Владимир Моисеев - Творчество душевнобольных кошек Страница 6

- Понимаете, Нина, не было еще случая, чтобы я сумел найти общий язык с критиком. Даже самые простые вещи мы умудряемся воспринимать абсолютно по-разному. Какое отношение к моим романам имеют абстрактные проблемы техники письма, которыми так интересуются литературоведы, хоть убей, не понимаю! - надеюсь, что мои слова прозвучали искренне. - Сознаюсь, мне действительно льстит, когда очень умные люди находят в моих текстах важные, с их точки зрения пассажи, и обозначают их словами, выговорить которые я не в состоянии. Я отдаю должное их изобретательности и эрудиции, но не советую использовать их выводы в своей работе. Еще никому из них не удалось объяснить, почему мои книги читают. Я не поддаюсь трактовкам! Изучив критические статьи, вы не станете лучше понимать, зачем я вновь и вновь сажусь за машинку. Скорее, запутаетесь.

- Вот как? - как мне показалось, с вызовом отозвалась Нина. - Трудно поверить, что вы не интересуетесь своей ролью в литературном процессе!

- Это не моя проблема, - улыбнулся я. - Об этом пусть думают активные участники литературного процесса. Не исключено, что есть люди, для которых это важно. Но я придерживаюсь других принципов. Мне нравится писать - и с меня довольно. Не люблю быть похожим на других. Пусть другие будут похожи на меня.

- Вы разрешите использовать ваше заявление в своей монографии?

- Пожалуйста. Честно говоря, я крайне мало интересуюсь теоретическими обоснованиями моего сочинительства. Для меня работа над рукописью есть прямое продолжение существования. Частное проявление общего закона познания мира. Я так живу. Понятно? Приведу пример. Не сомневаюсь, что и у вас были случаи, когда вы не сразу находили нужные слова в какой-то трудной ситуации, а потом, через некоторое время, выговаривали про себя все накопившееся в вашей душе. Наверняка это были обдуманные, аргументированные, страстные монологи. Не правда ли? Так вот, все, что я делаю со своими текстами, определяется простым желанием выговориться. Помахать кулаками после драки. Ничего другого в моей работе нет. Силен задним умом. И объясняется это весьма просто: мне нравится жить и интересно следить за собой. Словно я участник потрясающего научного эксперимента, изучающего проявления милосердия у нашей популяции на примере одного единственного представителя - меня самого. И мне кажется, я буду жить, пока смогу объективно комментировать свое существование.

- Значит ли это, что для того, чтобы разобраться в вашем творчестве, мне следует лучше понять ваш образ жизни?

- Хотел бы надеяться, что это так.

- Звучит вполне убедительно. Но совершенно не функционально. Я привыкла работать с текстами. Круг идей, второй смысл, фрейдистские оговорки… Такая работа по мне. Но вы заявляете, что этого недостаточно. И как прикажете мне поступать? Как я должна разбираться с вашей жизнью? Всем известно, что вы - человек скрытный. Ваша личная жизнь всегда была тайной за семью печатями. Получается, что мне никогда не удастся закончить свою монографию.

Я едва не всплеснул руками от удовольствия. Эта девушка нравилась мне все больше и больше. Не потому, что решила посвятить свою жизнь изучению моих творений. Боже мой! Ну и занятьице она себе нашла! Нет. Я почувствовал в ней что-то настоящее, не поддельное, не доступное мне, чему я могу только завидовать. Этого было достаточно, чтобы я немедленно проникся к Нине абсолютным доверием. И никто не смог бы изменить моего мнения о ней. Меня всегда привлекали люди, которым я могу позавидовать.

- Вы помните, как начинался наш разговор? Вы назвались моей подругой.

- Мне так показалось…

- В моем распоряжении огромный дом, есть несколько комнат для гостей, можете остановиться там. Мне хотелось бы сходить с вами на рыбалку. Вы должны увидеть своими глазами, какая удивительно синяя вода в океане, если смотреть на нее с берега, и какая она становится ядовито зеленой и как светится над мучнистым белым песком, когда отчаливаешь от берега на катере. Можно ли говорить о моих текстах, пока вы не увидели, как тень крупной рыбы мелькает под днищем задолго до того, как рыба подплыла близко… Вы должны научиться быть сдержанной, должны понять, что, если позволишь себе раздражаться и злиться, с большой рыбой не сладишь… Вы должны почувствовать высший накал схватки за внешне не эффектными событиями: когда рыбина попадется ко мне на крючок, мне останется только поднять ее кверху, следить за удилищем, распрямляющимся по мере того, как леска выходит из воды, выбирать излишек лески, наматывать ее на катушку и потихоньку опускать удилище ниже. Другого пути понять мои книги нет.

- Заманчивое предложение… Но в каком качестве я остановлюсь в вашем доме?

- Если для вас это принципиально - предлагаю вам стать моим секретарем.

- С удовольствием принимаю ваше предложение. Особенно, если работы будет не слишком много.

- Работы? А кто говорил о работе?

*

У Николаса действительно были проблемы с ногой. Он ковылял ко мне на встречу, забавно переваливаясь с боку на бок, как расстроенный гусь с переломанной лапой. На лице его застыло удивленное выражение, словно он до сих пор не мог поверить, что неприятность случилась именно с его конечностью.

- Ну что, приятель, следующие соревнования по бегу в мешках придется пропустить? - сказал я, крепко пожав ему руку и от всей души похлопав по спине.

- Ого-го, - притворно заохал Николас. - У тебя, Килгор, и прежде рука была тяжелая. А теперь, когда тебе удалось как следует подкормиться в своем Нью-Йорке, ты стал просто опасным для окружающих.

- Я очень рад тебя видеть, старина!

- В следующий раз попытайся выражать свою радость не с такой силой. Особенно, когда колотишь кулачищем по спине своим больным друзьям.

- Прости, но я думал, что у тебя болит ножка.

- А теперь еще и спинка, слон ты этакий!

Мы обнялись и медленно побрели к вилле. Дома, я снова был дома.

Вилла была расположена возле самого океана. Прямо от двери начинался крутой спуск ведущий к белому песчаному пляжу. Днем это было прекрасное место для купания. Но ночью в расчете на легкую наживу близко к берегу подплывали акулы. Были времена, когда я любил по ночам следить за фосфоресцирующим следом, который акулы оставляли за собой. В темноте эти твари никого не боятся. Мне было приятно сознавать, что я занял место в первых рядах и теперь могу наблюдать за буйством этих исчадий зла. Ни каждый писатель может похвастаться тем же. Рассуждать о вселенском зле, не имея представления о том, как оно выглядит в реальности… Мне это не подходит.

Внезапно меня пронзило острое болезненное чувство, будто бы я не отдал вовремя долг чести. Создалось впечатление, что меня принудили обернуться. Нина стояла возле машины. Она была потрясающе красива, еще более обольстительна, чем недавно в порту. Я стал волноваться за судьбу своего ненаписанного пока романа, влюбляться не входило в мои планы. Но, господа, приходилось ли вам когда-нибудь видеть забытую женщину, которая расцвела только от того, что ее забыли? Я видел подобное в первый раз в жизни. Попросить, что ли, Николаса изобразить нечто подобное на очередном полотне? Ни черта у него не получится, потому что кроме меня никто этой красотищи не видит. Ну и дураки!

- Я размещу Нину на втором этаже в комнате для гостей, - сказал Николас. - Она ведь остается с нами, так?

- Да.

- Ты поступаешь правильно, Килгор. Не знаю, захочешь ли ты узнать мое мнение. Но я рад, что сказал об этом, не дождавшись твоего вопроса. Я должен был сделать это, и я сделал. И мне стало легче на душе. Ты ведь знаешь, что я никогда бы не позволил себе поучать тебя, но высказать свое одобрение я могу. Настанет час, и ты вспомнишь мои слова, пусть это произойдет, когда тебе захочется увериться в том, что я действительно твой друг. Лучшего аргумента мне пока придумать не удалось.

- Ничего не понимаю, - признался я.

- Правильная реакция, - ухмыльнулся Николас. - Через два часа Клара позовет вас на обед. У тебя есть время привести себя в порядок. Нина собиралась провести это время в библиотеке. Ей нравится, как ты пишешь. Этого не скроешь. К тому же она призналась, что время от времени перечитывает твои книги. Представляешь! Многие ли из твоих женщин обладали такой же добродетелью?

- Ты явно торопишь события.

- Я уже знаю, что она согласилась стать твоим секретарем. Считай, что тебе повезло. Чутье в подобных делах меня еще никогда не подводило.

- И что говорит твое чутье?

- Я не привык вмешиваться в твои дела. Наверное, это хорошо. Но сдается мне, что наступит день, когда тебе понадобится помощь, а я промедлю, потому что не кстати вспомню, что ты не любишь, когда вмешиваются в твои дела. А ты не попросишь меня поторопиться, потому что не будешь знать, удобно ли это и не посчитаю ли я твою просьбу проявлением слабости. Мало ли глупостей скопилось в твоей башке? И ты пожалеешь, что твои принципы…