Хью Хауи - Очистка-2. Точный расчёт Страница 5

Николс наклонил голову.

— Почему вы с Джульеттой никогда не навещаете друг друга? За двадцать лет — ни разу. Ведь она ваш единственный ребёнок.

Николс отвернулся и уставился глазами в стену. Дженс на мгновение отвлеклась — за стеклом опять двигалась какая-то тёмная фигура. Медсестра делала обход. Вторые двери, как предположила Дженс, вели в родильную палату, где сейчас наверняка какая-нибудь молодая мать ждала, когда ей вручат её самую большую драгоценность.

— У меня был ещё и сын, — сказал доктор Николс.

Дженс потянулась к своему рюкзаку — достать папку с записями, — но обнаружила, что его нет. У Джульетты есть брат? Как она могла пропустить такое?

— Вы не могли об этом знать, — сказал Николс, правильно истолковав потрясённое выражение на лице мэра. — Он не выжил. С технической точки зрения, он даже не был рождён. Лотерея перешла к другой паре.

— О, простите...

Она поборола желание ухватиться за руку Марнса. Прошли десятки лет с тех пор, как они намеренно, хоть и вполне невинно, касались друг друга; однако подавленное настроение, вдруг воцарившееся в комнате, словно стёрло эти долгие годы.

— Мы собирались назвать его Николасом, как моего отца. Он родился недоношенным. Весил фунт и восемь унций[1].

Бесстрастная объективность его высказывания гораздо больше подчёркивала его скорбь, чем если бы он непосредственно выказал свои чувства.

— Его подсоединили к аппарату жизнеобеспечения, поместили в инкубатор, но... возникли осложнения. — Николс опустил глаза на лежащие на коленях руки. — Джульетте в это время уже исполнилось двенадцать. Она, как и мы, радовалась и с нетерпением ожидала братика. Ей оставался всего лишь год до того как стать «тенью» у своей матери-акушерки. — Николс поднял глаза. — Хотя и не в этом отделении, а в старом, том, что в средней секции. Мы с женой оба работали там. Я тогда был ещё интерном.

— А что Джульетта? — Мэр всё ещё не улавливала связи.

— Инкубатор был неисправен. Когда Николас... — Доктор отвернулся, руки его дёрнулись к глазам, но он сумел овладеть собой. — Простите. Я по-прежнему зову его так.

— Ничего.

Мэр Дженс держала Марнса за руку. Она не заметила, когда и как взяла его ладонь в свою. Врач, кажется, не увидел этого, а может, увидел, но не обратил внимания.

— Бедная Джульетта. — Он покачал головой. — Она была убита горем. Сначала она обвинила Ронду — опытную акушерку, которая сделала всё возможное и невозможное, чтобы дать нашему мальчику хотя бы крохотный шанс на выживание. Я объяснил это Джульетте. Думаю, она и сама всё понимала. Ей просто необходим был кто-то, кого можно было бы ненавидеть. — Он взглянул на Дженс. — Девочки в этом возрасте... ну, вы понимаете.

— Хотите верьте, хотите нет, но я помню. — Дженс выдавила улыбку, и доктор Николс улыбнулся в ответ. Она почувствовала, как Марнс пожал ей руку.

— И только когда умерла её мать, Джульетта стала обвинять инкубатор. Вернее, не сам инкубатор, а то, в каком состоянии он находился. Всеобщую разруху.

— Ваша жена умерла от осложнений при родах? — Эту подробность Дженс, кажется, тоже упустила.

— Моя жена покончила с собой спустя неделю.

Опять всё та же клиническая отстранённость. Дженс задавалась вопросом, не является ли эта бесстрастность механизмом приспособления, включившимся после всех этих событий, или психология этого человека изначально была такова.

— Мне кажется, такой случай я бы запомнил, — проговорил инспектор Марнс — это были его первые слова после того, как он представился доктору.

— Вообще-то я сам выписал свидетельство о смерти. Так что мог проставить какую угодно причину...

— И вы вот так в этом признаётесь? — Марнс, похоже, был готов вскочить со скамьи. «Что это он?» — подумала Дженс. Неужели собирается что-то предпринять? Она придержала его за локоть.

— Я вышел за рамки? Да, признаю, так и есть. Впрочем, эта ложь Джульетту не обманула. Она уже в том возрасте отличалась сообразительностью. Она поняла. Вот что заставило её...

Он оборвал себя.

— Заставило что сделать? — спросила Дженс. — Что-то безумное?

— Нет. — Николс потряс головой. — Ничего такого. Это то, что заставило её уйти. Она подала заявление о смене профессии. Потребовала, чтобы её перевели вниз, в Механику — хотела стать «тенью» в цеху. Ей не хватало года до положенного возраста, но я согласился. Подписал заявление. Я думал, что она побудет там, подышит воздухом глубины и вернётся. Как я был наивен. Полагал, что свобода пойдёт ей на пользу.

— И с той поры вы её не видели?

— Только один раз. Несколько дней спустя, на похоронах её матери. Она поднялась наверх совершенно одна, отбыла всю траурную церемонию, обняла меня и ушла обратно. Даже не отдохнула, как я слышал. Я пытаюсь хоть немного следить за ней. Есть один коллега в нижнем родильном, он иногда посылает весточки... Работа, работа, работа. Она поглощена ею. Всё время.

Николс усмехнулся.

— Знаете, когда она была девочкой, я считал, что она вылитая мать. А теперь, когда она взрослая, вижу, что она очень похожа на меня.

— Есть ли в ней что-то, что, по вашему мнению, делает её непригодной для работы в качестве шерифа Шахты? Вы, надеюсь, понимаете, какая это ответственная служба?

— Конечно. — Николс взглянул на Марнса. Его глаза скользнули по медной звезде, видной из-под кое-как напяленного халата, потом остановились на выпуклости сбоку, где у полицейского находился пистолет. — Рядовые стражи порядка во всей Шахте должны же иметь кого-то, кто отдаёт приказы, я правильно понимаю?

— Более-менее, — подтвердила Дженс.

— Почему именно моя дочь?

Марнс прокашлялся.

— Один раз она помогла нам в расследовании...

— Джулс? Она была наверху?

— Нет. Мы спускались вниз.

— Но она не обучена этому делу.

— А никто из нас не обучен, — возразил Марнс. — Эта служба больше политического характера. Для людей с гражданской позицией.

— Она не согласится.

— Почему? — спросила Дженс.

Николс пожал плечами.

— Полагаю, вы сами увидите. — Он встал. — Я бы с удовольствием уделил вам больше времени, но мне пора вернуться к своим обязанностям. — Он взглянул на двойные двери. — Скоро сюда придёт семья...

— Я понимаю. — Дженс поднялась и пожала врачу руку. — Большое спасибо за то, что приняли нас.

Он засмеялся.

— А у меня был выбор?

— Конечно.

— В таком случае, жаль, что я не знал этого раньше.

Николс улыбнулся, и мэр поняла, что он шутит. Или пытается шутить.

Пока Дженс с инспектором шли обратно по коридору забрать свои вещи и вернуть халаты, мэр осознала, что Джульетта, этот предложенный Марнсом кандидат, интригует её всё больше и больше. Женщина из Глубины, да ещё и с таким багажом... А можно ли доверять суждениям Марнса? Не сыграли ли в них роль некоторые другие факторы? И когда он открывал перед нею дверь, ведущую в главную приёмную, мэру пришла в голову мысль: а не замешаны ли кое-какие другие факторы и в том, что она так хорошо ладит с Марнсом?

3

Настало время ланча, но ни тот, ни другая не были голодны. Дженс пожевала батончик мюсли прямо на ходу: «Совсем как носильщик», — с гордостью подумала она. Носильщики постоянно встречались на их пути, и уважение, которое мэр питала к их профессии, всё время росло. Она даже испытала странноватый укол вины за то, что идёт вниз с такой лёгкой поклажей, тогда как эти мужчины и женщины карабкаются наверх с тяжёлым грузом. И как же они при этом быстры! Они с Марнсом прижались к перилам, давая дорогу носильщику — тот с извинениями торопился в глубину. Его «тень», девушка лет пятнадцати-шестнадцати, следовала за ним по пятам, сгибаясь под тяжестью мешка, кажется, с мусором — наверно, несла его в центр по утилизации отходов. Дженс проследила за девушкой глазами: вот она бежит по закруглённым ступеням, шорты обтягивают длиннющие жилистые ноги... Внезапно мэр почувствовала себя страшно старой и страшно усталой.

Они с Марнсом вошли в чёткий, размеренный ритм ходьбы: занести ногу над нижней ступенью, затем, словно сдаваясь на милость гравитации, упасть на эту ногу, продвинуть руку по перилам, протянуть трость вперёд, опереться, повторить всё сначала. Сомнения начали одолевать Дженс при приближении к тридцатым этажам. То, что на рассвете представлялось увлекательным путешествием, начинало всё больше походить на тяжкое испытание. Она недооценила задачи. Теперь мэр делала каждый шаг с неохотой, всякий раз приходя в трепет при мысли о том, как же она будет подниматься обратно.

Они миновали верхнее водоочистительное сооружение на тридцать втором этаже, и Дженс осознала, что эти ярусы Шахты — для неё нечто новое. Стыдно признаться, но так глубоко она спускалась очень-очень давно. А за это время здесь многое изменилось. Что-то постоянно перестраивалось и реконструировалось. Стены, как ей помнилось, были другого цвета. Но опять же, на память полагаться не стоило.