Эдуард Скобелев - Катастрофа Страница 55

Луийя не подползала, не звала, не протягивала руки. Постепенно ярость сменилась во мне отчаянием и страхом. Я не представлял, где нахожусь, я был уверен, что Луийя скончалась и обещанная вода достанется кому-то другому…

И вот я вновь услыхал голос. Оказалось, Луийя заснула. Я тотчас решил, что убью ее потом, и попросил пить, сказав, что больше не в состоянии проползти ни шага. Я именно так выразился — «проползти». «Идти» — это был другой словарь, из жизни, которая окончилась навсегда. Что началось, я не представлял, но что прежнее окончилось, это было очевидно настолько, что не требовало размышлений…

— Надо ползти, — сказала Луийя. — Другого не дано…

О чем она? Издевается, сволочь… Я нащупал чей-то туфель, — кажется, туфель, — и с силой швырнул его на голос. Я хотел, чтобы туфель взорвался и убил женщину на месте.

«В каждом туфле нужно было держать воду. В каблуке помещать резервуарчик с прохладной водой…»

— Врешь, сука. Убей меня на месте. Взорви…

Луийя долго молчала. Потом зашептала. Почти в ухо.

— Не спрашивайте ничего, тут посторонние…

Вот оно что — она кого-то боялась!.. Почему боялась?..

И тут я вспомнил, что где-то впереди кладовые с водой и пищей. Представилось, что я выпил бутылочку «Лёвенброй» или «Гольденстар» и сел к телевизору — посмотреть программу новостей. Открыл окно, впуская немного свежего воздуха. Привычное желание потрясло меня: неужто это счастье было возможно — наверняка выпить бутылку пива? Развалиться в мягком кресле перед цветным экраном? Раскрыть настежь окно в собственной квартире?..

Я заплакал. Кажется, заплакал. Но, понятно, без слез. Впервые за все время после того, как я увидел вспыхнувшее небо, захотелось узнать, что случилось в мире, всеобщая ракетно-ядерная война или локальная атака с применением ядерного оружия? Или что-нибудь еще?..

Но это желание тотчас отступило перед другим, более значительным, и забылось. Запотевшая светло-коричневая бутылка с горлом в золотой фольге не давала мне покоя. Сухой язык не помещался во рту. Резь в животе была нестерпимой.

— Так и быть, — сказал я в темноту, — только не торопи слишком…

И мы опять поползли по ступенькам. Теперь уже, настороженный, в какой-то момент я расслышал, что кто-то ползет следом — сопит и хрипит и временами сдавленно кашляет…

Сначала это отвлекало меня. А потом я обо всем позабыл. Сделал попытку встать на ноги, опираясь о стену, но сильное головокружение вынудило меня лечь на пол и отдыхать. Саднили колени, до кости стертые наждаком бетонного пола…

Продолжив путь, я наткнулся на громоздкий труп мужчины, разрубленный топором или тесаком: я угодил локтем в распоротый живот. Но не содрогнулся, даже не испытал брезгливости.

Перебравшись через труп, подумал о том, что человека убили здесь, в бетонном коридоре. Надеясь найти воду, я ощупал карманы убитого. Нашел небольшой пистолет. Спрятал его к себе. Хотел проверить еще задние брючные карманы. Примерился, чтобы завалить мертвое тело, и тут моя рука коснулась чьей-то чужой руки, живой и осторожной…

Ужас охватил меня. В одно мгновение обрисовалась вся ситуация: здесь, во тьме, затаились злодеи, — они поджидают того, кто владеет ключом от убежища…

Вот когда я испугался! Я испугался, что мне не достанется ни глотка воды, — другие выпьют всю воду. Пожалуй, я вовсе не думал о смерти как таковой, но все же я не собирался подставлять брюхо колбасному ножу — сказывались прежние предрассудки. И потом — вода. Охлаждающая и успокаивающая нутро. Вода — самое драгоценное, что есть и может быть на свете…

В страхе и злобе я решил громко назвать себя — чтобы отозвался тот, кто знал об убежище, но не имел шансов попасть туда, не завладев ключом. Я готов был пригласить этого человека в компаньоны. Разумеется, нисколько не сомневаясь, что имею на то право…

Я было уже раскрыл рот, когда оглушило сомнение: а если караулит не один человек? если целая банда?

Я отверг допущение, убежденный, что со времени взрыва прошло всего лишь несколько часов. Я не знал, что ошибаюсь почти на двое суток…

Нужно было предупредить Луийю. Или она о чем-то догадывалась? Или что-то знала, если вела себя так осторожно, ни словом не обмолвилась об убежище?..

А может, ее уже убили?

Не было сил позвать Луийю — я высох, я весь высох, и от суши горло сжимали спазмы. Подохнуть, поскорее подохнуть уже хотел я…

Темнота, темнота, пронизанная ненавистью, сводила меня с ума. Я пошевелиться не мог и холодел молча… Не только на руках и коленях, — во многих местах у меня была содрана кожа. Как я терпел боль? Как вообще оставался жить, если каждый вздох давался мне с таким усилием, будто я отжимался от пола? Спазмы, проклятые спазмы! Видимо, легкие сварились наполовину от горячего дыма. К тому же, я не сразу почувствовал это, коридор, пробитый в толще скал, был наполнен удушливым смрадом. Какой-то гарью или ядовитым газом. Временами я чуял роковой гул земли, пол и стены коридора сотрясались, и где-то с треском ломались пласты камня. Временами что-то рушилось. И если бы не безразличие, которое наплывало на меня непобедимыми волнами, я бы мог подумать, что где-то неподалеку происходит извержение вулкана.

Чего я не слыхал, так это людских голосов. Голос Луийи был единственным, и когда она молчала, я обмирал от страха. Но это было скорее воспоминание, нежели чувство.

И еще жажда губила меня — зудело тело, словно напрочь лишенное крови и лимфы. Сердце колотилось в бешеном ритме, но своего веса я не ощущал нисколько. Вместо веса усталость давила меня. Кажется, так…

Луийя, считая, что я опять в полной прострации, вернулась ко мне.

— Раздробило ступню… Надо поторопиться.

Я сказал:

— Кто-то ползет следом.

— Знаю.

— Давай его убьем.

— Ползите за мной.

Мне стало ясно, что и она хочет развязки. Нас, конечно, убьют, едва узнают, что у Луийи ключ. Пусть убьют, только не теперь, а когда мы вволю попьем воды…

И тут я вдруг спохватился: а если у нее нет ключа? Если она его потеряла и не помнит и нас оставят подыхать, а не прикончат, как прикончили грузного мужчину, распоров ему до кишок брюхо?

— Луийя, — закричал я, — у тебя есть ключ?

Крика не получилось — жалкий хрип вырвался из моей сухой глотки. И все же Луийю, видимо, ошеломило мое предательство. Она долго молчала, и я уверен, ее ответа с нетерпением ожидало несколько негодяев, таившихся по сторонам коридора.

— Его нет, он там, — наконец сказала она…

Она не договорила — послышалась возня, сдавленное рычание, удары и — долгий вопль ужаса…

Еще кого-то убили в темноте. Враги? Соперники? Временные компаньоны?..

Вперед, вперед! Метра через два я настиг Луийю, и мы, не сговариваясь, ползли еще очень долго.

По-скотски умирать в темноте я все-таки не хотел. Мне нужна была вода. Стакан. Два. Ведро. И потом — я видеть хотел своего убийцу…

— Уже близко, — прошептала Луийя. — Надо отдохнуть перед этим…

«Перед этим» — это могло быть только воплем агонии. А впрочем — почему? В наших руках был ключ к воде. Какое они право имели, эти негодяи?..

Я терял сознание или засыпал. Прошел час или десять — я не знал, не мог знать. Кажется, я слышал, будто мимо прокрались какие-то типы, кто-то шепотом спросил: «Где же они?» Я допускал, что привиделось во сне, потом паниковал, потом впал в ярость и готов был перебить всех, кто прятался в коридорах…

Если бы у меня были силы!..

Очнулась Луийя. «Пора, — сказала она. — Больше тянуть нет смысла… Найти замок и открыть придется вам, мне не подняться с пола…»

Наощупь добрались до рельсов: над нами простиралось тело убежища. Коротко посовещались в последний раз.

Луийя, Луийя раздражала меня: обмякнуть у цели? Когда ее помощь была всего нужнее? Конечно, с раздробленной ступней Луийе приходилось нелегко. «А разве мне было легко? С какой стати я должен был брать на себя больше, чем она?..»

Луийя плакала. Отдавая ключ на цепочке, шептала: «Зачем это теперь, зачем?..»

— Теперь заткнись, — оборвал я. И без ее слов было невыносимо! «Зачем? Напиться вволю — разве этого мало?..»

Громадная сигара убежища, как я помнил, делилась на секции: через два с половиной — три метра по корпусу проходил широкий стальной пояс. Примерно в середине постройки в поясе было овальное углубление — гнездо для кодового ключа…

Луийя не подавала признаков жизни. Ну, и что? Какое мне было до нее дело? Меня заботила только проклятая замочная скважина.

Я поднялся во весь рост, уперся руками в холодный и гладкий корпус убежища. Голова кружилась, ноги подкашивались. Я был уверен, что не могу стоять прямо. Дышать по-прежнему было очень трудно…

Я совершенно выбился из сил, ощупывая пядь за пядью первый попавшийся пояс. Мне постоянно мерещилась овальная впадина. Неожиданно я решил, что, отдохнув, осмотрю еще только один пояс. «Если богу угодно, — загадал я, — то я открою люк, а если не угодно, пусть подохну…»