Марина Ясинская - Лотерея жизни Страница 6

Слезы потекли на щеки.

— Ваши исследования… — попыталась сказать она.

— А, — отмахнулся Степан Николаевич, — Успею! Значит, буду больше работать.

Голова шла кругом, в ушах будто шумел штормовой океан.

Словно во сне, Вика наблюдала, как, сказав что-то в микрофон, к ней направилась Наталья Александровна, наклонилась, ласково обняла Юленьку, потом — её, и протянула крохотную пластинку. Затем подполковник в отставке решительно прошел мимо микрофона и, подойдя к Вике, без слов отдал ей свой чип.

Зал сходил с ума — казалось, стены обрушатся от громовых аплодисментов. Немало зрителей утирали украдкой набежавшие слезы. Да и лица самих победителей тоже были далеко не равнодушными. Среди разразившейся бури эмоций только одна из многочисленных камер заметила и бесстрастно зафиксировала пренебрежительную усмешку на лице Павла Ивановича…

Вика не могла больше крепиться — закрыв лицо руками, она безудержно разрыдалась. Двенадцать лет — ей подарили двенадцать лет! Отдали в ущерб своим мечтам и планам, желаниям и целям. Совершенно посторонние люди! Можно ли когда-нибудь в жизни отблагодарить их за это? Да и есть ли вообще на свете хоть что-то, чем можно воздать за такую доброту?

У микрофона завершал свою речь главный счастливчик, сорвавший Джек Пот — Павел Иванович Лазаренко. Потом он подошел к остальным победителям, собравшимся на краю сцены, встал неподалеку, и, старательно избегая их взглядов, изобразил на лице самую что ни на есть безразличную полуулыбку…

…Среди погасших огней, расходящихся зрителей и выключенной аппаратуры Вика бестолково металась от Натальи Александровны к профессору, от Сергея с Ольгой — к Олегу, сумбурно благодаря и беспрестанно спрашивая, что она может для них сделать.

А они смущенно улыбались, успокаивали ее и говорили какие-то невразумительные теплые слова.

Пришла в себя Вика только на выходе из телестудии. По-осеннему влажные сумерки плеснули в лицо частой моросью.

— Мамочка, мне холодно, — потянула ее за рукав Юля.

— Сейчас, моя хорошая, — ответила Вика, беря дочку на руки, — сейчас мы с тобой покатаемся в метро, а потом сядем на поезд. Будем ехать долго-долго, мимо разных лесов и озер, полей и деревенек, и наутро приедем домой.

"А потом я наконец-то найду нормальную работу — ведь впереди — пятнадцать, нет, шестнадцать лет. И моей девочке больше не придется целыми днями сидеть со мной на рынке", — додумала она.

— Только не забудь сказку рассказать, — напомнила дочка.

Юле непременно потребовалось самостоятельно шагнуть на эскалатор и, стоя на движущихся ступеньках, самой держаться за едущий поручень. Вика с неохотой поставила дочку на пол. Хотелось не отпускать ее ни на мгновенье, хотелось прижать ее к себе и закружиться, подпевая ликующей душе. Она вырастит свою маленькую девочку! У них впереди теперь так много времени! А когда придет ее срок, Юленьке будет двадцать… Двадцать, а не пять.

Душа была преисполнена чуть виноватой радости, которая словно отбрасывала вокруг теплые отблески, сказочным образом превращая тусклые лампы переходов метро в старинные канделябры, длинные коридоры — в древние подземелья, шум проходящих составов — в грохот хрустальных водопадов, а сами вагоны — в изукрашенные колесницы. Хмурые унылые лица спешащих куда-то людей даже на самую малую толику не портили Вике праздник. Жизнь казалась радужно-яркой, сияюще-прекрасной!

И только уже на подходе к Казанскому вокзалу крылато-летучее настроение словно споткнулось обо что-то. Краски потускнели, волшебные очертания растворились, и сквозь них проступила кажущаяся особенно неприглядной теперь, после сказочных декораций, реальность.

Бессильно прислонившись к грязной бетонной стене, в переходе стояла молодая, очень измученная женщина. Безразлично глядя недвижными, почти мертвыми глазами в никуда, она покачивала на руках ребенка. На полу стояла от руки написанная таблица: "Продам два года жизни — дёшево. Ребенок болен лейкемией, срочно нужны деньги на операцию".

— Мама, ты чего? — спросила Юленька, подергав Вику за руку.

— Иду, иду, — отозвалась Вика, не двигаясь с места.

Откуда-то сбоку, сначала издалека, потом ближе, а затем, по мере удаления, затихая, раздался равнодушный голос какого-то прохожего "Вот дура, столько лишних лет получит, что еще не одного успеет народить да вырастить. Другой бы радовался на ее месте".

Было в безжизненном взгляде этой женщины что-то такое, что крепко зацепило Вику. Она встряхнула головой, пытаясь прогнать наваждение. В голове и правда прояснилось. А в следующий миг Вика поняла — такими же глазами всего пару часов назад смотрела она сама. Глазами человека, у которого не осталось ни веры, ни надежды, ни даже отчаяния. Глазами человека, прошедшего через все круги ада и по какому-то странному недоразумению еще живого и испытывающего самую страшную боль — не за себя, а за своего ребенка.

Вика достала из сумочки кошелек, медленно его открыла и вынула пять маленьких пластинок, состоявших из крохотных, почти невидимых микросхем. Короткую секунду подержала их, будто взвешивая, согревая… Потом глубоко вздохнула, отобрала одну из них, подошла к женщине, вложила чип в холодную ладонь и решительно, не оборачиваясь, пошла дальше — чтобы не видеть, как глаза той медленно наполняются жгучими слезами.