Дмитрий Шишкин - Восстание Страница 6

Аудитория загудела, обсуждая новое и чудное знание. Михаил Александрович счастливо улыбался, что было для него большой редкостью.

– А вы что думали, его для красоты бальзамировали, что ли? – в голосе чувствовался смех. – А потом кроме него ещё целую плеяду большевистских вождей? Так же как некоторые нувориши сейчас замораживают своих умерших родственников в надежде, что в будущем технологии усовершенствуются, и можно будет их разморозить и воскресить, точно так же действовали большевики. Только у них не просто надежды были, а целое учение и настоящая вера, посильнее, чем у многих религиозных людей. Причём коммунисты исправили, как они считали, ошибку древних египтян. Они позаботились о сохранении интеллекта и памяти своих мумий, законсервировав их мозги в специально созданном для того Институте мозга. Так что, господа, история большевизма ещё не закончена, – Михаил Александрович уже откровенно рисовался, театрально развёл руки, – мумии у кремлёвской стены и их мозги в склянках лежат и ждут своего второго пришествия. Наука с тех времён, вам ли не знать, действительно, очень серьёзно продвинулась вперёд.

Финал вышел совсем неожиданным: Михаил Александрович, тот самый «тихий маньяк», подмигнул студентам и рассмеялся.

Ленина в футляре бросили под кровать. И тут же, обессилев, на неё плюхнулись, не сняв свои пуховики. Несмотря на то что самое страшное, казалось, уже позади, трясти особенно сильно начало именно сейчас.

Пару минут сидели молча, борясь с эмоциями поодиночке. Антон встал, вздохнул и отправился мимо стены, обклеенной странной, от «The Beatles» до «структуры ДНК человека», подборкой плакатов, на микрокухню их съёмной однушки.

Обыкновенная московская хрущёвка, которой дважды уже продлевали «срок годности», что прелести ей не добавляло, но и цену аренды не снижало. Жили парни здесь с первого курса университета. Быстро сдружились, познакомившись ещё на вступительных экзаменах.

Оба очень разные, потому и сошлись. Антон из респектабельной советской семьи: престижная школа, большая квартира в центре Питера, на Синопской набережной. Кирилл из маленького, забытого богом города со странной этимологией, Мегидовки, в средней полосе России. Обычный двор с алкашами, среди которых ошивался одно время и его папаша, в полном смысле слова бывший интеллигентный человек, некогда директор театра, с позором изгнанный за постоянные пьянки сначала с работы, а потом и измученной мамкой из дому.

Кирилл детство провёл в обнимку с книжками, вырос парнем рассудительным и, по мнению Антона, часто до тошноты нудным и правильным, однако при всём этом человеком хорошим и в общении вполне сносным. К тому же парень не обладал примечательной внешностью, роста был ниже среднего, одним словом, совершенно не составлял красавцу-Антону конкуренции за девичьи сердца. Это делало многолетнее соседство взаимоприемлемым и бесконфликтным.

Всё шло к тому, что и работать потом будут вместе всю жизнь. Были бы разнополые, давно бы пришлось пожениться от такой безысходной предопределённости.

Кирилла в «сожителе» тоже всё устраивало. Об Антоне он привык думать, как о непутёвом гуляке, парне, безусловно, не бесталанном (вот и в аспирантуру он поступил безо всякого труда), но прожигающем жизнь и чётких планов на неё не имевшем. Всякие философские разговоры о смысле, бытии, духе Антон всегда пресекал в зародыше, ему это было скучно и неинтересно. Учёба увлекала его эпизодически, занимался активно он только темами, которые ему самому нравились. Иногда Кирилл даже завидовал Антону. Но это только в редкие моменты, когда отчаивался от своих сложных размышлений, и душа просила покоя и простых радостей. Но в целом, конечно, Кирилл был уверен, что на голову превосходит друга почти во всём, если не считать животных параметров: физической силы и красоты.

Тут же, в критической ситуации, он впервые почувствовал себя ведомым, зависимым от решительности и предусмотрительности Антона. Он начал удивлять с того момента, как гипотетические разговоры «ах, как неплохо было бы заполучить эти мощи» внезапно и именно по воле Антона переросли в реальный проект.

А сегодня он читал Маяковского. Неожиданно. И, казалось, без причины. Кирилл был уверен, что Антон вовсе ни одного стихотворения наизусть не знает, не вязалось это никак с его образом. И потом, он же шесть лет молчал! Откуда вдруг серебряный век? Как он пересёкся с животными инстинктами «альфа-самца»?

Антон вернулся из кухни с початой парнями ранее бутылкой коньяка, внутри плескалась жидкость сомнительного качества, но с гарантированным эффектом.

Выпили из стоявших на рабочем столе кружек с коричневыми разводами по краям. Антон глубокомысленно вздохнул и по-философски долил себе одному, выпил.

– Ты помнишь «Хорошо!» Маяковского? – наверное, всплеск адреналина в связи с сегодняшней операцией что-то в антоновском мозгу, глубоко спящее, задел. – Когда он прогуливался по набережной и узнал в греющемся у костра солдате Блока?

Не дожидаясь ответа, Антон начал читать, очень артистично и вдохновенно, чеканя каждую «ступеньку»:

Кругом     тонула          Россия Блока…     Незнакомки,          дымки северашли     на дно,          как идут               обломкии жестянки          консервов.

Антон потянулся к бутылке, но Кирилл его опередил, помня историю предыдущего долива. Разлил поровну сначала, потом подумал и восстановил справедливость, плеснув себе ещё.

Коньяк, до того напоминавший о себе лишь жжением в пустом желудке (не ели-то они с самого утра), внезапно ударил в голову. Кирилл вежливо кашлянул, проверяя, театральная пауза у друга или он уже закончил. Антон посмотрел с интересом, выйдя из образа. Значит, закончил.

– Вообще-то, мне, конечно, Блок больше нравится… – как будто извиняясь, пролепетал захмелевший Кирилл.

– Ну конечно! – ухмыльнулся Антон. – Именно поэтому ты трясся, как осиновый лист, сегодня весь день.

– А ты, можно подумать, нет?! – Кирилл обиделся искренне, хотя Антон рассмеялся и похлопал дружески его по плечу. – С самого начала, когда только идею я озвучил, это была просто фантазия! А теперь это – статья, понимаешь?!

На слове «статья» он так активно кивнул в сторону друга, будто собирался врезать ему лбом в подбородок.

– Какая статья? – Антон развёл руки, как на досмотре в аэропорту. – За хищение в особо крупном идеологическом размере?

Шутка ему понравилась первому, и парень залился звонким, счастливым и беззаботным смехом. Кирилл с удовольствием подхватил.

– Ну серьёзно, – отсмеявшись, добавил Антон, – за что статью, какие ценности, какая стоимость? Максимум – это хулиганство. Мелкое.

Он откинулся на кровать, довольный собой, непроизвольным движением ноги запнул футляр с Лениным подальше в подкроватную пыль, скопившуюся за пару месяцев без генеральной.

Пахнуло лёгким сладковато-пряным ароматом. Может, от бальзамирующих веществ, пропитавших мумию. А может, и от остатков анаши под нехитрым двойным дном ящика. Её когда-то возили из родной Киргизии те самые знакомые музыканты, так и не покорившие Москву ни музыкой, ни наркотиками, и распродавшие по такому случаю последние вещи.

– Пятнадцать суток, Кирюха, я считаю, – продолжил меж тем Антон, – это вполне здравый риск и разумная плата, когда на весах с другой стороны такие возможности!

– Мда… – Кирилл полуобернулся к столу, облокотился об него локтем и положил голову на слегка сжатый кулак. В этой позе роденовского мыслителя было очень удобно созерцать остатки в бутылке, размышляя о перспективах, чем Кирилл немедленно и занялся.

– Иногда и правда стоит топить Россию Блока, все эти нюни! – внезапно посерьёзнев, сказал Антон. – Большие дела требуют больших жертв и решимости.

«Ничего себе его торкнуло!» – про себя удивился Кирилл.

– Давай лучше допьём, а то я нить теряю, – продолжил он.

Посмеялись, допили. Вечер заканчивался неплохо. Тревожила, правда, ещё пара проблем.

Во-первых, надо было решать вопрос с мозгом. Денег осталось только на один билет до Питера и обратно. Там содержимое головы Ильича хранилось в склянке в Институте мозга среди прочих мозгов выдающихся россиян. Решили, что поедет Антон. Заодно и с родителями встретится. Кроме того, он уже нашёл подрабатывающего в институте знакомого парня, что учился с ним в одной школе, класса на два младше. Дело обещало быть лёгким: ни охраны толком, никакого режима секретности, обычная разруха научных учреждений.

– Сердце же ещё было… – уже расправляя свою постель, заметил Кирилл.

– Да кому оно нужно, это сердце? Даже непонятно, где оно хранится, – отмахнулся Антон. – К тому же сердце сейчас чисто теоретически можно вырастить из стволовых клеток. Это же мышца, не более.