Валерия Вербинина - Поезд на Солнечный берег Страница 49

– Ну конечно! – промурлыкала Ровена, строя ему глазки. Гномон не понял ее и разозлился еще больше.

Двери зала мягко разъехались. Ровена подскочила.

– Кто это? А, да это Пончик!

– Его зовут господин Ляпсус, – поправила Матильда.

Ловко перескакивая с льдины на льдину и уворачиваясь от айсбергов, Пончик Ляпсус добрался до трех друзей. Вряд ли тот, кто встречал ранее несчастного, обездоленного Пончика, узнал бы его в этом блистательном, неотразимом, как чума, кавалере. Он сыпал приветствиями, расточал улыбки, сетовал на дела, войну и непогоду, вторую неделю стоявшую в Городе. Несмотря на это, всем своим видом он внушал уверенность, что все идет хорошо, потому что ничто не может быть плохо, если Пончик занимает пост Первого, Единственного, Чрезвычайного и Полномочного заместителя Вуглускра. Да, он достиг умопомрачительнейших высот, и потому ни Ровена, ни Сутягин не обиделись, когда, ловко закруглив свою речь, он заверил их, что им пора уходить, и, поддерживая за локти, вежливо выпроводил вон. Двери закрылись. Пончик повернулся на каблуках, но поскользнулся и упал в воду. Под звонкий смех Матильды он поднялся.

– Они вам очень мешали? – спросила девушка.

– Кто?

– Мои друзья.

– А, эти, – с облегчением выдохнул Заместитель. – Друзья? Какие же они вам друзья. Завистница и неудачник. Вот я, например, – это совсем другое дело.

– Почему? – заинтересовалась Матильда.

Пончик двинулся по скользкому полу, не обращая внимания на льдины и плававшие на поверхности обломки разбившихся кораблей. Он подошел к Матильде, но между ними встрял высокий белый айсберг. Пончик попытался обогнуть его, но тот всякий раз заслонял от него дочь Вуглускра. Пончик остановился.

– Значит, вы никогда никому не завидуете, – сказала Матильда изменившимся голосом, – и вам всегда везет? Так? А я вот завистливая. Да, я… – Она хотела еще что–то добавить, но умолкла.

– Матильда, – шепнул Пончик, – я люблю вас.

Айсберг таял перед ним.

– Меня? – донесся до него глухо голос Матильды.

– Да.

– За что, Пончик?

– Родство душ, – пояснил Пончик айсбергу, – близость банковских счетов, и, наконец, вы просто красавица, а обо мне и говорить не приходится. Мы будем прекрасной парой, Матильда. Будьте моей женой.

Айсберг медленно отплыл в сторону. Матильда стояла перед Пончиком, ее сухие глаза блестели.

– Вы поговорили с папой?

– Он согласен. Он счастлив. Матильда не сомневалась, что отец знал обо всем. Она вспомнила, что Пончик был другом Филиппа, и ответила: «Да». Пончик кинулся ей на шею, и она дала себя обнять.

– Когда? – спросила она.

– В воскресенье ваш день нерождения. Объединим два праздника в один. Вы не против?

– Я? Да, это очень хорошо. А где мы будем жить?

Пончик самодовольно улыбнулся.

– Ни за что не угадаешь.

– Да? – поддразнила она.

– Я присмотрел для нас один домик. Так, пустячок. С хрустальными стенами, видом на Город и крышей–аэродромом. Настоящий замок. Отныне он твой.

– Ты великодушен, – сказала Матильда.

– Ты согласна? – с тревогой спросил Пончик, которому не понравился ее тон.

– Да, – ответила Матильда после паузы, глядя на гладкие льдины и обломки крушения у своих ног.

Сон тридцать восьмой

Сутягин вернулся домой удрученный. В везделете, которым он следовал, телевизор передавал последние новости. Объявление о страсти, вспыхнувшей между наследницей финансовой империи и простым (прошу заметить!) служащим последней, и о помолвке служащего с наследницей как неизбежном последствии страсти затмило даже выступления Дромадура и сообщение доктора Гнуса о скором открытии антивируса к неизвестной болезни, запущенной, по слухам, зловредными мутантами–цветами. Тогда несчастный гномон и понял, что такое подлинное крушение надежд.

Дверь его захудалой квартиры долго не желала признавать удостоверение личности, которое хозяин вставил в детектор, и ругала его скверными словами. Наконец она поддалась (как и все женщины) и впустила Сержа в захламленное, неухоженное пространство размером десять на пять метров, включая санузел и закуток, служивший владельцу квартиры кухней, столовой, комнатой отдыха и гостиной. Свет, как всегда, не сработал автоматически, и Сутягин стал шарить рукой по стене, нащупывая выключатель. Чья–то мускулистая длань перехватила его запястье. Гномон закричал и стал вырываться, но незнакомец держал его крепко. Свет зажегся, и Сутягин обомлел.

– Давно не виделись, – зловеще прогнусавил незваный гость и легонько толкнул Сержа в кресло. Служащий снарядом пролетел через всю комнату и, врезавшись в стену, по инерции упал на диван. Ноздри Человека без лица раздувались, и Сутягин сообразил, что конец его близок. О сопротивлении он и не помышлял.

– Вы опять собираетесь меня убивать? – спросил он упавшим голосом.

Человек без лица изобразил на разбитом лице удивление, отчего его неописуемая рожа сделалась еще более зверской. Сутягин вжался в диван и втянул голову в плечи.

– Опять? – царственно переспросил Несравненный. – Собственно, я еще и не приступал как следует к делу. Мне помешал твой друг, а я по глупости его послушался. Где он, кстати?

– Н–не знаю, – промямлил Сутягин.

– Заметь, я спрашиваю вежливо, – продолжал Человек без лица, – хотя это и не в моем вкусе. Я звонил ему – никто не отвечает. Вчера я подъехал к дому – и что же я вижу? Мышкетерское оцепление и какую–то сволочь, выносящую мебель под улюлюканье толпы. Про Филиппа мне говорят, что я ошибся и такой здесь никогда не жил, а когда я упоминаю Орландо Оливье, возникает недоразумение, которое, к счастью, благополучно разрешается.

– Да, – подтвердил Сутягин жалобно, – вчера там была какая–то перестрелка. Не то тридцать, не то сорок убитых. – Он вздрогнул. – Послушайте, неужели это…

– Я не размениваюсь на мелочи, – сухо сказал Человек без лица. – Довольно! Я ищу своего друга, а ты числишься в моем черном списке, и сам знаешь, почему. Я хочу знать, где Филипп и что с ним стало.

– Вы не к тому обратились, – с горечью сказал Сутягин. – Филипп…

Он неожиданно умолк и стал озираться по сторонам.

– Ну? – прогнусавил Человек без лица.

– Ходили слухи, что он… – И Сутягин сделал собеседнику знак пригнуться, после чего прошептал ему что–то на ухо. Человек без лица выпрямился и в свою очередь огляделся.

– Вот так, – сказал Сутягин. – Я не знаю, за что, но… Я всего лишь скромный служащий, понимаете?

– Понимаю, – кивнул Человек без лица. – Что ж, оттуда мне вряд ли удастся его вызволить. А при чем тут Орландо? Кстати, его же показывали недавно в сериале, который идет в трех измерениях в прямом эфире. Постой… Ну да, ведь они же могут использовать компьютерного двойника. Тогда понятно.

Сутягин развел руками. Человек без лица вытащил из кармана бумажник и стал отсчитывать бублики.

– Что вы делаете? – спросил Серж с удивлением.

– Считай, что тебе повезло, – важно сказал Человек без лица. – Я как господь бог: даю человеку шанс, а использует он его или нет, это уже его дело. Извини за беспокойство. И помни: никому ни слова, не то я передумаю.

Гномон, окончательно сбитый с толку, пошел провожать гостя. На пороге он остановился.

– Если увидите Филиппа… если он жив… передайте… – Сутягин замялся.

– Всенепременно, – буркнул Человек без лица, удаляясь, и шаги его стихли на лестнице.

Оставшись один, Серж долго смотрел на деньги, не решаясь к ним прикоснуться, но потом все же пересчитал их и убедился, что стал богаче на маленькое состояние. Жизнь немедленно обрела самый достойный смысл, оставалось только дать ей нужное направление. Убожество окружающей обстановки немедленно бросилось Сутягину в глаза. Разумеется, ноги его больше здесь не будет; и так он слишком долго все это терпел. Гномон припомнил все измывательства Вуглускра, презрение коллег по работе, знаки власти и богатства, на которые он зарился с неприязнью и надеждой, что когда–нибудь он тоже станет таким и тогда сможет плюнуть в лицо всем тем, кто прежде унижал его. Сутягин распрямился и почувствовал, что стал выше ростом. Нищета больше не давила на него; он был свободен, здоров и независим. Ему представилось, что он убивает себя непосильным трудом: пора положить этому конец. На эти деньги он сможет отправиться куда–нибудь на острова Сатурна и безбедно прожить там остаток жизни. Теша себя этой мыслью, Серж добрел до кровати и уснул, не думая больше о Матильде.

Сон тридцать девятый

Сумерки снизошли на Город. Шаркая крыльями по асфальту, унеслись последние везделеты. Улицы опустели; изредка проплывала патрульная машина, разрезала прожектором тьму и растворялась в ней. Военное положение и вспыхнувшая эпидемия обязывали к строгим мерам, и мышкетеры зорко охраняли покой Города верхнего, города честолюбцев и везунчиков, города гномонов и вуглускров, города–мечты. Истребители остерегались залетать в Город нижний, в котором жили бродяги, бандиты и просто несчастливцы, не находившие себе места в этом мире, где не было ничего, кроме Города, и где все стремилось слиться с ним, стать его частью. Поэтому никого не беспокоила длинная очередь, тянувшаяся к желтому неказистому дому на границе двух городов. Хвост очереди, как змея, закручивался за угол, однако люди все прибывали и прибывали. Все они походили друг на друга: невзрачные лохмотья, лица, обезображенные нищетой, и робкая надежда в глазах странно сближали их. Одни переговаривались между собой, другие стояли молча; очередь проходила быстро, люди всасывались в черный пролом, и новые спешили протиснуться на их место. Какой–то юноша с тонким, изможденным лицом, возникший из тени, спросил, что здесь происходит.