Дорис Лессинг - Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе Страница 6

В дверях хижины показалась женщина, и в руке она держала нож.

— Нет, мы не причиним вам зла! — крикнул Данн. — Помогите, нам нужна помощь.

Он говорил на махонди, но какой смысл вообще что-то говорить? Женщина не сдвинулась с места, когда Данн подбежал к ней, запыхавшийся, плачущий. Он распахнул куртку и показал ей промокший сверток. Она отошла от двери, положила нож на земляную приступку у внутренней стены и взяла у Данна животное. Зверек оказался слишком тяжелым для женщины, и она едва доковыляла до лежанки, покрытой одеялами и шкурами. Ничего не сказав Данну, она ловко размотала мокрую одежду и бросила ее на земляной пол. Потом завернула животное в сухие одеяла.

Данн наблюдал за ней. Незнакомка действовала стремительно, как и он, понимая, насколько близко животное к гибели. Он оглядел внутреннее убранство хижины. Это было довольно примитивное жилище, хотя опытный глаз Данна отметил, что все необходимое здесь имеется: кувшин с водой, хлеб, большая тростниковая свеча, стол из тростника, стулья.

Потом женщина заговорила, на языке торов:

— Оставайся с ним. Я принесу молока. — Она и выглядела как тор: невысокая, коренастая, энергичная женщина с густыми черными волосами.

Данн ответил, тоже на языке торов:

— Хорошо.

Совершенно не удивившись, что незнакомец говорит на ее языке, женщина вышла. Данн приложил ладонь к груди животного. Сердце его едва заметно билось: «Хочу жить, хочу жить». Зверек уже не был таким холодным.

Женщина вернулась с чашкой молока и ложкой в руках. Она сказала:

— Подними ему голову.

Данн сделал, как она велела. Женщина влила несколько капель молока в пасть между острыми мелкими зубами и стала ждать. Животное не глотало. Тогда она влила еще пол-ложки. Щенок захлебнулся. Но потом сразу начал отчаянно сосать, шевеля влажной грязной мордочкой. Так они и сидели вдвоем по обе стороны от животного, которое могло выжить, а могло и погибнуть, и вливали ему в пасть молоко, надеясь, что оно придаст зверьку достаточно жизненных сил. Но почему все-таки щенок не дрожит? Женщина сняла одеяло, тоже намокшее, и сменила его на сухое. Животное стало кашлять и чихать.

Как делал это раньше Данн, женщина подняла щенка за задние лапы и держала его так, завернутого в одеяло, чтобы проверить, не осталось ли в его легких воды. Полилась смесь из воды и молока. Довольно много жидкости.

— Похоже, он как следует нахлебался воды, — прошептала женщина.

Они переговаривались вполголоса, хотя были одни. Вокруг хижины Данн не видел других домов или построек.

Оба они думали, что животное умрет. Зверек был таким вялым, холодным, несмотря на сухие одеяла. Каждый из них знал, что другой уже утратил надежду, но продолжал ухаживать за щенком. И оба плакали.

— Ты, наверное, недавно потеряла ребенка? — предположил Данн.

— Да, да, так и было. Мой малыш заболел болотной лихорадкой и умер.

Данн догадался, что хозяйка выходила из комнаты, чтобы сцедить молоко для щенка из груди. Почему бы просто не приложить его к груди, подумал он, но потом увидел острые зубы и вспомнил, как больно ему было, когда животное пыталось сосать его плечо.

Данн и женщина так сблизились за эти несколько часов, что он положил ладонь на ее полную, крепкую грудь и подумал, что если бы Маара уже родила, то у нее тоже были бы такие же полные груди.

Данн спросил:

— У тебя столько молока, не больно?

— Больно, — ответила женщина и заплакала сильнее, потому что он понимал ее.

Их бдение продолжалось целый день. Наступил вечер. Все это время все их помыслы были только о щенке и его борьбе за жизнь, однако в краткие паузы они все-таки успели кое-что узнать друг о друге.

Женщину звали Касс. Она была замужем. Ее муж ушел в города Тундры в поисках заработка. Он был гражданином Тундры, но, поскольку кого-то пырнул ножом в драке, теперь вынужден был скрываться от полиции. Супруги жили тем, что ловили на болотах рыбу да иногда покупали зерно и овощи у бродячих торговцев. Данн услышал от Касс историю, которую сам знал как никто другой. Она была солдатом в войсках Тундры и сбежала оттуда, так же как и он с Маарой, когда Южная армия Агре вторглась в Шари. Тогда в войсках царил страшный хаос, и Касс надеялась, что ее побега никто не заметил. Но теперь армии Хеннеса не хватало людей, и они принялись разыскивать дезертиров.

— Та война, — произнесла Касс. — Это было так ужасно.

— Знаю, — кивнул Данн. — Я был там.

— Тебе не понять, какой это был кошмар, настоящий кошмар.

— Я понимаю. Я был там.

И в ответ Данн рассказал свою историю, но в сокращенном виде. Он не хотел говорить о том, что был генералом в армии Агре, той самой, которая завоевала Шари — и от которой бежала Касс.

— Страшная война. Мою мать убили, и двух моих братьев. И ради чего? Ни за что ни про что.

— Да, я с тобой абсолютно согласен.

— А теперь повсюду шныряют офицеры Хеннеса, набирающие рекрутов, записывают всех подряд, кого только могут уговорить пойти с ними. И еще они ищут дезертиров вроде меня. Хорошо, что болота служат защитой. Сюда заходить боятся.

И во все время их разговора животное дышало редко и слабо и не открывало глаз.

В хижине сгустились сумерки. Касс зажгла толстую напольную свечу из тростника. Свет дрожал на тростниковом потолке, на тростниковых стенах. Стылая сырость болот вползла в дом. Касс захлопнула дверь и закрыла ее на засов, заявив:

— Кое-кто из тех несчастных, что бегут от войны, пытается пробраться в дом, но со мной такие шутки не проходят.

И Данн поверил ей: это была сильная, мускулистая женщина. И вдобавок она раньше была солдатом.

Хозяйка хижины разожгла небольшой огонь. Данн понимал, почему Касс так экономит дрова: очевидно, этот холм посреди болот с его небольшой рощицей был единственным источником топлива в округе. Она угостила Данна супом из болотной рыбы. Щенок лежал очень тихо, только его бока едва заметно поднимались и опускались.

И вдруг зверек заплакал. Он скулил и выл и тыкался мордочкой в складки одеяла, ища соски матери, утонувшей в болоте.

— Он ищет мать, — сказала Касс и, подняв щенка на руки, обняла его как младенца, хотя он был великоват для этого.

Данн смотрел и не понимал, почему он никак не может перестать плакать. Касс даже выдала гостю какую-то тряпку, чтобы вытирать слезы, и спросила:

— Ну, а ты кого потерял?

— Сестру, — сказал Данн. — Я потерял сестру. — Но он не стал объяснять, что Маара не умерла, а вышла замуж: это прозвучало бы по-детски, и он знал это.

Данн доел суп и предположил:

— Может, щенок тоже захочет супа?

— Завтра попробую дать ему суп.

И это означало, что Касс верила: для щенка еще может наступить завтра.

Ближе к ночи щенок стал засыпать, но часто просыпался и снова принимался скулить и звать мать.

Касс улеглась на постели, обнимая животное, и Данн тоже прилег, с другой стороны от щенка. Он заснул, но вскоре проснулся и увидел, что звереныш сосет пальцы Касс. Она мазала их грудным молоком. Данн закрыл глаза, чтобы не смутить ее. Когда он проснулся в следующий раз, то и женщина, и щенок спали.

Утром Касс дала щенку еще молока, и он выглядел уже гораздо лучше, хотя все еще был очень слаб.

День прошел как предыдущий, они оба лежали на постели вместе со щенком, кормили его молоком с ложки, потом супом.

Попутно Касс рассказала Данну, что из-за таяния снегов в Йеррапе на юг мигрировали самые разные животные и что чаще всего местные жители видели вот таких белых мохнатых зверей и называли их снежными псами.

Разве возможно, чтобы животные жили среди снега и льда?

Этого никто не знал наверняка.

— А еще говорят, что снежные псы приходят с востока, просто маршрут их лежит через Йеррап, потому что южнее, вдоль побережья, идут нескончаемые войны.

— «Говорят, говорят»… — горько повторил Данн. — Почему мы не знаем этого?

— Достаточно того, что мы знаем: эти животные здесь, верно?

Да. Значит, животные, которых Данн видел, когда ночевал под обрывом, были снежными псами. А это — их щенок, собачка. Трудно было поверить, что это маленькое грязное существо со временем вырастет в одного из тех здоровых зверей, виденных Данном, и тоже покроется пышной белой шерстью. Сейчас щенка белым не назовешь. Его шерсть, покрытая болотными водорослями и глиной, слиплась в плотные грязные комки.

Касс намочила тряпку в теплой воде и попыталась почистить щенка, но ему это не понравилось, и он жалобно заскулил.

Этот беспомощный плач сводил Данна с ума. Он не мог вынести… чего? Боли, пожалуй. Он не мог вынести ее и сидел, зажав голову в ладонях. Касс успокоила было щенка, но он вновь заскулил.

И так прошел еще один день, и еще один вечер, и наконец снежный песик впервые по-настоящему открыл глаза и осмотрелся. На свет он, должно быть, появился совсем недавно, но уже научился ходить, раз шел вместе с родителями по болоту, когда им не повезло и они провалились в промоину.