И аз воздам - Святослав Владимирович Логинов Страница 4

— Звать-то тебя как? — ни с того, ни с сего спросил Антонин, не привыкший интересоваться именами обслуги.

— А никак. Ты меня при жизни не знал, имени не помнишь, вот и нет у меня его.

Безымянная подавальщица готова была исчезнуть за дверью, когда Антонин спохватился:

— Много тут таких как я, приговорённых?

— Вот этого не скажу. Информация для служебного пользования.

При жизни своей подавальщица и слов таких не знала.

Не хотелось выходить на свалку, но ещё больше не хотелось лишние сутки сидеть в одиночном сарае. Антонин нацепил дворницкий фартук, натянул рукавицы и отправился на принудительные работы.

Бродил наугад по рукотворным холмам, волоча за собой мешок для макулатуры и второй для пластиковых бутылок — этого добра встречалось больше всего. Пакет для пивных банок Антонин подвязал к поясу. Издевательские сорок копеек не прельщали его, но на эти копейки можно было купить соли, без которой наступил бы полный капут. Во что превратился новый дорогой костюм, Антонин старался не думать.

Три раза он относил раздувшиеся мешки к контейнерам и разок прошёлся по мусорным вершинам, куда отшвыривал железо-консервные банки из-под отомаченной рыбы, а также стекло — бутылки винные и из-под импортных напитков и косметики.

Оказалось, что за работой время ползёт малость шустрей, чем при полном безделье. Вернувшись в очередной раз к контейнерам, Антонин увидал знакомую раздатчицу, с её вечным бидоном.

— Питаться садись! — скомандовала она, шлёпнув в миску порцию бурой массы.

— Что это? — уныло вопросил Антонин.

— Еда.

— Я понимаю. Но завтрак был перед работой, обед — после работы. А это что? И чем тут кормят?

— Перекус. Давай хряпай и не рассуждай.

— Ложку забыл.

— Я тебя предупреждала. Запасной у меня нет. Чавкай по-собачьи, прямо из миски.

Антонин опасливо понюхал предложенное угощение. После помойного благоухания обоняние полностью отказало; с тем же успехом можно было нюхать человечий кал, благо, что цвет и консистенция были подходящими.

— Не… пусть этим кто другой перекусывает, а я не буду.

— Не хочешь — как хочешь. Была бы честь предложена.

Оставшись один, Антонин добыл из кармана сэкономленный от завтрака ломтик хлеба, сжевал его, запивая водой из чайника.

После перекусика захотелось устроить перекур. Антонин уселся было на топчан, но тут же вскочил. Вот возьмут неведомые учётчики, придерутся к перекуру и не засчитают рабочий день. Но главное сейчас — соль. Сколько пивных банок надо найти, чтобы купить пачку соли? Банка — сорок копеек, а соль почём? В прежней жизни в голову не могло прийти интересоваться ценой на такие продукты.

Круг за кругом от помоечного Монблана к свалочному Эвересту. Смятые газеты, обёрточная бумага, разодранные коробки… В другой мешок — полторашки от пива, подсолнечное масло, молоко и всевозможные колы… И баночки, которые всегда считал жестяными и небрежным щелчком отправлял в канаву, а они оказывается, сварганены из пищевого алюминия, каждая стоит сорок копеек, на которые дозволяется купить щепоть соли.

Среди мелкого сора ярко выделяется тонкая дамская сигарета с золотым ободком. Фильтр слегка измазан глянцевой помадой светло-кораллового оттенка, а скурено — всего-ничего. Малолетки путяжницы не курят таких сигарет и не мажутся такой помадой. Антонин не выдержал, подобрал находку, испомаженный фильтр оторвал и кинул обратно, откуда взял, защёлкал одной из найденных зажигалок. Глубоко затянулся, спалив разом чуть не полсигареты.

А что? Жить можно. Ещё бы соли на обед выработать.

— Обеда-ать!.. — донёсся крик.

Надо же… Куда только время девалось?

Бегом донёс последние мешки. Чайника на рабочем месте уже не было. Подавальщица ждала возле камеры. Хотя, какая это камера? Каморка, так будет вернее.

— Что, болезный, наработался? Сегодня суп-горох, овощное рагу, гуляш и компот.

— Гуляш по коридору, — подхватил Антонин. — А на компот опять не заработал?

— Всё заработал, и гуляш по коридору, и битки палками по пяткам. Ты сегодня молодцом. Руки мыть будешь? Тогда мыло покупай.

— Мне бы соли.

— Будет тебе соль, она копейки стоит. И мыло тоже. Налетай, подешевело! А то явился свинья свиньёй, смотреть страшно.

Подавальщица расстелила на столе обрывок газеты и высыпала на неё горстку крупной серой соли. К бачку на другом клочке газеты придвинула большой обмылок.

— Давай, грязнуля, умывайся, а то ты насквозь здешними ароматами провонял.

— Что ещё можно на банки купить? — спросил Антонин, намыливая чёрные руки.

— Ещё сахар к чаю. Но он дорогой, у тебя и на полкуска не хватит.

— Обойдусь. Я и дома чай с сахаром не пил.

— Правильно. Тебе тут без многого обходиться придётся. И воду экономь. Её раз в сутки наливают, она в бачке и на мытьё, и на питьё.

Слегка отскоблив руки и плеснув на лицо, Антонин принялся за суп-горох, в котором горошина за горошиной гонялась. Затем он умял овощное рагу, состоявшее из грубо нашинкованной моркови. Гуляша он, честно говоря, не заметил. Вроде были какие-то жилки в коричневом, на этот раз, соусе, но гуляшом их называть не хотелось. Под конец выхлебал компот, о котором можно было сказать, что если бы не название, то никто бы не догадался, что этот напиток является компотом.

Счастливы живущие, что мастера, готовившие подобные обеды, почти повсеместно канули в Лету и работают исключительно на просторах Большой помойки.

Об ужине Антонин не спрашивал, понимая, что всё равно не дадут. Три раза в день жрачку приносили — и довольно. Это в тюрьме ужин полагается, а тут не тюрьма, а принудительный труд.

Пусть училкины клевреты выдумывают чёрт знает что, Антонину греет душу мысль, что в кармане бывшего парадного пиджака, в котором полагалось приходить на службу, заначено с десяток хабариков, да не абы каких, а почти не скуренных, считай, с целую сигарету размером. Это трудяги смолят окурок до самого фильтра, а праздные хлыщи закуривают и тут же бросают сигарету. Пока они не перевелись, то и мы тут живём.

Спать Антонин улёгся по-человечески: не на одеяло, а под него. Крысы шебуршат под полом, но разносчица сказала, что сюда они не влезут. Крысы, как и всё здесь, дохлые, а моя сараюшка — кусочек живого мира. На следующий день с утра была миска ячневой каши, в которой плавился кусочек масла, а вдобавок к каше полный чайник горячего чая. Раздатчица не соврала, чай был не сфальсифицирован, хотя и не особо крепкий.

С чайником в руках и окурком, прилипшим к губе, Антонин отправился исполнять святые труды. Там он выяснил, что если не просто ковыряться в мусоре, а обрушивать крутой склон, то обнаруживаются настоящие залежи банок, бутылок и крафт-бумаги. Для обрушивания как нельзя