Виталий Каплан - Струна (=Полоса невезения) Страница 53

Шустрик принял бутылку и теперь глотнул сам, затем передал тару соседу, облизал губы и с интересом спросил, махнув в сторону КПП:

— А это типа «вежата»?

— Да, — кивнул я. — Приехали.

— Придурки, — сообщил один из шустриковых спутников.

— Да ладно, — вступился другой. — Нормальные пацаны. Только гоняют их там, вот это да! Воспитатели у них… — он неожиданно замолчал, подозрительно глянув на меня.

— Дядя Юра лучше? — позволил я себе провокационный вопрос. Сам не знаю — зачем. Просто сорвалось с языка. Словно мозг мой раньше меня знал, что надо спросить, дабы показаться нормальным, веселым и спокойным.

— Конечно, — фыркнул очередной воспитуемый. Вопрос показался ему глупым. Сравнил тоже! Дядя Юра и эти…

Похоже, «вежат» тут не любили.

— Ладно, — снова приняв бутылку, заметил Шустрик. — Мы пойдем. Нечего перед этими… ну ребятами, в общем, маячить. Вам оставить бутылку?

Почему-то вспомнились мухинские времена, когда я бродил по улицам, подбирая пустую тару из-под пива. За такими вот молокососами, в частности.

Наверное, следовало отказаться, но уж слишком хотелось пить. Вдобавок к прочим бедам прибавилась тошнота, внезапно подкатившая к горлу.

— Ну, мы пошли, — Шустрик махнул мне рукой. — До свиданья.

Я остался ждать посланцев «Веги». Стоять просто так уже не было сил, но, к счастью, рядом нашелся вертикальный труп очередной статуи, о который я благополучно облокотился. Пионер с моделью самолета, в полторы натуральных величины.

А гости уже приближались по главной алее.

Сейчас они потеряли былую стройность. Оля Стогова вышагивала вместе с Грачёвым впереди всей процессии, о чем-то яростно споря. Чуть дальше брела группка «вежат», затем Ник-Власов и Осоргин, несколько здешних ребят — и снова гости. Анархия придавала процессии живость и я подумал, что не все так уж плохо, как я было подумал. «Вега», оказывается, не всегда ходит строем, не распевает боевых песен и не чурается собратьев-«упсовцев».

Значит, и оголтелых фанатиков, эдакий струнный-спецназ из этих детишек делать никто не намерен. Просто кто-то из тамошних педагогов реализовал переполняющий его пафос.

Лена приветливо мне кивнула, Грачёв что-то сказал, кажется, пошутил, я не расслышал.

— Ты идешь? — спросил Осоргин, на миг оторвавшись от разговора с Ником.

— Да, сейчас, — подтвердил я. — Посижу немного.

— Помочь? — насторожено спросил Ник.

— Спасибо, не надо. Как-нибудь сам.

Тот только руками развел. Мол, наше дело предложить. Я остался на месте. «Вежата» брели мимо. Кто-то из них разговаривал громко, кто-то смеялся и перешептывался. Похоже, они устали от церемонии не меньше наших.

Забавно, забавно. «Берёзовские», выходит, для меня уже «наши»? Быстро же я интегрировался в здешнюю среду… На миг мелькнула соблазнительная мысль — попроситься сюда насовсем. Шут с ними, с активными мероприятиями, Резонансами, беготней по крышам и сетевыми войнами… Шут с ней, с Леной… С глаз долой, а из сердца… Поглядим. Всё равно будет не так больно — если не видеть ее каждый день. Да и маскироваться здесь, вдали от цивилизации, существенно проще. Особенно если пить меньше… Эх, мечты, мечты. И ёжику понятно — никто меня из Столицы не пустит…

— Константин Дмитриевич, — раздалось у меня над ухом. Я постарался остаться спокойным. Настолько спокойным, насколько это было возможно. — Константин Дмитриевич, это я.

Я обернулся.

Димка Соболев, хулиган из 8 «Б», смотрелся теперь занятно и как-то… неестественно что ли? Зеленая курточка (только теперь я понял, что такие носили почти все «вежата» — и мальчишки, и девчонки. Наверное, коллективный заказ), на рукаве — эмблема, такая же, как на флаге. Шорты, поцарапанные коленки… Настоящий юный пионер. Прямо как эти, гипсовые… Почти глиняные… Разве что не такой бледный, как стоявшие вдоль коридора…

Мы прощаем тебя, Уходящий.

— Константин Дмитриевич, вы не бойтесь. Я никому не скажу, что вы здесь. Я не хочу, чтобы они вас снова туда… — он запнулся.

— Как ты до жизни такой дошел? — хрипло спросил я.

— Я расскажу, — отрывисто произнес он. — Только потом. Вечером. Ладно?

Я только кивнул, а он, перейдя на бег, принялся догонять группу.

Глупо играть в шпионов, особенно если никто тебя не ловит. Если ощущение липкого взгляда — это всего лишь твой привычный домысел, твой старый страх-симбионт. И совершенно незачем оглядываться? Какой тут криминал? Более того — я в своем праве. Ревизор как-никак. Должен лично облазить все задворки инспектируемого приюта. Разговоры — это одно, а свои глазки — другое. Не помешает. Так я и скажу, если кто-нибудь спросит… Да только ведь не спросят же… А вот что подумают — поди разбери…

Дорогу я примерно представлял, да и блуждать тут было негде. Асфальтовые тропинки стянули всю территорию приюта сетью ненужных детям коммуникаций. Как-то слабо мне верилось, что Шустрик, братцы Лизовы или кто помельче чинно разгуливают по официальным дорожкам. Шныряют, ясное дело, по зарослям, невзирая на всяческую крапиву.

«Сваи» остались у меня за спиной. С обеих сторон подступили кусты, высоченные и небритые, как великаны из волшебных сказок. Похоже, никто и не думал прореживать здешние джунгли. Наоборот, их будто специально содержали в естественном виде. Наверное, ради маленьких. Надо же где-то играть в прятки!

Откуда-то из-за зеленой стены доносились детские голоса и характерные удары ракеткой. Похоже, там играли в бадминтон. По перекрестной дорожке промчались две девочки лет десяти.

«Березки» плавно переползали середину дня, продираясь сквозь липкую сонливость сиесты. Встреча «вежат» прошла успешно. Все, кто не знал друг друга, перезнакомились, остальные повспоминали прошлогодний совместный поход (на Каму, кажется, я не разобрал). Потом, как водится, воспитатель Ольга Стогова присоединилась к здешнему руководству, отправившись отмечать встречу, «вежат» увели показывать их места, а я улизнул, сославшись на тягу к свежему воздуху.

Осоргин не возражал. Мое самочувствие вызывало у него самые искренние опасения. Он здорово удивлялся моему непонятному «отравлению». Ну не бывает такого с поллитра пусть и дешевой, но все же не самой ядовитой водки. Тем более не у хлюпика какого, а у мужика с моей комплекцией. Впрочем, Юрик утешил меня, сказав, что до смертельной дозы — восемь граммов чистого алкоголя на килограмм массы — я так и так не дотянул.

С Димкой мы столкнулись еще один раз, он объяснил мне, куда надо идти — и вот я бреду себе к «северному забору», понурив голову и не зная, о чем говорить. Год назад я бы просто надрал паршивцу уши. Полгода — опрометью сбежал бы от него куда угодно, хоть и на воображаемый край земли. Но сейчас… Всё настолько запуталось… Я даже не понимал, кем в большей степени был сейчас — Ковылевым или Демидовым.

Димка Соболев сидел на лавочке. До стены оставалось еще метров десять, она уже показалась из-за орешника. Бывший герой 8-го «Б» разглядывал свои потертые кеды и словно боялся поднять глаза.

Я подошел и сел рядом.

— Ну, здравствуй, Дима.

Он оторвался от муравьев, ползавших мимо него по горячей щебенке, и взглянул на меня. И взгляд его… Надо же! Видать, не одного меня окунули в другую жизнь.

Не было больше мелкого хулигана, грозы первоклашек, считавшего высшим шиком курение за школьными гаражами и изучение тайком от мамы творчества «Сектора Газа». Впрочем, последнее не о Димке. Насколько я помню разговоры в учительской, семья его отличалась свободой нравов. Говоря проще, родителям было плевать, что слушает их чадо, чем ширяется и кого ночами прижимает в темных переулках.

… Все это кончилось, и, похоже, навсегда. Его барабанные перепонки тоже лопнули от нечеловеческой музыки Струны.

На меня смотрел вполне взрослый пацан. Пускай биологически еще подросток — а тем не менее совсем взрослый. Пожалуй, если не фиксироваться на одежде, манере сидеть и внешних пережитках детства, он покажется даже старше, чем, допустим, великий педагог Валуев. Наверное, Димка Соболев не стал бы пугать ночных гопников сверкающей гитарной струной.

— Здравствуйте, Константин Дмитриевич, — полушепотом произнес он. — Я вас правильно называю?

А в самом деле, правильно ли? Много ли во мне осталось от Кости Демидова?

— Лучше Антоныч, Дима. Ты угадал. Я здесь… ну, скажем так, нелегально.

— Понятно, — он кивнул и даже не стал расспрашивать.

Не было в нем никакого детского любопытства.

— А ты что же? Как ты тут очутился?

Он вздохнул.

— А вот так, Константин Дмитриевич… простите Антонович, после того как вас туда… — он вдруг дернулся и затравленно огляделся по сторонам. Даже вверх зачем-то посмотрел, где, закрыв собой небо, дрожали верхушки сосен. — Сначала все было как раньше. Домой меня отвезли, какого-то лекарства дали. Я утром проснулся — думаю: ну и сон! Митрича мафия за меня хацкнула! Так и ходил пару дней, даже в школе пацанам рассказал. Они поржали, поржали, а потом задумались. Нам ведь сказали — вы заболели и уволились. А потом… — он вздохнул. — А потом эти пришли… Из сна.