Владимир Савченко - Новое оружие Страница 4

Ф р е н к. Легко сказать «действуй». Легко сказать, Теория Надежности. Развитием наук движут не мечты, а факты. Фактов же нет. Нет данных, как стабилизировать ядра... Черт побери, если бы на эту проблему бросить столько денег и сил, сколько ушло на создание ядерного оружия – нашли бы и факты, и теории, и способы. Все получилось бы. Но – кто бросит деньги? Кому это нужно? У тебя много денег, Ил?

С т е п а н ы ч е в. Увы... (Разводит руками.)

Ф р е н к. У меня тоже «увы»!

Затемнение справа. Освещается комната Шардецкого.

Ш а р д е ц к и й (возвращает листки Макарову). Занятно. Так что же?

М а к а р о в. Я вспомнил ваш доклад о далеких перспективах в исследовании ядра. Вы ведь о том же говорили, Иван Иванович?

Ш а р д е ц к и й. Ну, говорил, говорил... Что я говорил? Я больше толковал о нерешенных проблемах, чем о перспективах. Устойчивость и неустойчивость атомных ядер – действительно большая проблема. До сих пор понять не можем: почему в куске урана в данный момент одни атомы распадаются, а другие – нет? Почему именно эти, а не те? Многие считают, что это в принципе невозможно понять. А управление стабильностью ядер?.. О, это настолько далекая перспектива, что и думать не хочется. Решительно не понимаю, чем вас взволновал этот разговор, Олег Викторович?

М а к а р о в. Да, собственно, тем, что аспиранта Степанычева в 24 часа выдворили из Штатов.

Ш а р д е ц к и й. Гм... тоже верно. Это действительно Непонятно. Голдвин давно отошел от ядерных бомб, занимается с немногими сотрудниками академической проблемой нейтрино. «Замаливает грехи», как он выразился при встрече со мной на конференции в Женеве. Чего же власти переполошились?

М а к а р о в. Может, не такая это и далекая перспектива, Иван Иванович? Может, американцы этим уже занимаются?

Ш a p д е ц к и й. И наш аспирант нечаянно прикоснулся к тайне? Гм... все это, знаете ли, слишком уж как-то... детективно. А может, и просто с перепугу выслали, сдуру? Известное дело: полиция.

М а к а р о в. Возможно. А если нет? Понимаете, что может значить, если американцы сейчас развивают такую работу?

Ш а р д е ц к и й. Все может значить, тоже верно... И такие работы может вести именно Голдвин с сотрудниками. С применением нейтрино.

М а к а р о в. Одним словом, Иван Иванович, требуется ваше мнение по существу дела. Допускаете ли вы, что американцы ведут работу по управлению стабильностью ядер и что они заподозрили аспиранта Степанычева в шпионаже?

Ш а р д е ц к и й. Э-э, Олег Викторович, вы требуете от меня слишком многого. Я – специалист, эксперт. Знаете, как в судопроизводстве: эксперт не уличает убийцу а лишь устанавливает причину смерти. Остальное – дело следователей и суда... Могу высказать лишь мнение учено го, не более. Мнение это такое (переходит на профессорский тон): наличие в природе процесса стабилизации атомных ядер в принципе не противоречит нашим знаниям о ядре – но и только. Сам этот процесс мы не знаем, не наблюдали, сведений о нем в мировой литературе пет. Чтобы перейти к практическим исследованиям по управлению стабильностью ядер, надо иметь на руках либо экспериментальное открытие самого процесса, либо теорию строения материи, на порядок более глубокую, чем нынешняя. А лучше бы – и то, и другое вместе. Могу сказать, какая требуется теория. Она должна, например, объяснить, почему элементарные частицы имеют именно такие, а не иные значения масс и электрических зарядов. Должна предсказать, какой именно атом радиоактивного веществу и в какое именно время распадается... Понимаете? Такой теории нет. И открытия тоже нет.

М а к а р о в. А если американцы утаили его?

Ш а р д е ц к и й. Гм... Олег Викторович, мы опять уклоняемся в детективную сторону. Повторяю, я не знаю такого открытия. Если они его сделали, то и мы сделаем. Сейчас ядро исследуют десятки тысяч физиков, и на долю фатального случая остается очень немного – открытия предрешаются всем ходом развития науки... Короче говоря, Олег Викторович: министерство желает запланировать нам такую работу?

М а к а р о в. Да как вам сказать...

Ш а р д е ц к и й. Что ж – мы можем заняться этой проблемой в плане исследования возможности, без гарантированного выхода в практику. Работа будет стоить... да, пожалуй, миллионов пятьдесят. С меньшими деньгами за это дело не стоит и браться. Согласны?

М а к а р о в. Ну... о чем вы говорите, Иван Иванович! Кто ж это вам даст пятьдесят миллионов на исследование возможности! А если это (показывает на бумаги) все-таки недоразумение – и у вас ничего не выйдет? Спросят: куда смотрели, на что деньги тратили? С меня спросят, не с вас.

Ш a p д е ц к и й. А-а! Вот такие вы все и есть. Вам вынь да положь, что за границей уже сделали. Тогда и деньги найдутся, и площади, и оборудование: догоняй, Шардецкий!

М а к а р о в. Так ведь очень уж вы неопределенное заключение даете, Иван Иванович. Не под пятьдесят миллионов.

Ш а р д е ц к и й. Иного дать не могу. Наука не позволяет.

М а к а р о в. Да... Стало быть, серьезных оснований считать, что американцы ведут такую работу, пока нет?

Ш а р д е ц к и й. Надо подождать, Олег Викторович. Если они ее ведут – это в чем-нибудь да проявится. А пока действительно что-либо предпринимать рановато.

М а к а р о в. Так-то оно так... Но почему же они его выслали?..

Затемнение слева. Освещается правая часть. Уже знакомый нам кабинет Клинчера в Управления разведки. В креслах у стола: К л и н ч е р , сенатор X е н и ш и Ф р е н к. Слушают запись.

Г о л о с С т е п а н ы ч е в а. ...Есть намек.

Г о л о с Ф р е н к а. Какой?

Г о л о с С т е п а н ы ч е в а. Законы распада атомных ядер и законы отказов элементов электронных машин математически одинаковы. Вот смотри... Тебе это ни о чем не говорит?

К л и н ч е р. Ну, итак далее... (Выключает магнитофон.)

Ф р е н к. Скажите, полковник, а нельзя ли, чтобы в перечнице, кроме микрофона, был еще и перец?

К л и н ч е р (добродушно). До этого техника пока не дошла: или – или... Я пригласил вас вот зачем, доктор Гарди. Мне, неспециалисту, трудно судить о научном содержании ваших бесед с этим русским...

Ф р е н к. Кто – русский? Ил?

К л и н ч е р. Как – он вам не сказал, что он советский подданный и коммунист? (Многозначительно переглядывается с Хенишем.) Что ж, это еще более усугубляет... Да, мистер Гарди, ваш знакомец Ил – Илья Андреевич Степэнтчэйв – о, эти русские имена! Он направлен в Штаты якобы на стажировку. В ваших беседах с ним меня, как контрразведчика, насторожило вот что. Понимаете ли, есть старый, но верный шпионский прием: высказывать собеседнику ложные соображения с тем, чтобы тот опроверг их истинными сведениями. Сказал бы: не так – а вот так. А?

Ф р е н к. Не хотите же вы сказать, что Ил – шпион? Неужели такие, как он, бывают шпионами?

К л и н ч е р (улыбается). А какие? С поднятым воротником и в дымчатых очках, как в комиксах? Именно такие они и бывают: простые, обаятельные, умные люди... Так вот, этот прием прямо чувствуется в его словах. Он будто наводил вас на одну и ту же тему разговора, а:

Ф р е н к. Но... разве я выдал какую-то тайну?

К л и н ч е р. Все зависит от того, что он хотел узнать, мистер Гарди. У меня сложилось впечатление, что этот Степэнтчэйв пытался выведать кое-что о какой-то новой работе в области ядерного оружия. Ну, скажем, по этой... по стабилизации атомных ядер.

Ф р е н к. Я ничего не знаю о такой работе.

К л и н ч е р. Что ж, может быть, именно это ему и требовалось узнать: что мы не ведем таких работ.

Ф р е н к. Но... почему именно у меня? Я занимаюсь нейтрино.

К л и н ч е р. Будем говорить прямо, доктор Гарди. Очень важно точно установить: действительно ли разговор этого русского с вами носит разведывательный характер? Если да, то мы извлечем из этого обстоятельства даже большую тайну, чем хотят получить от нас коммунисты: что они ведут такую работу в области стабилизации ядер и заслали к нам агента, чтобы выяснить, как обстоят дела у нас. И мы даже сможем определить, в каком направлении они развивают такую работу. Если нет – развейте наши подозрения, и дело не получит дальнейшего хода.

Ф р е н к. Вот оно что... Нейтрино. (Задумчиво барабанит пальцами по подбородку.) Конечно же, нейтрино! Ах, черт, как мне это раньше в голову не пришло. Вполне возможно...

К л и н ч е р. Итак, вы считаете?..

Ф р е н к. Минутку, полковник, мне надо хорошенько подумать, вспомнить...

К л и н ч е р. Да-да, припомните хорошенько, как вел себя этот стажер. Магнитная запись фиксирует далеко не все.

Ф р е н к. Далеко не все, вы правы... Скажите, а Ил... этот русский – он будет арестован?

К л и н ч е р. Если вы дадите нам прямые улики – разумеется.

Ф р е н к. Прямых улик я дать не могу. Но и развеять ваши подозрения, полковник, тоже не могу. Я еще раз перебрал в памяти наш последний разговор... Похоже, что он действительно хотел у меня что-то выведать. Было в его поведении что-то такое... Ну, вот если бы в перечнице, кроме микрофона, был и киноаппарат, это удалось бы заснять.