предполагали, что все так запущено.

К их ногам с шуршанием опустилась сталистая стрела, и при виде эмблемы АвтоВАЗа на двери Стас впал в ступор.

- Садись, позже будешь красотами любоваться. При желании наши тоже могут делать нормальные машины.

Подобных машин он не видел даже в лучистой цивилизации, там обходились телепортацией, используя технику с неохотой, считая костылями сознания. Внутри эргономически продумана: спереди напоминающий самолетный штурвал, голограммный дисплей маршрута и шакала скоростей. Минимумом кнопок и рычагов, максимум комфорта. Плавно поднявшись ввысь глайдер слился с потоком собратьев, чьи движения в воздушном океане напоминали слаженность косяка рыб. Выбив трель на дисплее Брама поднялся выше, давая возможность рассмотреть раскинувшийся город. За время службы он повидал множество мегаполисов: блистающих, утонченных, ажурно воздушных, а этот был какой-то домашний и привычный. Уходившие ввысь шпили напоминали кроны сребристых тополей, чьи верхушки воздушных садов задевали облака. Удивительным образом был знаком, он не чувствовал себя чужим и одиноким, присмотревшись с изумлением узнал Киев, с которого собственно и началась история знакомства с иерархией. Рядом с высотными иглами соседствовали почтенные древние хрущевки, престарелые родители в окружении возросших возмужавших сыновей. Промелькнули уютные зеленые дворики, вязь набережной, маковки лавры, протянувшиеся через русло Днепра паутинки мостов. На левобережке, спускаясь к самой реке, начинался лес, из дремучей чащобы которого уходили ввысь соцветья орбитальных лифтов. Выскользнув из воздушного косяка, глайдер набирая скорость устремился в самую чащобу и вскоре стал виден отливающий синевой шпиль в обрамлении множества корпусов.

Брама спрыгнул на траву, довольный произведенным на гостя впечатлением. Стас шагнул следом, рассматривая парк из которого раздавались переливчатые птичьи трели и тянуло желанной прохладой. Глайдер описал над ними широкую дугу и взял обратный курс. Брама осмотрительно рассматривался по сторонам и увидев написанный на лице вопрос пояснил:

- Привычка. На асфальте аномалий не видно, а трава колышется и все как на ладони. Ты это, шевели ногами, а то смотритель спрашивать не будет, засветит держаком по спине, чтоб знали, стервецы, как клумбы топтать.

И точно, едва успели они убраться из виду, стараясь не наступать диковинные огненные лепестки, как словно из-под земли явилась дородная тетка, неся закинутую на плечо сапу, и подозрительно прищурилась:

- Опять клумбы истоптал, ирод? Места тебе мало, вот я сейчас…

- Баб Люсь, оно само, ей Богу само. Рефлекс. Ну?

- Будет тебе рефлекс, как потяну посереди спины держаком!

- Баб Люсь не срамите перед гостем. Гость у нас непростой, а иномирный, к самому Семецкому.

Та измерила Стаса взглядом, а потом погрозила Браме, вплетая в русскую речь суржик.

- Ну, иди уже, но если поймаю на клумбах, у тебя еще один рефлекс образуется - от сапы через всеньки плечи!

Брама состроил виноватое лицо и бочком обошел бойкую смотрительницу, стараясь не поворачиваться к ней спиной.

- Вижу, второй рефлекс уже имеется – съехидничал Стас – уж больно почтиво ты смотрел.

- И не говори, до сих пор чешется, зараза. Не больно, но обидно. Попало как школяру за курево.

Стас засмеялся. Это отражение ему определенно нравилось своей человечностью и мягкостью. Снова поймал себя на мысли, что среди всевозможных утопий ни разу не видел коммунизма. Многое видел. Сытый, разжиревший благополучный капитал, с изысканными небоскребами для богатых и концентрационные зоны для прочих, но для всех - затянутое смогом небо. Мертвые радиоактивные пепелища с горстками выживших, ведущих отчаянную войну за выживание. Миры без людей, опустошенные и безжизненные, которые система списывала как несостоявшиеся, бесстрастно стирая из ткани реальности.

- И что, так везде?

- Конечно, а как иначе? Сам увидишь. Был у меня похожий на тебя субъект, капитан ВМФ США Мак-Грегор. Тоже косился, высматривал, чтобы закричать: «вранье, обман». Потом свыкся. Оно понятно, чтобы из капиталистического мировоззрения перестроится на иное, надо прожить и переболеть на своей шкуре, хлебнуть до донышка, а уж потом высказывать мнение.

- И что, где он теперь?

- Да кто его знает, галактика велика, а у синхров дел по горло.

- Ты во второй раз о них упоминаешь, а затем отводишь разговор в сторону.

- Не хватает слов. Пива попить, лясы поточить, встречая приезжих это да, ко мне. А вот с разговорами к Семецкому. Кроме меня он сейчас единственный синхр на Земле, остальные разлетелись. Кто на Альфу, кто по вероятностям.