Андрей Мансуров - Доступная женщина Страница 5

Использовать.

Почему же словно кошки скребут на душе?! И… Неуютно!

Нет, к такому надо привыкнуть.

Чтобы как-то прервать повисшее тягостное молчание, нарушаемое только негромкой эстрадной песней из проигрывателя, да рёвом мощного мотора, он спросил:

– Тебе и правда – двадцать два года?

На простой, вроде, вопрос она ответила не сразу. И словно бы преодолевая какую-то преграду:

– Да.

– И давно ты… здесь, в Этернотеке?

– Три года. Вы же читали мою Аннотацию.

– Читал. Но мне хотелось спросить у тебя. Самой. Или ты… Предпочитаешь больше молчать?

Впервые на её лице что-то мелькнуло с момента выезда из Этернотеки. Усмешка? Злость? Нет, судя по ответу, самоирония:

– Нет, молчать – я уже намолчалась, самой тошно. Пожалуйста, говорите со мной, если не… трудно – иначе я опять начну грызть ногти.

– А они… Пытаются отучить тебя от этой привычки?

– Да. Но пока я всё равно… Э-э, бесполезно – я с детства постоянно что-то тянула в рот. Соску сосала до двух лет – помню, как меня лупили нянечки…

– Вот это – да! Я помню про себя хоть что-то начиная только после четырёх… Когда уже проходили занятия физкультуры в Детсаду.

– В Детсаду? Вы… Вас воспитывала Мать?! – удивления в голосе не услышал бы только передний бампер. Михаил про себя усмехнулся. Вслух же ответил:

– Да. Я в этом плане нестандартный мальчик. Меня и рожали сами, и до трёх лет воспитывали дома, и ещё навещали потом, в Детсадах и Интернатах… Это не запрещается. Но сверстники-друзья смотрели… Словом, не понимали они этого… Что у человека может…

Да, по-идее, и должна быть Мать.

Наталия среагировала быстрее, чем он ожидал:

– Вас, значит, били все ваши товарищи по группе?

– Нет, что ты… – он усмехнулся. Теперь воспоминания об этих годах не жгли сердце, словно раскалённой кочергой, ещё и помешивающей угли комплексов и обид. (Вот что значит – хороший детский психоаналитик!) Но всё равно – она права. Такое тяжко забыть окончательно, – Не все. А только те, кто были сильнее.

Но после того, как я пару раз устроил им ночью «тёмную», пока воспитатели спали… Те, кто захотел остаться в живых – прекратили.

– Ух ты… А те, кто не захотел? – она, похоже, и правда, заинтересовалась. Глаза оживились, и кровь вернулась на бледное лицо, делая его ещё привлекательней, – Вы их?..

– Да. Стыдно признаться. Одного – отправили потом в реанимацию. С черепно-мозговыми травмами. Больше я его в этой группе не видел. Другого я, похоже, сделал импотентом. Правда, после этого меня били всей группой… Но я же – умный. Я успел к этому моменту снять одеяла с видеокамер! Так что меня спасли те же воспитатели.

Правда, потом перевели в другую группу и меня. Но до моих новых «друзей» уже дошли слухи – трогать не смели…

– Вау! Интересный вы оказывается человек, Михаил Геннадьевич… Похоже, хорошо знаете, чего хотите. И в средствах не стесняетесь.

– Конечно. Именно это, кстати, отлично подготовило меня… Ко «взрослой самостоятельной» жизни! – он снова косо глянул в зеркальце, на её лицо, сам не понимая, почему это он решился рассказать совершенно незнакомой девушке про себя такое.

Чего и матери-то никогда…

Может, это от того, что она сама – хромая? Как бы – изгойша? Вот чует его …па, что не всё с этим в порядке! Но поскольку она замолчала, он продолжил:

– Я целю сейчас на место моего непосредственного начальника. Но – имел глупость проявить «некоммуникабельность»… Ну, то есть, наорал там у нас на одного идиота… И вот – ты уж извини! – он смущённо скривил рот в улыбке, – мне прописали… Тебя.

– А-а, как же, знаю – «Курс адаптивного лечения оздоровительным сексом»! Вот повезло вам. Со мной. Мне таких курсов нужно бы пройти… Каждый месяц! По два раза.

Он повернулся к ней через спинку, чтобы убедиться, что она не шутит. Но лицо её не улыбалось – лишь пульсировала голубая жилка, вздувшаяся на виске, и зубы были сжаты так, что губы превратились в тоненькую складку. Хм-м…

– Так ты тоже дерёшься там, со своими?..

– Нет, что вы! У нас в Этернотеке такое невозможно. Мы же все как звери по клеткам – отделены друг от друга. Раз в день – кормёжка. Говорю же – как в зоопарке: открывают дверцу в бронированной двери, ставят миску каши, ломоть хлеба и кружку чая или киселя… Вода-то у нас в камерах есть. А вот ругаться с раздатчиком… – он подумал, что скорее уж, напоминает тюрьму. Строгого режима. Но промолчал, ожидая продолжения – её очередь «исповедаться». А нет – так и не надо. Но она решилась:

– Эх… Всякое бывало. Правда, тут я сама думаю – ну и дура же я. Раздатчик-то – ни в чём не виноват. Он просто делает свою работу. Как и все там, в Этерно… Да и я – должна делать свою. – в голосе не заметно энтузиазма. Но и отвращения к… Этому самому. «Работе».

Он почувствовал, что она точно – не совсем обычная… Доступная Женщина.

Нужно что-то сказать. Ведь не обязательно же ему в самом деле…

– Извини ещё раз, Наталья. Я… всерьёз опасаюсь, тебе то, что предстоит, может быть неприятно. – он снова глянул в зеркало ей в глаза, – Однако если ты не захочешь – ничего и не будет. Мне достаточно, если ты просто поживёшь у меня эти две недели – справку-то Этернотека мне всё равно даст. Что я, такой-то и такой, воспользовался услугами… – он говорил спокойно, чувствуя какое-то странное умиротворение.

Может, ему почудилась в ней родственная душа? Всё-таки девушка ощущает недовольство существующим положением вещей, навязанным им чёртовым «Обществом»!

Впрочем, нет – не родственная душа. Скорее – просто «коллега по несчастью».

Она долго молчала, словно разглядывая в окно мелькающие теперь небоскрёбы – они въехали в Город. Но он видел, что глаза её словно застыли – она не разглядывала ничего, а просто думала… Наверное, о его предложении. Затем сказала:

– Нет, Михаил Геннадьевич. Так не пойдёт. Я хоть и понимаю, в чём тут заковыка, на такое не соглашусь. Вы меня взяли, чтобы провести курс лечения. Вот я его и проведу. Потому что мне и самой приятно встретить хоть кого-то, кто на себе испытал… Неважно.

Важно – что я и сама хочу этого! – она снова кусала губы.

Михаил внутренне содрогнулся – девушка, похоже, обладает внутренним стержнем. Несгибаемым. Но он сумел… Чем-то заинтересовать её. Не вызвать сочувствие – это могло бы унизить его и её! – а именно заинтересовать. А он…

Что – неужели он (подсознательно!) – противник существующей Системы, существующего положения вещей?.. Когда женщины – приобретаемый в аренду Товар, а мужчины – «Хозяева Вселенной, Строители Общества, и Мыслители»?

Которые лучше всех знают, что и кому нужно.

Бред.

Если уж на то пошло, его такое положение устраивает как никакое другое – потому что детство научило его только одному!

Лбом, руками и зубами пробивать своё! То, что наметил. Не считаясь с остающимися позади – хоть трупами, хоть поверженными, морально сломленными конкурентами!

И, разумеется, никаких Женщин – «переключения интересов» и «расслабления» мешают достижению Цели!

О, сколько работы он создал своим психоаналитикам! Да это ещё и при том, что едва рассказывал половину из того, что думал… А думал, что все вокруг – твари, самовлюблённые амбициозные мерзавцы, и Враги!!!

Но девушка…

Оказывается, есть и исключения! И не все – враги.

Вот Наталию Кудинову он уже не рассматривает почему-то ни как ступеньку, нужную для продвижении по карьерной лестнице, ни уж тем более – конкурентку на пути к тёплому месту… А скорее – вот именно как сестру по… Изгойству?.. Странно.

А ведь и правда – до приезда в чёртову Этернотеку она и нужна-то ему была только для справки о «Прохождении курса»! В чём же дело? Когда это произошло? Ещё там, когда она стояла по ту сторону стекла? После разговора, который и разговором-то «по душам» не назовёшь? Или… Или стекло – невидимое, нечуемое! – всё ещё разделяет их?

Тряхнув головой, словно отгоняя непрошенные мысли, он сказал:

– Мы приехали. Смотри, Наталия: это – мой дом!

– Вот эта здоровенная кривобокая коробка? – восхищения в её голосе не ощущалось. Скорее – наоборот. Чертовски дорогие дизайнерские ухищрения постпостмодернистов явно не произвели должного впечатления.

– Ну… Можно сказать и так. Это, кстати – один из самых дорогих и престижных Домов для служащих. За аренду квартиры уходит чуть ли не половина моей зарплаты.

– Странно. А вы не можете найти жильё подешевле?

– Могу, конечно. Большинство моих коллег так и поступает. Однако! Я же – карьерист! – он покачал головой, чувствуя фальшь в своём заявлении, но сделать с этим уже ничего не мог, – Поэтому должен сразу жить в Доме, где обитает остальное Начальство.

Так и видишься с ним чаще, намозоливаешь как бы глаза, и подсознательно влезаешь к нему в доверие, становишься своим, словно нечто… Обыденное. Привычное. Так им куда легче приблизить меня к себе! То есть – повысить.