Александра Седых - Башня континуума Страница 49

— Что же ты за балабол такой, Торнтон…

— И Бог отвечает ему, аминь, — сказал Ричард и осенил себя крестным знамением.

Дэниэл сплюнул под ноги.

— Тьфу! Да прекратите вы! Такие взрослые, а все еще верите в сказки. Нет никакого Бога. Потому что если бы был, неужели позволил бы людям вроде вас обдирать до последней нитки бедняков и наживаться на человеческих несчастьях.

Рот у Кита приоткрылся и не закрывался долго после того, как Ричард, заливаясь жизнерадостным хохотом, натянул на Дэниэла пальто, а Терри укутал в шубку, и повел их в ресторан.

— Ну и ну, — только и сказал Кит наконец, не в силах придумать фразы получше, и тоже пошел ужинать.

Салат, лангусты, суп, барашек и суфле оказались умопомрачительными. Тереза не зря корпела у плиты с раннего утра.

— Кофе, милорд? — спросил лакей, глядя на хозяина обожающим взором.

— Пожалуйста, — вежливо ответил Кит в честное лакейское лицо.

Прислуга в их доме не воровала, хотя заслуга в том принадлежала исключительно Терезе. Терри достаточно было посмотреть своим карим, доверчивым взглядом, исполненным святой уверенности в том, что плохих людей на свете просто не существует, как в лакеях, горничных и охранниках просыпалась совесть. Страдая и кривясь, но они вытряхивали из карманов хозяйские ложечки, вилки, ножи, пепельницы, сахарницы, часы, бронзовые статуэтки, бриллиантовые колье и прочее, что подвернулось под руку.

Справедливости ради, воровали не только лакеи. Воровали министры, банкиры, политики… однажды на торжественном приеме в своем фамильном особняке Кит случайно застиг за воровством серебряных ложечек самого Верховного Канцлера Милбэнка. Каковое прискорбное происшествие лишь укрепило Кита во мнении, что лакейство — не профессия, а состояние души.

— Прикажете подать кофе в столовую, милорд?

— Нет… отнесите в кабинет.

Кит поднялся, сдернув с коленей льняную салфетку и швырнув на стол, и направился в свой кабинет. А, пока он поднимался по устланным красным бархатом мраморным лестницам и шел по освещенным бронзовыми светильниками коридорам, мысли его приняли другое направление, и он стал вспоминать, как все случилось семь лет тому назад.

А случилось все так:

Неприятное известие мужу сообщила Тереза. Тем вечером, когда Кит приехал домой с работы, жена встретила его в холле особняка бледная, с покрасневшими от слез глазами. При виде ее несчастной мордашки у него нехорошо заныло в груди. Была пятница, и он собирался сводить жену в хороший ресторанчик, где они могли выпить по бокалу шампанского и потанцевать, а после, настроясь на романтический лад, вернуться домой и заняться здоровым, безопасным и высокоморальным супружеским сексом. Только, кажется, романтика отменялась.

— Дорогая, что стряслось.

— Твой отец выгнал Дэниэла из дома, — поведала Терри, трепеща, как осиновый листик.

— Слава Богу, а то я решил, будто произошло нечто действительно ужасное, — сказал Кит, прижимая к себе портфель, букет маргариток для милой женушки и корзинку свежей клубники для любимой сестренки.

— Кит!

— Ладно, ладно. Рассказывай. Я весь внимание.

Глотая слезы, Терри поведала мужу, что Дэниэл уже три недели не появлялся дома, а сегодня объявился в компании своих бестолковых и наглых приятелей и девочек, весьма вульгарного вида и вызывающе одетых. Насколько понял Кит из описания, девочки были самыми настоящими, всамделишными, уличными проститутками. Веселая компания уютно устроилась в их аристократической гостиной, болтая, выпивая и покуривая дурь. Терри вышла к ним и вежливо попросила прекратить шуметь и удалиться. Будучи добропорядочной замужней женщиной, она никоим образом не одобряла употребление наркотиков и распитие спиртных напитков, особенно, несовершеннолетними. Потом она пошла на кухню, выпить кофе…

— Дорогая, — перебил жену Кит, силясь скрежетать зубами не слишком громко, — почему ты просто не попросила охранников вышибить отсюда всех этих малолетних преступников?

Оказывается, Тереза не хотела ставить Дэнни в неловкое положение — ведь это были его друзья. Так что она пошла на кухню, сварила и выпила кофе. А, когда Терри допивала кофе, Дэниэл зашел к ней и сообщил, что его отчислили из Академии Изящных Искусств за тотальную неуспеваемость и очень, очень скверное поведение.

У Кита по спинному хребту замаршировали, будто солдаты на плацу, липкие, ледяные мурашки. Он передернулся.

— Дорогой, что с тобой? Ты здоров? — тревожно спросила Терри.

— Да. Когда его отчислили?

Как выяснилось, уже три месяца назад, просто до сих пор Дэниэл боялся в этом признаться. Кит был ошарашен. Для Терри эта подзалежавшаяся новость тоже стала потрясением, но она собралась и взяла себя в руки.

— Я сказала Дэнни, что многие выдающиеся и великие люди не получили высшего образования, но это совсем не помешало им добиться успехов в жизни. Конечно, ничего хорошего здесь нет, но это далеко не конец света. Ему только шестнадцать, и впереди масса времени, чтобы он мог выбрать себе занятие по душе. А Дэнни вдруг заплакал и сказал, что чувствует себя никчемным, и никому нет до него никакого дела и, если он умрет, никто и не заметит…

В таком роде наглый мальчишка морочил сердобольной Терезе голову, и все еще могло сойти ему с рук, но тут вдруг домой нагрянул сиятельный отец.

— Кажется, твой отец собирался пообедать или забрать какие-то документы — точно не знаю, — проговорила Терри, всхлипывая.

Чем бы папаша ни планировал заняться, все мысли вылетели из его головы при виде толпы малолетних ублюдков в его роскошной, чопорной, раззолоченной гостиной. Ибо самому либеральному (вернее, безалаберному) отцу едва ли придется по вкусу, что его шестнадцатилетний сын якшается с какой-то швалью, принимает наркотики и закладывает за воротник чуть ли не хлеще его самого. А отец отродясь не был либералом. Хотя консерватором тоже не был. Свое мировоззрение он излагал фразой «Главное, чтобы все было тихо, очень тихо и спокойно», и в том же духе воспитывал осиротевшее после смерти матери потомство. Неважно, что дети чувствовали, чем занимались, о чем думали, главное, чтобы они были очень тихими… тихими и спокойными.

— И твой отец вошел в гостиную и увидел этих ребят, — удрученно проговорила Терри, — и совершенно взбеленился. Сначала он выбросил их на улицу… а потом буквально влетел на кухню, схватил Дэнни за волосы… и начал бить головой о дверной косяк. Кровь… было столько крови… думаю, он сломал Дэнни нос…

Кит украдкой покосился на наручные часы, все еще не теряя надежды предаться сегодня с женой законной супружеской страсти. О, святая простота.

— А потом твой отец велел ему убираться вон и больше не показываться дома. А Дэнни сказал: раз так, он никогда больше сюда не вернется, никогда, и что мы все — просто зажравшиеся лицемеры… прости, Кит, но он так сказал! А потом… Дэнни ушел.

Лицемеры — пускай, с этим Кит не спорил, но отчего — зажравшиеся. В высшем свете все очень следили за стройностью фигур, благо, финансовые средства позволяли. Ох уж эти истеричные подростки с их прыщами и бунтующими гормонами! Кит попытался вспомнить, был ли он таким в свои шестнадцать, — но нет, разумеется, нет. Он всю свою жизнь был славным, послушным, скромным, опрятным мальчуганом, блестяще учился в школе и добился выдающихся успехов в спорте. Уже в детстве у него были твердые моральные принципы и ясные жизненные цели. Он хотел возглавить Корпорацию и служить Копилке. Так что, извините, у него не было ни времени, ни желания для этой прыщавой ахинеи. У него и прыщей-то не было, ибо он регулярно умывался теплой водой с мылом. Поскольку иногда, поймите правильно, дело не в духовности и нравственности, а в элементарной гигиене.

— Вот ведь жирный поросенок, — выговорил Кит с отвращением, — маленькая, наглая, зажравшаяся свинья. Схлопотал, и поделом. Сколько можно над нами издеваться.

— Дорогой, я пыталась поговорить с Дэнни…

— Знаю. Ничего. Это ведь уже далеко не впервые. Папочкины денежки закончатся, гаденыш приползет домой, как миленький. Лучше посмотри, какие я тебе принес красивые цветы.

— Спасибо, но…

— Прекрасно выглядишь, дорогая. Я подумал, что-то мы целую вечность никуда с тобой не выбирались и заказал нам на вечер столик в твоем любимом рестора…

Не закончив фразы, Кит судорожно выхватил из кармана пиджака носовой платок и уткнулся в него. Апчхи, брр.

— Дорогой, ты точно здоров? — спросила Терри очень тревожно. — Я читала в газетах, сейчас повсюду бродит мерзкий вирус.

— Бубонная чума? — остроумно съязвил Кит, хлюпнув породистым носом.

— Нет, но какой-то мерзкий, приставучий грипп.

— Чепуха! — сказ ал Кит запальчиво, и чихнул. — Вечно в газетах пишут всякую чепуху! — прибавил он в сердцах и опять чихнул.