Сурен Цормудян - Где была твоя душа… Страница 5

— Значит, следуя вашей теории, где-то на земле может жить человек, бывший ее убиенным братом в прошлой жизни?

— Я этого не исключаю.

— Им могу быть я?

— В моей практике, еще не было такого, чтобы узы брака скрепляли сегодня людей, которые в прошлой жизни были родней по крови. Это ведь древняя истина. Брат и сестра, мать и сын, отец и дочь, не могут быть мужем и женой. И хоть история знает примеры обратного, все, что мы имеем от нарушения данной аксиомы — это генетические уродства да комплексы Эдипа и Электры.

— Калигула вожделел свою сестру. А Гитлер, собственную племянницу.

— Вот видите. Данные примеры вскрывают крайне патологических личностей. Это не нормально. Хотя. В любви разве есть грани нормальности? Любовь слепа и последствия ее слепости могут быть ужасными. Может, имела место порочная связь между родственниками, в роду Куртсмаеров, за которую расплачивался через поколение или несколько поколений маленький Филипп своим недугом? Возможно, в нем была душа кого-то из его согрешивших предков? А почему племянница Гитлера покончила с собой? Возможно, чувства были сильны, но ответственность и страх перед запретным, еще сильнее? Но я могу лишь предполагать. Ведь наши исследования только в начале пути. Наверное, вы думаете, что будь вы Филиппом Куртсмаером, то это сделает вашу жену вновь счастливой?

— Ты предлагаешь мне, подвергнуться твоему гипнозу? — Сергей усмехнулся, угрожающе качнув оружием.

— Вовсе нет…

— Черта с два ты будешь рыться в моей душе!

— Я этого не предлагаю. Однако вы только что сами признали факт наличия души.

Сергей замолк. Ему показалось, что Шкловский просто заговаривает ему зубы. Пытается одурманить, как и его жену. Очень захотелось выстрелить.

— Верни все, как было. Сотри эти ее воспоминания.

— Воспоминания не стираются. Во всяком случае, из души. Но их можно закрыть и человек не будет помнить о них. И о том, что он вообще что-то вспоминал…

— Меня эти тонкости не интересуют. Я сказал, верни все, как было. Или твоей душе понадобиться новое тело, взамен изрешеченного пулями. Я не шучу.

— Не угрожайте мне, юноша. Откуда вам знать, что я пережил в этой или другой жизни? Я искренне хочу помочь вам и вашей жене, естественно ощущая свою ответственность и вину за то, что сейчас с вами происходит. Но как ее убедить пойти на обратный шаг? Может ей сейчас дороги эти болезненные воспоминания, как самая сокровенная тайна всех ее жизней. Возможно именно поэтому из тысяч вариантов, она вспомнила как раз этот эпизод с маленьким, душевно больным солнечным мальчиком.

Сергей прикрыл глаза и опустил оружие. Он ощутил утрату. Нет, он не потерял еще любимую. Хотя возможно это и свершилось. Но он, разумеется, не хотел этого. А если это неизбежно, то лучше пусть и ему введут в вену воздух…

— Верни мне Аню…

Дни проходили один за другим. Все стало унылым. Супруга замкнулась в себе. Она ходил на работу, в магазин. Но все стало другим. Серым, с оттенками черного. Они почти не разговаривали. Аня постоянно задерживалась с работы. Казалось, ее очень тяготило общество мужа. Человека, в котором она хотела найти сочувствие и понимание, но обманулась. Однажды вечером она поужинала, придя с работы, и снова стала собираться уходить.

— Ты куда? — Сергей не выдержал и все-таки задал этот вопрос.

— В моей боли меня понимает только один человек. Кто эту боль видит. — Равнодушно сказал она и ушла.

Аня действительно часто приходила к Шкловскому. Это было ее психотерапией. Ей становилось легче. Сегодня она снова пришла к нему. Дома она находится, не хотела. Шкловский пригласил ее в гостиную и извинился, сказав, что сейчас он немного занят.

— Я в своем кабинете набираю кое-какой текст. Если вас не затруднит, можете подождать в гостиной, когда я освобожусь. Вот пульт от телевизора. Прошу, присаживайтесь на диван.

— Хорошо, — Аня кивнула, и ее лицо посетила натянутая улыбка, — Спасибо вам за хлопоты.

— Ну что вы. Не стоит. — Шкловский удалился в свой рабочий кабинет.

Девушка не стала смотреть телевизор. Она сидела на диване в раздумьях и так и уснула.

Отца уже давно мобилизовали в фольксштурм, и от него не было никаких вестей. Шла тотальная война.

На ферме уже отчетливо была слышна приближающаяся канонада. Радио вещало о том, что с востока надвигаются дикие кровожадные орды варваров. Теперь оказывается, эти варвары умеют делать орудия. Причем такие орудия, что непобедимая армия третьего рейха неумолимо пятилась назад.

Эльза уже не думала о гуманности и заботе их правящего режима. Особенно сейчас. В слышимых раскатах приближающегося русского грома. Предвестника всесокрушающей бури. Каждый день она вспомнила последний день Филиппа. Но сейчас она подумала о том, сколько таких мальчиков и девочек убили бомбы армии ее народа? И в ответ ее народ получил не меньше бомб, которые тоже рвали на части детей. Сколько боли, еще большей, чем ее, германия принесла Европе и той далекой и огромной восточной стране? И чем это в итоге грозило обернуться. Да и обернулось уже. Что делали солдаты, которые угощали теперь уже мертвого Филиппа конфетами, в чужих странах? Что они делали с маленькими детьми, такими как Филипп, или молоденькими девушками, как она? Во имя чего все это было надо? Во имя блага нации? Что теперь получила нация? Раскаты грома оружия варваров с востока!

Это же возмездие!!! Да!!! Это шло возмездие!!! Никакой пощады не будет ее родине!!! Ее народу и ей!!! За то, что одни решили убить Филиппа, другие убили его, а третьи, и она в том числе, никоим образом этому не помешали!!! За то, что одни немцы в своих планах лишали жизни миллионы людей, другие немцы претворяли эти планы в жизнь, а она и германия этому не помешала!!! Ведь верила она, что все это на благо нации!!! Но какое ей благо, когда солнечного мальчика убили?

Мы заслужили все, что принесут нам русские, — думала Эльза. Но видеть то, что они принесут, она не хотела. И именно поэтому, мать найдет ее, сегодня в амбаре. Мертвую. Висящую в петле…

Аня проснулась в холодном поту. Оказывается, она проспала всего 10 минут. Но сколько всего там было, в этом сне. И сон ли это? Шкловский говорил, что сны часто отражают былую реальность прошлой жизни. Было очевидно, что Аня увидела реальность. Последний день Эльзы Куртсмаер.

Шкловский еще был занят, и Аня находилась в гостиной одна. Она стала расхаживать по комнате, думая об увиденном. Вернее вспомнившемся. Ей было плохо от пережитого, и она старалась отвлечься. Телевизор смотреть с его тупыми сериалами и умовыжигательными шоу совсем не хотелось. Она стала разглядывать многочисленные книги в большом шкафу. Большинство разумеется, труды по психологии. Однако была тут и поэзия. Бросились в глаза два тома Лермонтова в ярко желтом переплете еще советского издания. Она взяла один. Пролистала. Решила взять другой и книги на полке накренились. Теперь было видно, что за ними есть еще второй ряд. Она обратила внимание на толстую черную книгу. Ее можно было принять за библию. Но на переплете виднелись две белые буквы. МЕ… Девушка аккуратно достала ее. Mein Kampf. Adolf Hitler.

Зачем тут это книга?! Аня стала листать ее. Книга была на немецком языке. На многих листах были пометки карандашом. А в центре книги была заложена старая общая школьная тетрадь с потертой коричневой обложкой из дерматина. Тетрадь была настолько старой, что у нее была даже фиксированная розничная цена. 15 копеек. Девушка раскрыла ее… * * *

«Как можно с этим жить? Мое открытие настолько ошеломило меня, что я не мог прийти в себя неделю. Но разве может быть тут ошибка? Конечно, нет. Я так хорошо помню окопы. И безнадежность всей этой чудовищной войны. И запах смерти — боевого газа. А потом крах! Так хорошо помню, что жалел, что меня не убили на фронте, когда видел, что стало с империей. Я помню трущобы. Помню мечты стать архитектором. Помню собрания тех, кто болел за свою родину. Я помню, как книгу писал, сидя в камере.

Как можно с этим жить? Толпы людей кричат от экстаза и тянут ко мне руки. Я помню все! Победные марши. Осмотр трофеев. Восторг народа. Этот восторг был адресован мне одному. А потом был Сталинград. Я это тоже хорошо помню. И все покатилось в пропасть. Началась агония. Но это та память. А ведь сейчас я другой человек. Человек, который помнит другое. Но который помнит, что моя прошлая жизнь принесла десяткам миллионов людей. Моя мать едва спаслась, пережив блокадный Ленинград. Она похоронила обоих родителей, нашедших смерть на улице, замертво упав от голода. А разве не видел я кадры хроники с горами лишенных человеческого облика трупов? Разве не знаю я, что принесла миру МОЯ БОРЬБА? Я думал, что ошибся в своем психологическом опыте. Я начал изучать души и прошлые жизни других людей. Может все это плоды моего болезненного воображения? Но я встретил человека, который в прошлой жизни был повешен немецкими солдатами, за то, что показал им неприличный жест, идя по свое деревушке. Я встретил женщину, которая в прошлой жизни была тринадцатилетней сербской девочкой, когда ее изнасиловали четыре хорватских СС-овца, а потом вонзили в нее дуло винтовки и выстрелили. Еще женщина. Пьяные солдаты играли ее младенцем в футбол, забив до смерти. Женщина сошла с ума и стала метаться по колхозному полю, на котором это случилось, а хохочущие немецкие солдаты и офицеры играючи стреляли по ней. Был полицай, который желая ублажить своих хозяев, самолично сжег всех своих односельчан в большом амбаре. И детей и женщин и стариков. Немцы аплодировали ему. А потом положили под гусеницу танка и раздавили, сказав, что он тоже неполноценный. Был немецкий офицер, который приказал своим солдатам насиловать пойманную девушку из партизанского отряда, которая пыталась поджечь их топливное хранилище. Ее насиловали, промывали водой из шланга, снова насиловали. Потом кровь из нее стала литься нескончаемым потоком. Она уже стала не пригодной для солдатских утех и ее вздернули за ребра на железном крюке для телячьих туш… Каждый второй испытуемый оказывается жертвой либо палачом той войны. МОЕЙ БОРЬБЫ. Что бы они со мной сделали, узнай они, кто я был в прошлой жизни?