Андрей Дмитрук - Золотой маятник Страница 5

V

Поздним вечером того же дня они сели в скорый поезд и отбыли на юг. Купе было отличное, на двоих, – сыщик не стеснялся в расходах. Кромарти оказался великолепным рассказчиком; когда он говорил, Эльвира напрочь забывала о своей подсознательной неприязни. От истории про мужа, который нанял детектива для слежки за своей легкомысленной женой, нашёл любовника, явился к тому домой с пистолетом в кармане – и, обнаружив в квартире не коварного соперника, а его смазливую супругу, с порога в неё влюбился, – от этой истории, кончившейся тем, что стороны поменялись местами, и жена ревнивца наняла Кромарти следить за своим благоверным, Эльвира хохотала на весь вагон. Тем более, что Георг (они уже звали друг друга по имени) всё подливал красного вина… Впрочем, сыщик вёл себя безупречно. Явно восхищаясь красотой Эльвиры, он, тем не менее, оставался в рамках самой строгой почтительности.

Утро пришло пасмурное; за домами города они увидели серо-голубой щит моря. Сошли на следующей станции.

Девушку поразила лихорадочная спешка Кромарти. Зайдя в ближайшую гостиницу, он даже не стал брать номера, а оставил сумки, свою и Эльвирину, в камере хранения. Затем они наскоро выпили в баре кофе – и вышли…

Кромарти уверенно повёл дрессировщицу лабиринтом пропахших рыбой улиц прямо к берегу. Здесь было пустынно, лишь сушились на кольях рыбацкие сети. Толстый слой гниющих водорослей и морского мусора покрывал гальку. Слева рассекал полосу прибоя бетонный мол с одинокой привязанной баржей. Справа, за змеистым мысом, высились в мареве краны и мачты, призраком вставал вынесенный к горизонту маяк. Там лежал большой торговый порт.

Эльвира беспокоилась всё больше. Почему они даже толком не позавтракали? Похоже, Кромарти не хочет, чтобы их приметили в городе…

– Честно? Не хочу, – подтвердил сыщик. Они стояли у самой кромки прибоя; день выдался ветреный, и приходилось говорить громко, чтобы перекрыть сильный плеск волн. – Надо быть как можно незаметнее. Мы ищем обезьяну, а эти… похитители животных… вполне могут следить за нами.

– Так что же мы должны…

Георг конспиративно понизил голос:

– Выманить вашего Бонго, вот что! Насколько я знаю, он сирота и холостяк. Поэтому, если и соскучится о ком-нибудь, то только о вас, госпожа Скан. Если вы будете близко, – вырвется у тех, кто его держит, и прибежит к вам.

– Да как же он узнает?..

Георг приблизил губы вплотную к уху дрессировщицы.

– Слушайте, вы никогда не замечали, что у вашего Бонго есть… ну, кое-какие способности, очень редкие и у людей?

Не в силах что-либо скрывать, она кивнула.

– В общем, ваш парень способен чуять мысли и ощущения других. Принимать их… можно сказать, как радиоприёмник. Особенно мысли и чувства любимого, близкого существа. А любит он только вас, ещё раз говорю. Понятно?

Она неопределённо пожала плечами.

– Понятно-то понятно, но… Вы сами говорите, я должна быть близко. Значит, вы точно знаете место, где…

– Если бы я точно знал, – внушительно сказал Кромарти, – то мы бы туда явились с нарядом полиции. Увы, нет. Нам известно только одно: ваш Бинго… то есть, Бонго – в этом городе. И, скорее всего, не в респектабельном центре, а где-то тут, возле порта.

Сыщик внимательно огляделся по сторонам, – и заговорил ещё тише, ещё интимнее:

– Надо максимально усилить ваш психический передатчик. Ваши чувства. Чтобы он их уловил и за километр, и за два…

– А… как это?

– Постарайтесь понять меня правильно, другого выхода у нас нет!.. – Кромарти сжал губы и нахмурился, точно ему трудно было произнести следующие слова. – Эльвира, вам должно быть плохо. Больно. Если он учует, что вам очень плохо, он сломает все замки, разорвёт все путы и примчится на помощь!

Эльвира снова кивнула – механически, потому что уже начала подозревать, что сейчас предложит Георг. И захотелось ей тут же, не раздумывая, дёрнуть обратно в гостиницу, а там и на вокзал. Но понимала циркачка отлично, что не тронется с места, поскольку этот щуплый черноглазый дьявол прав, и нет иного способа «выйти» на Бонго.

Она схватилась за соломинку:

– А если… ну, может же такое быть, чтобы его держали за такими крепкими замками, что он… не сумеет вырваться? Будет биться, кричать… его ещё убьют, не дай Бог!

– Не убьют, ручаюсь, пальцем не тронут, – отрезал Кромарти. – Он им живой нужен, живой и невредимый, иначе хозяин с них голову снимет. Это большие деньги. Поэтому, кстати, его вряд ли связали по рукам и ногам и держат в каком-нибудь чулане. До поры, до времени ваш Бонго должен находиться в комфорте, на относительной свободе… чтобы поменьше заподозрил относительно своего будущего. Его, небось, ещё и ласкают, и сластями закармливают.

– Без меня он кушать не будет…

Эльвира сама себя оборвала, громко всхлипнув…. Видимо, её интуиция вчера подсказывала именно такой поворот событий, потому и этот Кромарти внушал неприязнь. Но – крыть нечем. Бонго и вправду прибежит откуда угодно, если «мамочке» будет больно и страшно. И пусть только прибежит, пусть вернётся, – а там уж она сумеет защитить его от всего, от всех…

Мужественно шмыгнув носом и осушив глаза, девушка спросила как можно твёрже:

– Что мне надо делать?

Сыщик заговорил мягко, убеждающее:

– Прежде всего, заранее простите меня за всё, что я вынужден буду делать. Хотя, видит Бог, я бы предпочёл целовать ваши пальцы… – Поёжившись, она отдвинулась; сыщик продолжал, как ни в чём не бывало: – Главное, не сдерживайте себя. Я не обижусь, если пару раз двинете меня, хе-хе… Захочется кричать, вопите изо всех сил. Зовите его по имени. В общем, полная естественность и раскованность…

VI

Он никогда не думал, что это может быть столь ужасно.

Вопреки своим надеждам, Бонго не пошёл камнем ко дну; его мотало из стороны в сторону… Бросаясь с корабля, шимпанзе был уверен, что пройдёт несколько мгновений, и погаснет для него белый свет. Но не тут-то было! Когда наш герой разинул рот, чтобы вздохнуть, в его горло хлынула круто солёная, пахнущая бензином вода. Бонго попытался было крикнуть, – ещё хуже! Море врывалось в ноздри, в уши; он оглох, его желудок был полон, – но беглец жил, а значит, страдал! Наконец, якорем устремился бедняга в глубину…

И тут Бонго схватили за шиворот – уверенно и крепко, причинив изрядную боль. Будто рыбу на крючке, его вытаскивали прочь из солёной тьмы.

Люди, плывшие в небольшой лодке, – спасители, – с виду были самые обычные. У подвесного мотора сидел негр, из моря Бонго вытаскивал белый. Обоим с виду под тридцать, росту хорошего (с метровой глубины вперёдсмотрящий достал обезьяну, не слишком нагибаясь). На белом – нечто вроде лёгкого серого комбинезона; на чернокожем – широкие штаны со множеством карманов и линялая зелёная майка, украшенная двумя кругами, синим и розовым. Лицо у белого загорело почти до негритянской черноты, зато волосы, брови, ресницы и покрывавшая щёки бородка были предельно выбелены солнцем, – получился сущий негатив. Негр же был, как положено, губаст, курнос, глаза имел близко посаженные, зато яркие и блестящие, будто тёмные алмазы; глядя на такое лицо, хочется улыбнуться… Но всё это Бонго рассмотрел позже. Пока что лишь сообразил, что его добровольная гибель в грязной бухте откладывается.

Беглеца хорошенько встряхнули и посадили на среднюю скамью, именуемую на море банкой. Затем белый чрезвычайно умело ухватил обезьяну за затылок и кобчик, нагнул до полу, тряхнул ещё раз, – и Бонго в два счёта освободился от постылого внутреннего груза…

Негр тем временем вывел лодку из теснины между бортами больших судов – и, ловко увернувшись от набиравшего ход танкера, двинулся в открытое море. Курс держали на конец змеистого мыса, отсекавшего акваторию порта.

Причалив туда, оба спасителя вышли на пустынный берег. Белый вынес всё ещё дрожавшего Бонго и бережно усадил его на гальку, под большую глыбу. Затем из ящика на корме были извлечены термос со сладким чаем, кусок сыра и пара довольно кислых яблок; всему этому шимпанзе охотно отдал должное, люди тоже перекусили. Скоро беглец обсох, приободрился, – а главное, ощутил, как рассеивается в нём душевный мрак. Он почему-то верил этим двоим, особенно негру; верил, что уж они-то не дадут ему пропасть, – и будущее не казалось безнадёжным. Вот если бы эти добрые мужчины ещё взяли бы да вернули Бонго в родимый цирк, к Эльвире…

В этот миг, дожёвывая яблоко, шимпанзе услышал голос наставницы. Точнее, её внутренний крик. Его единственную подругу и покровительницу терзали, она кричала об этом всем своим естеством.

Бонго вскочил. В который раз проклиная человеческую тупость, языковую стену между миром животных, где царит взаимопонимание, и единственным отколовшимся от этого мира видом Homo, – глядя на спасителей отчаянными глазами, он залопотал всё громче, заметался, ударил себя в грудь кулаками…Наконец, Бонго бросился к лодке и стал изо всех своих немалых сил отталкивать её от берега.