Леонид Кудрявцев - День без Смерти (сборник) Страница 6

Эти молодые идиоты честно зарабатывают кусок хлеба, с которого те, кто половчее, украли все масло. Бог с ними, дальше… Старушка “божий одуванчик”, донельзя озабоченная тем, что ее правнучек последнее время зачастил на “дисковку” и совсем забросил книги. К черту бабулю, дальше.

О, вот это человек! Несмотря на заношенную “скаутку” и побитые “боинги”. Это — делец! Экстра-класс! Наш!

А, заметил? Подмигнул? Даже рукой помахал! А как же? Все-таки свой теперь человек.

Так что же ты стоишь? Дурень, действовать надо, суетиться, хватать то, что в рот плывет. В умелый рот много чего заплывет, если постараться да головой думать — а не другим местом. Вон — очередь. Явно что-то дают…

Он рванулся вперед. Заученно (и откуда что взялось?), вроде не быстро, но и не медленно, легко раздвигая полусогнутой рукой чужие тела, просочился к истоку очереди, затылком чувствуя, как люди с гневом смотрят ему вслед, но тут же понимают, что он из “тех”, не то что они — черная кость. И успокаиваются, не рискуя связываться, так, для виду поворчав, да и то трусливо (а вдруг услышит?).

Легко проделывая все это, он бормотал про себя, как клятву… А может, и действительно клятву? Потому что именно в этот момент он по-настоящему стал призером “Красивой жизни”. И, проталкиваясь. в голову очереди, шептал, что теперь-то им покажет. Кому? Им всем, кто вокруг. Почему? Да потому, что живем лишь раз и пока еще есть время — надо жить так, чтобы взять свое. Л уж теперь-то он это сумеет, хватит опыта, ума и силы. А самое главное — наглости, потому что у дельцов так: кто хам — тот и ам. Клоб пробился к прилавку, и рыженькая продавщица с размалеванным, будто вывеска, лицом, с килограммовым золотым браслетом на левой руке и серебряной гирькой в правом ухе подмигнула ему, махом заприметив и определив как своего.

И он по-хозяйски шагнул за прилавок и тоже подмигнул. А она, сказав что-то шаловливое, щелкнула его пальцем по носу. Он же попытался перехватить этот пальчик зубами, с шутливым: “Гр-р-р-р-м!” — и так далее и тому подобное, пока вся эта очередь ожидала, когда они натешатся, и только угрюмо молчала. Но ведь известно, очередь на то очередь и есть… Правда, иногда находится какой-нибудь крикун, но одного можно и к ногтю. А когда остальные молчат — это запросто.

Ну ладно, некогда ему.

Клоб что-то сунул в карман продавщицы, вынул из воздуха сетку, которую она быстро и ловко нагрузила яркими, цветными коробочками, перевязанными золотистыми ленточками со множеством иностранных букв и иероглифов и, конечно же (куда от “их денешься?) красоток с пышными формами и минимумом одежды.

Все, дело сделано.

Клоб шагнул из-за прилавка и тотчас же насторожился. Что-то неладно. Точно! К очереди подходила бабка. А как известно, деловые люди боятся только бабок, потому что те никого не боятся и способны практически на все, от линчевания до полной конфискации дач и машин.

Вспомнил он это на бегу, потому что надо было уносить ноги. А тут кстати подвернулся проходной Двор. Нырнув в него, Клоб остановился и, отдышавшись, выглянул на улицу. Нет, все было спокойно. Он потопал дальше, гулко печатая в темноте шаги.

Слева возникла какая-то темная личность. Клоб ткнул ее легонько в живот двумя пальцами и вкрадчиво сказал:

— Утухни, чадо. Что, давно окурки в глазах не шипели?

Чадо стушевалось ч исчезло в какой-то нише.

Миновав проходной двор, Клоб все еще усмехался. А ведь когда-то этот тип был способен напугать его до смерти! Когда-то… да это “чадо” само себя боится. Они все трусы, хулиганы-то. Эх-ма, ну и жизнь пошла!

Проходя мимо книжного киоска, Клоб молча подмигнул продавщице. И та тотчас же ему заулыбалась, кокетливо стреляя глазами. Пришлось свернуть к киоску.

Открыв дверь, Клоб прошествовал прямо к хозяйке и хлопнул ее ладонью по округлому боку, одновременно выговаривая: “У-тю-тю… пышечка… кошечка… лапочка…”, обмирая от собственной наглости, даже чуть зажмурившись в ожидании пощечины. Но ничего особенного не случилось. Продавщица зарделась, забормотала:

— Ну вы скажете, хи-хи-хи… охальник, ой вы охальник.

— А как же, а как же, — осмелел Клоб, давая рукам полную волю. Но продавщица уже тянула у него узорную коробку из сетки.

— А что это у вас? А-а-а… “хлостики”! У-у-у… да еще и с перконовыми вставками! Сила! А слышали последнюю песенку у “Клопиков”… ну эту… “. Вдрызг напившись, бодаю ворота?..” А та мымра из продмага опять к своему дураку вернулась. Нет, бывают же такие мужики! И даже не пикнул! Опять белье ей стирает. Дурачок! Эх, мне бы… Ну да ладно… Все там будем… Ты “Три покойника в дому с пурпурными трубами” имеешь? Нет? Мен на мен. Я у тебя одну эту, а тебе “Покойников”. Заметано? Чего головой мотаешь? Ну так уж и быть, добавлю эту, как ее… а, “Тайны секскулиской проблемы”… Между прочим, заграничное издание, но на нашем языке. Все, железно, бери…

Она вытащила из-под прилавка две книжки. На обложке одной был нарисован сумрачный тип в низко надвинутой шляпе, с окровавленным кинжалом в руке. На другой — довольно миловидное женское лицо, ко почему-то с открытым в крике ртом и вытаращенными глазами.

Пока продавщица прятала под прилавок одну из его коробок, Клоб ошалело рассматривал книжки. Лотом захотел что-то сказать, уже и рот открыл, но испугался, что сморозит глупость, и по этой причине впал в некую задумчивость. К счастью, продавщица истолковала его состояние как восхищение сделкой. Она мягко взяла Клоба за плечи, развернула и, сказав, что скоро придет ее любовник (а он такой дурашка, такой ревнивец — чуть что, за перо хватается), деликатно, но довольно настойчиво вытолкала на улицу.

Некоторое время Клоб стоял возле киоска, нащупывая в кармане сигарету и остывая. Когда отпустило, закурил, потихоньку соображая — пожалуй, влип.

Господи, да что же это со мной деется? Кто я теперь, я, бывший простой человек? Ведь всю жизнь честно тянул лямку. И нет, был бы чей-то сынок, а то ведь так, без роду, без племени. И как теперь быть? И что делать? Если даже продавщица книжного ларька принимает за своего?

Господи, да ведь призеров “Красивой жизни” иногда даже сажают! Положим, не за то, что они понаделали, а так, за какую-либо мелочь. В основном, попадают они в переплет из-за того, что дорогу кому-то перебежали. А я — то, я — то, я же на первых шагах срежусь и застучу кандалами по тракту. Да куда это я вляпался и чем все кончится?..

Но время шло, сигарета уменьшалась, и Клоб постепенно успокоился. Выкинув окурок — махнул рукой:

— Эх, была не была, двум смертям не бывать, а одной не миновать!

Поудобнее ухватил сетку, двинулся дальше…

Возле дома толпился народ, лежали какие-то ящики. Клоб подошел поближе и тут его заметили, замахали руками, кто-то закричал: “Граждане грузчики!.. Вот он!.. Родимый… Идет… Вот он!” Наверное сработали какие-то предохранительные клапаны, которые природа предусмотрела в человеке для подобных случаев. К ящикам он прошел не Дрогнув и, выслушав рапорт двух небритых мужиков в ватных телогрейках, милостиво махнул рукой. Небрежно вынув из кармана каким-то чудом попавшие туда полсотни сорингов, сунул их одному из грузчиков и скомандовал: “Двинули!”

Мужики подхватили первый ящик и, вломились с ним в парадное. Клоб умудрился проскользнуть в дверь первым и заспешил по ступенькам, подкидывая в руке ключ и прислушиваясь, как за спиной пыхтят грузчики.

Подниматься было легко. Ступени приятно пружинили, подталкивая вверх. Перила услужливо извивались под рукой, видимо, испугавшись, что их помощью пренебрегут.

Дверь распахнулась перед ним сама. Клоб снял ботинки в передней и, пройдя к зеркалу, некоторое время рассматривал спину отражения, которое гляделось в другое зеркало и расчесывало волосы. В этом зеркале можно было разглядеть еще одно отражение и тоже с зеркалом, а за ним еще и еще… Получился бесконечный зеркальный коридор и нескончаемый ряд отражений…

— Пренебрегаешь, да? — оскорбился Клоб и прошел на кухню, чтобы поставить чайник на газ.

Домовой сидел на батарее и горестно разглядывал большие портновские ножницы.

— Что невесел? — спросил Клоб, гася спичку.

— А-а-а… — махнул лапкой домовой. — Научился я брейку… И что?

— М-м-м?

— Она сказала, что все это чепуха. Причина в другом.

— А?

— Уши у меня холодные, говорит.

— Это точно, — сам поражаясь своему злорадству, согласился Клоб. — Уши у тебя — холоднее некуда. Я бы с такими ушами холодильником работал. А еще у тебя холодный нос. Это точно.

Поправляя крышку чайника, он услышал, как в коридоре загрохотало и заскрипело. Клоб вышел в гостиную и увидел, что грузчики уже втащили ящики в комнату. Четко, со знанием дела, они приступили к распаковке, слаженно орудуя ломами и монтировками. Из одного ящика извлекли портативный стереовизор.