Энтони Берджесс - Вожделеющее семя Страница 43

Британская Армия, которая была создана на скорую руку в прошлом году, теперь передавала свои функции поддержания общественного порядка рассудительным «бобби» в синей униформе. Армия эта была самой обыкновенной пехотой с минимальной поддержкой технических родов войск. На страницах журналов и в кинохронике можно было видеть солдатиков, поднимающихся по трапам военных транспортов. Одних, как говорили, отправляли на острова Аннекс для тренировки, других — для выполнения полицейских обязанностей в бунтующих буферных зонах. Перед камерами солдатики поднимали большие пальцы рук вверх и, открывая в улыбке рты, заполненные зубами лишь частично, демонстрировали подлинное британское мужество и оптимизм.

Беатриса-Джоанна почти убедила себя в том, что она уверена в одном: сидя как-то вечером перед стереотелевизором в этой самой квартире, она увидела в крупно поданном затемненном заднем плане веселого и тянущего вверх палец «томми» с очень знакомым лицом.

— Бред! — конечно же, сказал Дерек, казавшийся выше в своем лиловом халате. — Если бы Тристрам был в армии, его имя значилось бы в списках личного состава. Ты иногда забываешь, что я его брат и у меня есть определенные обязанности. Я запрашивал Управление кадров Армии — им ничего не известно. Я уже говорил раньше и повторяю сейчас: милосерднее всего думать, что Тристрам давно мертв и давно съеден!

И тем не менее…

Беатриса-Джоанна нажала кнопку электрического зуммера на стенной панели со множеством кнопок и выключателей. Почти сейчас же, порывисто кланяясь, бесшумно появилась веселая — такая же, как и тот «томми», — коричневая девушка, одетая в черное, из искусственного шелка, платье прислуги. Она была прелестным маленьким сплавом рас по имени Джейн.

— Джейн, приготовь детей к дневной прогулке, — приказала Беатриса-Джоанна.

— Да-да, мадам, — ответила Джейн и покатила по ковру цвета морской волны детский манежик, в котором прыгали близнецы, строя им рожицы и хихикая.

Беатриса-Джоанна прошла в свой будуар, чтобы подготовить к дневной прогулке себя. На туалетном столике, в аккуратном порядке, стояли кремы и мази в таком количестве, которого хватило бы на целую аптеку; встроенные платяные шкафы были полны платьев и костюмов. У Беатрисы-Джоанны были слуги, дети, преуспевающий псевдомуж (Заместитель Министра по координации в Министерстве плодовитости, который, говорят, скоро будет Министром), у нее было все, что могла дать любовь и что можно было купить за деньги. Но она не считала себя по-настоящему счастливой. Время от времени в каком-то тайном уголке ее сознания начинал крутиться фильм с дрожащими размытыми кадрами, которые, один за другим, восстанавливали в памяти прошлое. Дерек часто называл ее «цветочком». Раньше так называл Беатрису-Джоанну Тристрам. Будь она в самом деле цветком, она бы принадлежала к классу Diandria — двухтычинковых. Ей нужны были двое мужчин, ее жизнь должна быть приправлена неверностью.

Беатриса-Джоанна открыла резную шкатулку из камфорного дерева и вынула оттуда письмо, которое написала накануне. От бумаги исходил приятный смешанный аромат камфорного и сандалового дерева. Она перечитала письмо семь или восемь раз, прежде чем твердо решила, что пошлет его. Беатриса— Джоанна писала следующее: «Дорогой мой, дорогой мой Тристрам! В этом сумасшедшем мире произошли такие изменения, так много разных событий случилось с тех пор, как мы расстались так несчастливо, что я даже сказать ничего толком не могу, кроме того, что я без тебя скучаю, что я тебя люблю и очень хочу быть с тобой. Я сейчас живу с Дереком, но не нужно думать обо мне плохо из-за этого: должна же я иметь хоть какой-то дом, где бы я могла растить двух твоих сыновей. Да, я искренне верю, что они твои. Возможно, ты уже пробовал писать мне — а я твердо верю, так оно и было, — возможно, что ты пытался найти меня, но я знаю, как трудна сейчас жизнь. Твой брат очень добр ко мне, и я полагаю, что он по-настоящему любит меня, но я не думаю, чтобы хоть одно письмо, написанное тобой мне и посланное через него, когда— нибудь дошло до меня. Ему приходится думать о своей драгоценной карьере. „У человека с детьми больше шансов получить пост Министра плодовитости, чем у человека бездетного“ — так он говорит. Ты помнишь, наверное, что, когда мы были вместе, я каждый день гуляла у моря, неподалеку от Здания Правительства. Я и теперь там гуляю вместе с сыночками (я катаю их в коляске) с трех до четырех. Глядя на море, я теперь каждый день молюсь, чтобы оно мне тебя вернуло. Вот на что я надеюсь. Я люблю тебя, и если я когда-нибудь причинила тебе боль, прости меня. Вернись, вернись к вечно любящей тебя Битти».

Беатриса-Джоанна сложила письмо и поместила его в конверт из хорошей бумаги, от которого исходил едва уловимый запах духов. Потом она взяла свою изящную авторучку и твердым мужским почерком написала адрес: «Тристраму Фоксу; эсквайру, бакалавру искусств, Британская Армия». Она посылала письмо наудачу; как бы там ни было, это единственный выход. Что касается списков армейского Управления кадров, то или Дерек был исключительно влиятелен, или же был жутким лжецом… После того как Беатриса-Джоанна увидела по телевизору ту кинохронику, она, однажды днем, сама позвонила в военное Министерство (домашние телефоны имели выход на коммутатор Министерства) и, после бесконечного отфутболивания из отдела в отдел, услышала наконец тихий голос с шотландским акцентом, обладатель которого признался, что он действительно из Управления кадров, и холодно объяснил, что частным лицам сведения о местах расположения воинских частей не сообщаются. Что-то у них там связано с безопасностью. Беатриса-Джоанна сказала, что, во-первых, ее не интересуют такие сложные вещи, как сведения о местах расположения частей, а то, чем она интересуется, носит более общий, онтологический характер.

На другом конце провода послышался жесткий щелчок. Дерек вернулся домой в шесть и, улыбаясь, спросил, зачем она звонила в Управление кадров. Неужели она не верит ему, ее фактическому мужу, неужели она ему не верит?

В том-то и дело, что Беатриса-Джоанна не верила Дереку: можно простить ложь и ненадежность любовнику, но не мужу, хотя бы и псевдомужу. Однако этого она ему не сказала. В любви тем не менее Дерек не был особенно щепетилен, и это льстило. Она предпочитала в любовнике любовь именно такого сорта.

Итак, Беатриса-Джоанна вышла с коляской, в которой сидели близнецы, на залитую зимним солнцем набережную у моря. Одетая в черное няня кудахтала и широко улыбалась двум пускавшим пузыри маленьким человечкам в теплых шерстяных костюмчиках.

Беатриса-Джоанна опустила письмо в заляпанный птичьим пометом почтовый ящик. Это было все равно, как если бы она положила письмо в бутылку и бросила ее в море, поручив доставку этому великому, но отнюдь не пунктуальному почтальону.

Глава 2

— Сэ-эрр! — прорычал батальонный старшина Бекха-уз, устрашающе выпятив челюсть.

— 7388026, сержант Фокс Т. Сэ-эрр! — отрапортовал Тристрам, прошкандыбав псевдостроевым шагом и без изящества отдав честь.

Сидевший за столом подполковник Уильяме поднял на него печальные глаза. Стоявший за его спиной смуглый адъютант страдальчески поморщился.

— Сержант Фокс, так? — переспросил подполковник Уильяме.

Подполковник был усталым красивым седеющим мужчиной, на носу у которого в данный момент были нацеплены некрасивые очки для чтения. Аура старого служаки, исходившая от него, была, конечно, иллюзией: все солдаты этой новой армии были «салажатами». Но подполковник Уильяме, как и все старшие офицеры, все же пришел из той старой либеральной полиции, почти полностью вытесненной «серыми», где служил просвещенным начальником Специальной Службы.

— Фокс. Пишется так же, как фамилия автора «Книги мучеников», я вижу.

— Да, сэр.

— Итак, — начал подполковник Уильяме, — речь пойдет о вашей деятельности в качестве сержанта-инструктора.

— Да, сэр.

— Ваши обязанности, мне кажется, достаточно просты. Согласно отзывам сержанта-инструктора Бартлета, вы исполняете их должным образом. Хорошо поработали в классе для неграмотных, например. Кроме того, преподавали элементарную арифметику, учили личный состав писать рапорты, пользоваться телефоном, а также преподавали военную географию и освещали текущие события.

— Да, сэр.

— Вот эти-то «текущие события» и вызывают беспокойство. Правильно, Уиллоуби?

Подполковник взглянул на своего адъютанта, который ковырял в носу. Прервав свое занятие, тот с готовностью кивнул.

— Итак, давайте разберемся. Вы, говорят, затевали какие-то дебаты с рядовыми? Что-то вроде того, «кто есть враг?» или «за что мы воюем?». И вы это признаете, я так понимаю.

— Да, сэр. По моему мнению, люди имеют полное право обсуждать, почему они в армии и что…