Владимир Моисеев - Формальные письма к Нине Страница 5

А потом Надеждин прочитал книгу «Дон Кихот» писателя Мигеля Сервантеса. И этого оказалось достаточно, чтобы история Союза ССР круто изменилась.

Слишком многие, например Буденный, приняли пересказ Надеждина близко к сердцу. Семен Михалыч был человек увлекающийся и общительный. Вскоре все члены Политбюро были вовлечены в бесконечные разговоры о подвигах дон Кихота и его человеческих качествах. В этом не было ничего предосудительного, еще не закончились обсуждения предложения Сталина о необходимости создания в Союзе ССР Ордена меченосцев. А где меченосцы, там и рыцари. Не удалось установить, кто первый посчитал, что представления о рыцарстве, чести, бескорыстии, верности делу служения людям, а также бесстрашие в достижении поставленной светлой цели не запрещены и членам Политбюро. Но это и неважно. Важно, что в Кремле появилось тайное общество любителей дона Кихота (ОЛДК). Каждый вновь вступающий в него человек произносил клятву на верность общему делу. «Мы боремся с ветряными мельницами, потому что для свободного человека нет ничего страшнее, чем оказаться под властью проклятого черного чародея»!

Сила психологического воздействия идей любителей дон Кихота оказалась столь велика, что в короткое время членами тайного общества стали: Киров, Молотов, Артамонов, Бокий, Горький, Бухарин, Зиновьев, Каменев, Куйбышев, Тухачевский, Шапошников и многие-многие другие. Конечно, не все обращенные приняли душой идеи истинного рыцарства, были и такие, кто вступил в ряды последователей дон Кихота из корыстных соображений, безошибочно почуяв, что власть в стране неумолимо переходит в руки новой фанатичной группы. Отныне везде, в Политбюро, в ОГПУ, в министерствах, в генеральном штабе можно было встретить потрепанные томики Сервантеса.

Первым политическим успехом ОЛДК стало спасение Кирова. Тщательно спланированная операция по его устранению провалилась, взаимовыручка членов тайного общества оказалась непреодолимым барьером для террористов. Стало очевидно, что секретов от руководства ОЛДК (а кто конкретно были эти люди — не знал никто) больше не существует. Если после этого происшествия у последователей дон Кихота и остались недоброжелатели, то отныне они вели себя осмотрительно и покорно. Власть в стране безропотно перешла в руки не установленных лиц. На торжественных заседаниях их называли Доном и Санчо. На торжественных заседаниях их называли Доном и Санчо. Вступление на любую государственную должность отныне обязательно сопровождалось клятвой верности идеалам Дон-Кихота.

Наступили новые времена. Чиновники — удивительные существа. Как только оказалось, что их благополучие и перспективы продвижения по служебной лестнице связаны с соблюдением несложных и необременительных рыцарских обрядов, они немедленно стали самыми примерными и фанатичными рыцарями. И в самом деле, если выгодно демонстрировать честность, благородство и бескорыстие, то почему бы не смириться с таким, пусть и странным, но не слишком обременительным образом жизни. Тем более, что любое нарушение новых неписаных правил наказывалось неотвратимо и жестоко.

Вскоре ОЛДХ стало международной организацией. Во многом этому способствовали события в Испании. Опытнейшие политики предсказывали неизбежную гражданскую войну в этой стране. Но наблюдатели, направленные Союзом ССР для контроля за обстановкой, завезли с собой в Испанию томики «Дон Кихота». Через месяц вместо транспортов с оружием в порты Барселоны и Малаги отправились торговые судна с миллионами экземпляров книги М. Сервантеса на испанском языке. Лавинообразный рост числа почитателей дон Кихота по обе стороны баррикад, сделал бессмысленными любые разговоры о войне. Гражданская война между единомышленниками — вещь абсолютно невозможная.

Из многих стран в Испанию прибыли добровольцы, пожелавшие лично понять, что же предотвратило, казалось бы, неизбежную войну. Они разъезжались по своим странам несколько обескураженными, но обязательно с томиком Сервантеса в руках. Наибольший урон из-за распространения идей дон Кихота понес нарождающийся в Германии нацизм. Число сторонников Гитлера упало до катастрофически низкого уровня. По требованию высшего командования вермахта, к тому времени сплошь состоявшего из членов ОЛДК, в стране провели демократические выборы. Новые власти старались придерживаться в своей политике принципов рыцарства, так, как они их понимали, то есть считали обязательными для себя качествами: честность, благородство и бескорыстие.

Освободившиеся от неожиданной разрядки международной ситуации деньги и мощности нашли самое неожиданное применение. Крупнейшие страны мира выразили горячее желание участвовать в организации постоянных поселений на Луне и реализации совсем уж фантастического проекта создания термоядерных электростанций.

Число скептиков оказалось на удивление мало. В самом деле, если дон Кихот в одиночку бесстрашно бросился сражаться с ветряной мельницей, почему бы его последователям не подыскать себе по-настоящему достойного противника, например, почему бы объединившемуся человечеству не вызвать на бой саму Вселенную?

Я перечитал повесть Погорельцева и сообразил, что представленный текст можно рассматривать как пример советской утопии. Или советской антиутопии. Отличать эти направления современной фантастики всегда было трудно. Для меня они давно слились в единый поток придуманных миров, жить в которых или затруднительно (советские утопии), или невозможно (советские антиутопии). Это очень занятные книги, и я обязательно напишу тебе отдельное письмо. У Погорельцева можно обнаружить элементы как утопии, так и антиутопии. Как их различить? Да очень просто. Представь себе, что ты попала в этот придуманный мир. Реши для себя, хотелось бы тебе там остаться? Если неохота — это утопия. Если боязно — советская утопия. Если страшно — советская антиутопия. А если тебе бы там сразу оторвали голову — антиутопия. Напиши, пожалуйста, как бы ты оценила повесть Погорельцева по этой шкале?

С наилучшими пожеланиями, Иван Хримов.

Письмо № 6. 1962 год. Иван Денисов «Великая и непобедимая Андорра»

Дорогая Нина!

Мои рассуждения о природе фантастики и побудительных источниках ее развития могли породить у тебя превратное представление о фантастах, как о людях, всецело поглощенных поисками внутренней логики событий, а потому полагающихся только на собственную могучую интуицию. Будто бы они, как своеобразные представители науки футурологии, изо всех сил пытаются смоделировать цельное и правдоподобное представление о будущем. Или придумывают абсолютно непригодные для обитания миры, полные ужасов, подлости, тоталитаризма, звериной жестокости и прочей грязи, чтобы предупредить человечество о возможных тупиках социального развития и тем самым способствовать успешному преодолению необязательных кризисов, поджидающих нас в будущем. Все это отчасти верно, но ни в коем случае не исчерпывает всего многообразия задач, стоящих перед фантастикой. Легко представить себе фантаста, который настолько проникся ужасом текущих обстоятельств, часто вполне приемлемых с точки зрения «нормальных» людей, что видит только один способ избавления от страха перед завтрашним днем — в написании текста, где бы источник его фобии был назван и преодолен. Кстати, я говорю не о психических расстройствах. Скорее, речь идет о лучшей информированности.

Поясню на примере. В начале 60-х годов прошлого века наиболее вероятным сценарием конца света повсеместно стали признавать ядерную войну. В сознании людей утвердилось мнение о том, что третьей мировой войны не избежать, и что самым практичным способом ее ведения является обмен ядерными ударами. Об этом открыто говорили политики по обе стороны железного занавеса, об этом писали газетчики, об этом, в конце концом, прекрасно догадывалось и само население, поскольку огромная часть его была непосредственно задействована в так называемой гонке вооружений. С обывательской точки зрения было весьма глупо тратить огромнейшие средства для производства самого совершенного оружия уничтожения, накопить запасы этого оружия, позволявшие смести противника с лица Земли не менее 10–20 раз, и не воспользоваться этим. Не удивительно, что именно в эти годы стали так популярны слова А.П. Чехова: «Если в первом акте спектакля на сцене висит ружье, то в третьем акте оно обязательно выстрелит!»

Общественное мнение было таково: политическая конфронтация в мире зашла в тупик, силовой выход из конфликта ничуть не хуже переговорного, а может даже и выгоднее. Лучшие люди нации переждут период обмена ядерными ударами в пещерах, а потом, когда все закончится, вылезут на поверхность, восстановят промышленность и заживут как ни в чем ни бывало счастливо и богато. А вот у фантастов сложилось совсем другое мнение по поводу победоносной ядерной войны. Даже беглого ознакомления с проблемой оказывалось достаточно для того, чтобы понять раз и навсегда — разговоры о конце света отныне следует вести не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле. Потрясающая воображение мощность взрывов, радиоактивное заражение местности, стопроцентное отравление пищи и воды, страшные последствия мутаций, неизбежное одичание чудом выжившего населения после одновременной гибели миллиардов людей — все это делало бессмысленным привычное понимание войны. И фантасты разделились на два лагеря. Оптимисты заявляли, что победу в ядерной войне можно достичь только ценой таких грандиозных потерь, что сами разговоры о победе становятся нелепыми. Пессимисты считали, что начало третьей мировой — есть конец современной цивилизации. Человечество, по их мнению, не может выдержать такого испытания и его окончательная гибель предопределена.