БРАЙАН СТЭБЛФОРД - Карьера на поприще сексуальной химии Страница 5

Так что Джованни положил конец жизни анахорета. Он вернулся в общество, снова приспосабливая свою психологическую установку, твердо намеренный завязать новые отношения. В конце концов, кончики его пальцев все еще обладали магией - или, по крайней мере, он так думал. Джованни огляделся, обнаружил сероглазую журналистку Грету, статного, пышнотелого физиолога Жаклин и сладкоголосого, улыбчивого страхового агента Мореллу и приступил к обольщающим прикосновениям.

Но, увы, мир переменился, пока он жил вдали от него. Ни одна из трех женщин не поддалась его попыткам. Не то чтобы он утратил волшебство касаний, но «Цитотех» продал чудо уже слишком многим. Когда соответствующая трансформация тканей была секретным преимуществом избранных, те пользовались своими способностями осторожно и редко, но теперь усиливающий половое влечение пот стал общим достоянием, и любая мало-мальски привлекательная женщина, вероятно, сталкивалась с ним по нескольку раз в неделю. Так что женщины просто пресытились чувствами, которые пробуждал протеин, и больше не ассоциировали их с прикосновениями кого-то конкретного. Грета, Жаклин и Морелла ясно осознавали, что происходит, когда он дотрагивался до них, и, хотя и благодарили ученого за внимание, каждая оставалась совершенно равнодушной.

Джованни понял, что неразборчивость быстро стирает возбуждающую ценность его первого открытия. Острый разум сделал его восприимчивым ко всем возможностям, которые способны открыться благодаря распространению этого изобретения, и ученый принялся искать в новостях свидетельства социальных перемен.

Логика ситуации была ему абсолютно ясна. Когда потребители обнаружат, что их обольщающие касания стали менее эффективны, они будут стремиться использовать их все чаще и чаще, распространяя пресыщенность еще больше и уничтожая все надежды на желаемый результат. Вдобавок люди перестанут применять этот метод только ради сексуальных побед. Многие мужчины и женщины из честолюбия захотят заставить других любить себя, добиваясь таким образом социального и экономического успеха, которого уже достигли первые покупатели технологии. Впоследствии мир охватит позитивная эпидемия добрых чувств. Эта чума не заставит весь мир заниматься любовью, но сумеет превратить всех в друзей. Самые неприятные люди вскоре станут купаться в безбрежной благожелательности.

Джованни внимательно изучил заголовки и еще до того, как это стало общеизвестным, понял, что вызвал более глобальные изменения в человеческих отношениях, чем намеревался или хотя бы предполагал.

Войны постепенно прекращались.

Терроризм находился в упадке.

Жестокие преступления случались все реже и реже.

Странно, но наметившиеся тенденции оставались почти незамеченными обществом. Большинство просто не догадывалось о важности происходящего, пока разрекламированный повсюду матч на звание чемпиона мира по боксу в тяжелом весе не остановился в третьем раунде, когда рыдающие бойцы заявили, что им невыносимо тузить друг дружку, и покинули ринг, мирно обнявшись.

Из-за этих изменений в повседневной жизни клинические испытания новых гормонов и энкефалинов Джованни привлекали меньше внимания, чем могли бы, но их выдающийся успех все равно стал поводом для всеобщего ликования. В 2036 году к первой награде Джованни добавилась Нобелевская премия, причем возникла небольшая дискуссия по поводу того, не станет ли этот приз последним подобного рода, поскольку мир больше не нуждался в миротворцах. Джованни вновь стал любимцем средств массовой информации. Его провозглашали новым Прометеем, иногда даже Дионисом, даровавшим людям священный огонь, более ценный, чем любой вульгарный источник энергии.

Джованни все еще смущали эти периодические наплывы репортеров. Он слишком хорошо осознавал недостатки своей внешности, и каждый раз, когда ученый видел в газете или на экране свою фотографию, он краснел при мысли, что полмиллиарда читателей и зрителей наверняка говорят себе: «Он не похож на Казанову!» Вероятно, он был чрезмерно чувствителен; в эти дни именно его лицо и его достижения приходили в голову людям на улицах при упоминании имени Казановы; его древний тезка потускнел в сознании общественности.

Кроме того, на беспристрастный взгляд, Джованни уже не казался таким невзрачным, как некогда. Милостью природы он облысел, и голая макушка не напоминала причудливый шутовской колпак, как спутанная копна черных волос, росшая там прежде. Он все еще был близорук и носил очки, но операция на роговице избавила ученого от астигматизма, и теперь глаза за стеклами выглядели добрыми и мягкими, а вовсе не косыми. Джованни остался тощим, но кожа под воздействием лет и погоды огрубела, натянулась. Внешность этого мужчины средних лет никто не назвал бы отталкивающей. Его бледность и хрупкость теперь скорее трогали, чем ужасали.

Он был ошеломлен, когда впервые осознал, что женщина использует на нем его собственную возбуждающую технологию, и быстро пришел к заключению, что она, должно быть, из тех, кто применяет чары на каждом, но постепенно Джованни стал привыкать к мысли, что им действительно восхищаются и его желают. Со временем секреция соблазняющего пота стала объектом нового этикета, в соответствии с которым ее беспорядочное использование выглядело проявлением дурного тона, тем более что теперь само собой разумеющимся считалось, что все могут любить друг друга и без помощи возбудителей.

Вежливость требовала, чтобы образованная, цивилизованная личность применяла секрецию Казановы эпизодически и благоразумно, чтобы деликатно показать свой эротический интерес, не обижаясь, если он не получит ответа. Новый кодекс поведения развивался, и Джованни с удивлением обнаружил, что частенько становится объектом обольщения, так что он некоторое время наслаждался сексуальным успехом. Конечно, многих молодых женщин в первую очередь интересовали его богатство и положение, но он не придавал этому значения, - в конце концов, мог же он воспользоваться своими статусом и состоянием, которых добился собственным трудом.

Так или иначе, он любил их всех. Он любил всех, и все любили его.

Таким стал теперь мир.

Вот так Джованни Казанова наконец-то приспособился к родовому имени. Он оправдывал репутацию своего величественного тезки год или два, а потом решил, что прелести такого образа жизни сильно переоценены. Джованни осчастливил материнское сердце, вновь женившись, но этот раз на женщине, воскресившей в его памяти детские воспоминания об уже пожилой матушке. Новую невесту Джованни звали Жанин. Она родилась в Манчестере и делала карьеру в области косметической цитогеники (что в 2036 году было ближайшей к парикмахерскому искусству сферой). Она была гораздо моложе Джованни, но разница в возрасте супругов ни капельки не волновала.

Джованни и Жанин постоянно баловали друг друга самыми утонченными психохимическими ласками и научились играть восхитительнейшие дуэты на затейливых гормональных инструментах, изобретенных Джованни. Но они также питали друг к другу - и позднее к своим детям - особое чувство, выходящее за рамки простой химии и физиологии: высокую любовь, бывшую целиком триумфом доброй воли. Это сокровище, верили они оба, никогдане вышло бы ни из одной пробирки Джованни.

Так что, обладая этими благами, они жили долго и счастливо.

Впрочем, как и все остальные.