Александра Седых - Башня континуума Страница 42

Даймс выглядел слегка ошеломленным.

— Мальчик, я слышал о Дабл-Ви-симуляции. Ты же понимаешь, что это было ненастоящее?

— Да. Ненастоящее. Это был сон. Чудесный сон.

— Ну, что ж, — только и сказал Даймс, — уверен, вы с Хацуми прекрасно поладите. Мой старый добрый друг и товарищ Бенджамин тоже всегда был уверен, что жизнь — это просто сон. Чудесный сон.

— Кто? — переспросил Дэниэл.

Признаться, выслушал он Даймса с сомнением. Ему совсем не улыбалось ехать на Луизитанию и знакомиться с каким-то там Хацуми. Но и оставаться в Коммуне Дэниэл тоже больше не мог. Он получил свою порцию впечатлений и острых ощущений, и мысль остаться в этом царстве грез навсегда уже не казалась ему настолько упоительной и манящей, как тогда, когда он впервые широко распахнутыми глазами рассматривал узенькие средневековые улочки и луддитов в их причудливых льняных домотканых одеяниях.

— Допустим, я и поеду, а что мне придется делать.

— Просто передашь Бенджамину от меня посылку и письмо. Если тебе понадобится работа или жилье, Бенджамин это устроит. Но постарайся быть с ним чуточку повежливее. Хацуми не в себе. Не знаю, то ли это психическое расстройство, то ли следствие многолетнего злоупотребления вырубонами, но у него неполадки с головой.

— Что вы имеете в виду? — спросил Дэниэл любознательно.

— Знаешь, как бывает, когда маленькие дети ломают вещи, просто чтобы посмотреть, как они устроены. Так вот, Хацуми проделывает это с людьми… и прочими живыми существами.

Если тут и имелась правда, то состояла она в том, что Хацуми управлялся со своим бизнесом с выдающейся жесткостью. Он был редкостным садистом, в каковой факт верилось с невероятным трудом при виде его вечно улыбающегося, толстого, благодушного лица. Сейчас, когда Хацуми убирал остатки завтрака и мыл посуду, в своей цветастой рубашке и с руками по локоть в мыльной пене он и вовсе выглядел добрым дядюшкой, беседующим с милым племянником.

— Нет электричества, — повторял он уже в сотый раз, умирая со смеху, — электричества! И водопровода! И горячего кофе!

— Многого другого в Коммуне тоже нет, — сказал Дэниэл довольно резко.

— Да? Например?

— Миллиона каналов Три-Ви, и все лгут. Продажных политиканов. Жадных дельцов. Орущих паяцев и фигляров, гипнотизирующих толпы жирных обывателей на потеху карманным диктаторам и великим Цезарям. Профессиональных вымогателей в рясах с их лицемерными сказками об Иисусе и райском блаженстве. Вот чего там нет… этой фальши, этой дряни, этой раскрашенной пустоты… этой шелухи.

Хацуми посерьезнел и погрозил Дэниэлу толстым пальцем.

— Не перегибай палку, малыш. Шелуха! Прости, но то, что ты так смело называешь шелухой — это и есть человеческая цивилизация. Как ни крути, но лишь вырубоны, политики и электричество отделяют нас от падения в бездну первобытной дикости…

За окнами, прервав оду цивилизации, громко заголосили сектанты, подпевая храмовым динамикам, из которых лилась какая-то бойкая мелодия. Дэниэл злобно оскалился.

— Бездна первобытной дикости, говоришь? Цивилизация, говоришь? Электричество? Дайте мне дубину, и я переверну землю.

— Допустим, я погорячился, — был вынужден признать Хацуми, — но скажи мне: если тебе было в Коммуне так хорошо, что же ты ушел оттуда? Сколько ты там прожил? Полгода?

— Больше. Почти год.

— Да-да. А потом тебе стало смертельно скучно, и ты свалил. Ну, может быть, это был интересный опыт для молодого, зеленого, здорового сопляка, но я уже слишком стар и толст для подобных экспериментов. А Даймс… ну, что я могу сказать? Даймс всегда был странным. Грязный, волосатый, выживший из ума хиппи.

— Хиппи?

— О, да. Жили в далекую старину парни вроде этих самых луддитов. Отращивали волосы, селились общинами, жрали галлюциногенные грибочки, проповедовали мир, братскую любовь и свободный секс. Эти человеческие отбросы считали себя бунтарями. Считали, что борются с гнилой и продажной системой, поворачиваясь к ней спиной и показывая ей волосатый и немытый зад. Только система брезгливо сморщила нос и дала им под зад пинка. И поделом. Пойми, малыш. Такие люди во все времена — генетический мусор, отпетые неудачники, аутсайдеры, отщепенцы. Тот же Даймс. Он наивно уверен, что это он дал жизни пинка, но нет — это жизнь его хорошенько попинала, а следом и выбросила за ненадобностью на помойку. Конечно, тебе было не место среди этих недоумков. Впрочем, я признателен Грегори за то, что он познакомил нас. Ты паренек бойкий, толковый, далеко пойдешь. Припомни великие дела, что мы с тобой провернули. А сколько хорошего нас ждет впереди!

Вопли за окнами стихли, похоже, сектантская служба подошла к концу. Дэниэл встал, подошел к окну, распахнул его настежь. В самом деле, сектанты выходили из храма и разбредались кто куда причудливыми, разодетыми в бахромчато-белое, группками.

— Эй, вы, — заорал Дэниэл, перевесившись через подоконник, — вы! Братья и сестры! Паршивые ублюдки! Послушайте меня! Послушайте, что я вам скажу!

Бахромчатые сектанты остановились и поглядели на него, запрокинув головы.

— Да, вы, внемлите. Ваш пророк, которого вы называете Королем…

— Дэнни, — негромко сказал Хацуми, — не надо.

— Ваш жирный тупой пророк умер! — заорал Дэниэл. — Он давным-давно сгнил! Он никогда не вернется! Никогда! Никогда! Идите домой! Домой!

Сектантам пришлось очень не по душе его выступление. Они зашушукались, закричали, засвистели и принялись швыряться в Дэниэла, чем под руку подвернется. В ход пошли камни, палки, Священные Гамбургеры. Один из камней, пущенный меткой рукой, попал Дэниэлу прямо в висок, заставив его пошатнуться. Хацуми выругался, принес из соседней комнаты лучевую винтовку, отодвинул Дэниэла от окна и несколько раз выстрелил в воздух. Это произвело на сектантов куда более действенное впечатление, чем душеспасительные проповеди. Побросав булыжники и палки, они принялись разбегаться кто куда, как цирковые крысы.

— Так-то лучше, — сказал Хацуми, — Дэнни… эй? В чем дело? Тебе больно?

Дэниэл не слышал его. Он застыл, оцепенев. От случайного удара словно что-то щелкнуло у него в голове, мозаика сложилась, и все встало на свои места. Он подумал о доме и о том, что там что-то случилось. Он не знал, что именно, но вдруг понял, очень ясно, что его странствиям пришел конец. Наступила пора возвращаться домой.

«И платить по счетам», — всплыла в его голове странная, но очень ясная мысль.

Да, и платить по счетам, что бы это ни значило.

— Домой, — сказал Дэниэл.

— Что?

— Дом. Мне надо домой.

Тем же вечером Дэниэл уволился из казино, собрал вещи, добрался до Четырнадцатого Луизитанского Федерального Би-порта, отправился к билетным кассам и приобрел билет эконом-класса до Форта Сибирь. До следующего рейса оставался еще час. Дэниэл успел перекусить, приобрести кое-какие безделушки в качестве сувениров и проглотить на дорожку парочку вырубонов. Скачки всегда производили неблагоприятное воздействие на его желудок и вестибулярный аппарат, вызывая нечто вроде морской болезни, хотя он знал, что неприятные ощущения от Скачков — явление субъективное, некий животный атавизм.

— Как насчет того, чтобы малость поразвлечься, ангел мой? — обратился к ней Дэниэл после четвертого стаканчика спиртного.

От вырубонов стало полегче, но не настолько, чтобы Дэниэл отказался от спиртного, которое разносила пассажирам, точно сестра милосердия — корпию, белокурая, пышнобедрая, округлозадая Би-десса в стандартной униформе «Государственных Би-магистралей».

Она окинула его благосклонным взглядом. Дэниэл развязно положил ей ладонь на бедро, и широко улыбнулся, обнажив крепкие, сахарной белизны зубы.

— Через двадцать минут я освобожусь, красавчик.

Она освободилась и доставила ему несколько приятных минут за закрытыми дверьми крошечной пластиковой уборной. Когда он проделал необходимые прорехи в ее красивой униформе, их обоих чуть тряхануло, и на мгновение все кругом окрасилось в бешено-пылающий ярко-алый цвет, но не от их страсти. Это Би-яхта совершила Скачок.

— Не дергайся, все путем, красавчик. Просто Скачок.

— Да знаю, только никак не могу привыкнуть к этому… черт!

— Я и сама первое время каждый раз дергалась и вздрагивала, а потом притерпелась. Пять лет уже работаю, четыре рейса в неделю получается.

— Не страшно?

— Ты о чем?

— Летучие голландцы.

— Что? Ты про те дурацкие истории о машинистах Би-ячеек, которые проливают кофе на клавиатуры, а потом бесследно пропадают Би-яхты? Все это выдумки. Ох, такие страсти напридумывают… Будто Би-яхты проваливаются в прошлое или в будущее, или рассеиваются на элементарные частицы, или же возвращаются в Би-порты в целости и сохранности, но без пассажиров…