Дэвид Вонг - В финале Джон умрет Страница 5

А так город неплохой, честное слово.

Правда, безработица здесь высокая. В нашем городе два неработающих завода и один торговый центр, который обанкротился, не успев открыться, и теперь потихоньку гниет. Совсем рядом штат Кентукки, неофициальная граница Юга, так что здесь более чем достаточно пикапов, украшенных флагами Конфедерации и лозунгами, провозглашающими превосходство одной марки машин над всеми остальными. Здесь много радиостанций, передающих музыку «кантри», здесь часто шутят про «ниггеров». Здесь есть канализация, которая время от времени по неизвестной причине извергает свое содержимое на улицы. Здесь полным–полно бродячих собак, в том числе гротескно уродливых.

Нуда, хреновый городишко.

В этом городе без названия творится много такого, о чем не сообщает Торговая палата — например, о том, что психических расстройств на душу населения здесь в четыре раза больше, чем в любом другом городе штата. Или о том, что в 80–х управление по охране окружающей среды попыталось выяснить причину этого явления и очень осторожно взяло пробы из местного источника питьевой воды. Неделю спустя главного инспектора, занимавшегося этим делом, нашли мертвым в одной из водонапорных башен. Как он туда попал, осталось загадкой: диаметр самого большого отверстия, ведущего в резервуар, равен всего десяти дюймам. Еще одна странность заключалась в том, что веки инспектора были не просто закрыты, а заплавлены, но это уже совсем другая история.

Кстати, меня зовут Дэвид. Привет. Однажды я видел, как почка одного парня отрастила щупальца, прорвала у него дыру в спине, вылезла наружу и зашлепала по полу у меня на кухне.

Я вздыхал и безучастно смотрел из окна «Китай–еды!», время от времени поглядывая на мигающие электронные часы над входом в здание кредитного союза через дорогу. Часы показывали 18:32. Репортер опаздывал.

Я не хотел никому говорить про меня, Джона, и про то, что происходит в Неназванном (и, наверное, во всех остальных тоже), а все потому, что я становлюсь похожим на психа, когда рассказываю эту историю. Я представил, как изливаю душу этому парню, несу чушь про тени, червей, Корро–ка и Фреда Дерста, солиста группы «Limp Bizkit», — причем на фоне грубо намалеванного буррито. Как сделать так, чтобы это не превратилось в полный бред?

«Хватит, — сказал я себе. — Уходи. На смертном одре ты еще пожалеешь о том, что потерял столько времени в ожидании».

Я начал вставать из–за стола, но замер на полпути. Мой желудок вздрогнул, словно от удара током; я почувствовал, что начинается очередной приступ головокружения, и рухнул на стул. По телу периодически пробегала дрожь, словно я проглотил вибратор. Побочные эффекты. Если я под «соусом», так происходит всегда. Шесть часов назад я принял дозу.

Я сделал несколько медленных, глубоких вздохов, пытаясь сбросить обороты, притормозить, остыть, а затем повернулся и стал смотреть на миниатюрную азиаточку–официантку. Она несла тарелку жареного риса с курицей бородатому малому, сидевшему в другом конце зала.

Прищурившись, я за полсекунды насчитал на тарелке 5829 зерен риса. Рис выращен в Арканзасе; прозвище комбайнера — Дырка.

Я не гений, вам кто угодно подтвердит — хоть мой папаша, хоть учителя Восточной средней школы города Неназванный — их даже уговаривать не придется. И я не ясновидящий. Это просто побочные эффекты.

По телу снова пронеслась дрожь — стремительная, словно волна адреналина, которая накатывает в тот момент, когда слишком далеко откидываешься на спинке стула. Пожалуй, стоит подождать, пока она пройдет. Кроме того, мне еще не принесли «Воссоединение огненных креветок» — блюдо, которое я заказал только из–за названия. Есть совершенно не хотелось.

Передо мной лежали столовые приборы, завернутые в салфетку, а чуть в стороне от них стоял стакан чая со льдом. В нескольких дюймах от него находился еще один предмет, думать о котором в тот момент мне не хотелось. Я развернул столовые приборы, закрыл глаза, коснулся вилки — и немедленно узнал, что ее изготовили в Пенсильвании шесть лет назад, в четверг, и что один парень счищал этой вилкой собачье дерьмо со своего ботинка.

«Потерпи пару дней, — заговорил голос в моей голове. — Завтра или послезавтра ты откроешь глаза, и все снова будет в порядке. Ну, почти. Ты так и останешься глуповатым уродом, а время от времени у тебя будут возникать видения, от которых ты…»

Тут я открыл глаза и вздрогнул: напротив меня сидел человек. Я не услышал, не почувствовал и не почуял, как он пришел. Это репортер, который говорил со мной по телефону?

Или ниндзя?

— Привет, — промычал я. — Вы Арни?

— Да. Задремали?

Мы пожали друг другу руки.

— М–м, нет. Мне что–то попало в глаз, и я пытался про–моргаться. Я — Дэвид Вонг. Рад познакомиться.

— Извините, что опоздал.

Арни Блондстоун выглядел именно так, как я его себе представлял — немолодой, неровно подстриженный, с широким лицом, на котором криво сидели усы. Он отлично смотрелся бы с сигарой во рту. Серый костюм, который, похоже, старше меня, и галстук, завязанный толстым узлом.

Блондстоун сказал, что он — репортер из крупного журнала, что хочет написать статью о нас с Джоном. Ко мне уже обращались с просьбами дать интервью, но это первое предложение такого рода, которое я принял. Посидев в интернете, я выяснил, что Блондстоун пишет странноватые статьи на тему «Это интересно»: про человека, который рисует пейзажи на старых лампочках, про женщину, у которой шестьсот кошек, — в общем, истории, над которыми можно посмеяться у офисной кофеварки, шоу уродов для воспитанных людей.

Арни посмотрел мне в лицо чуть дольше, чем следовало, увидел капельки холодного пота, бледную кожу и копну волос. Но об этом он говорить не стал.

— Вы не похожи на выходца из Азии, мистер Вонг.

— Потому что я не азиат. Я родился в Неназванном, а имя сменил для того, чтобы меня было труднее найти.

Арни скептически посмотрел на меня, и я предположил, что таких взглядов будет еще очень, очень йного.

— Как это?

Я прикрыл глаза, и мой мозг утонул в изображениях 103 миллиардов людей, родившихся с момента возникновения нашего вида: целый океан людей — живущих, размножающихся и умирающих, словно клетки огромного организма. Я крепко зажмурился и попытался очистить сознание, представив себе сиськи официантки.

— Вонг — самая распространенная фамилия в мире. Чтобы найти меня в «гугле», придется просеять хренову кучу результатов.

— Ну хорошо. Вы из этих мест?

Значит, переходим к самой сути.

— Меня усыновили, так что отца я никогда не видел. Откуда мне знать, может, он — это вы. Мой папа — вы?

— Гм, вряд ли.

Я попытался понять, задавал ли он вопросы для разминки или обо всем знал заранее. Мне показалось, что второе.

Возможно, стоит пойти ва–банк. Ведь именно для этого мы встретились, верно?

— Мои приемные родители уехали отсюда, а куда — не скажу. Все равно доставайте ручку, записывайте. Мою биологическую мать отправили в психбольницу.

— Наверное, вам пришлось очень тяжело. А почему…

— Она употребляла крэк, ела человеческое мясо, пила кровь и увлекалась шаманизмом. И еще поклонялась дьяволу. Все пособие спускала на черные свечи. Конечно, время от времени дьявол оказывал ей кое–какие услуги, но вы же знаете — за них всегда нужно расплачиваться. Всегда.

Арни помолчал.

— Это правда?

— Нет. Когда нервничаю, я несу всякую чушь. На самом деле у нее просто было биполярное расстройство, она домашнее хозяйство вести не могла. Но ведь первая история лучше, верно? Опубликуйте ее.

Арни бросил на меня искренний взгляд, отработанный за долгие годы журналистской практики.

— Я думал, что вы хотите поведать миру правду — по крайней мере вашу версию правды. Иначе почему мы вообще пришли сюда, мистер Вонг?

Потому что женщины могут втянуть меня во что угодно.

— Вы правы. Прошу прощения.

— Ну, раз уж мы коснулись этой темы: учебу вы заканчивали в спецшколе…

— Просто недоразумение, — солгал я. — Стоит пару раз подраться, и на тебя уже вешают ярлык «эмоционально неуравновешенный». Подумаешь, милые детские шалости! На меня никто даже в суд не подал. Сумасшествие по наследству не передается.

Арни пристально посмотрел на меня. Мы оба знали, что доступ к делам несовершеннолетних ограничен, так что журналисту придется поверить мне на слово. Я подумал о том, в каком виде это найдет отражение в статье — особенно учитывая тот факт, что я собираюсь поведать ему совершенно безумную историю.

Блондстоун перевел взгляд на маленький плоский контейнер из полированного металла. Наверное, этот предмет показался журналисту совершенно безвредным — чем–то вроде челнока для швейной машинки или стильной таблетницы. Я накрыл контейнер ладонью: поверхность была ледяной на ощупь, словно он всю ночь пролежал в морозилке. Эта вещица всегда такая, даже если продержать ее целый день под палящим солнцем.