Владимир Аренев - Душница. Время выбирать Страница 6

Ну хотя бы между ног, если успеет.

– Эй, ребятки, извините, что вмешиваюсь… – Никто не заметил, откуда рядом со скамейкой взялся этот высокий мужчина в синем плаще. Говорил он глубоким, уверенным голосом с едва заметным акцентом. – Помощь нужна?

– Да! Да!!!

– Иди, дядя, куда шёл. Я с сеструхой сам разберусь, ага. – Рукопят цвиркнул ему под ноги желтоватой слюной. – Дело типа семейное. Плохо заботится о младшем братишке, – он с ленцой кивнул на шарик в руке Антипова.

Незнакомец улыбнулся и провёл ладонью по седым волосам. Улыбка у него была неуверенная и чужая. Как будто улыбка сама по себе, а он – сам по себе.

– А… – Незнакомец указал на Сашку.

– Ухажёр её. Переживает!

Циркуль с Колпаком хохотнули.

– Тогда пойду, не буду вам мешать.

Незнакомец уже сделал шаг в сторону, но вдруг обернулся и внимательно поглядел на Сашку. Тяжёлый взгляд. Словно на тебя падает гранитная плита.

– А может, вам помочь? Ухажёр-то, похоже, готов на всё…

– Да что…

– Давай пока подержу шарик.

Незнакомец внезапно оказался рядом с Антиповым, положил свою ладонь поверх его руки. Сжал. Антипов шарахнулся от него, сперва растерянный, потом напуганный и злой.

– Эй, хрен старый, ты чё творишь?! Ромк, он мне чуть руку не сломал!

Незнакомец небрежно намотал конец цепочки на палец. С шариком он смотрелся нелепо и беззащитно.

– Значит, типа супермистер Зэд, да? Типа, херр Утёс?! – Рукопят ещё раз сплюнул – и вдруг оказался лицом во влажных, подгнивших листьях. Незнакомец едва коснулся его, просто дал лёгкий подзатыльник.

То, что случилось потом, Сашка осознал через полминуты, не раньше.

«Гиены», наверное, тоже. Просто вот сейчас стояли кто где, решая, то ли напасть на «герра Утёса», то ли погодить, – а через мгновение уже лежали, все трое. Незнакомец не бил их – едва задел каждого: хлопнул по плечу, дёрнул за нос, ткнул пальцем.

Антипов глядел на это оттопыривши челюсть. Потом издал горлом такой звук, словно проглотил мячик для пинг-понга, развернулся и драпанул – только брызги из-под ботинок!..

Рукопят завозился в грязи, поднялся на четвереньки, левой рукой угодил в собственный плевок, поскользнулся, снова упал и, бормоча что-то бессвязное, сперва пополз, а потом побежал. Трясущийся и жалкий, он превратился в того, кем всегда и был. Обычный мальчишка, просто обычный мальчишка.

Трое «гиен» рванули следом. В точности такие же, как он: мальчишки, дети. Иногда злые, иногда наглые, сейчас вот униженные и напуганные до чёртиков, – но всего лишь дети.

Почему-то Сашка твёрдо знал, что впредь только так и будет к ним относиться.

Незнакомец протянул шарик Насте и собирался что-то сказать, но зазвонил мобильный. Гремела приливная волна, словно в кармане синего плаща скрывалось целое море.

– Да?.. Когда?.. Хорошо, буду. Ничего, подождут. Мы никуда не спешим, сам знаешь, мы уже всюду опоздали.

Он захлопнул крышку и повернулся к ним – уже изменившийся. Настоящий.

Кивнул на шарик:

– Береги своего брата… Если по-другому не вышло, что ещё остаётся, верно? Он-то не виноват, обычай есть обычай. – Незнакомец едва заметно скривился – словно нечаянно раздавил клопа. Только сейчас Сашка заметил тонкий шрам, сползавший от виска к уху и терявшийся где-то в седых прядях. – Не хотел бы я умереть на вашей земле.

Он сказал это глядя в глаза Насте. Сашка, впрочем, не сомневался, что обращается незнакомец к нему.

Кивнув на прощание, человек в синем плаще развернулся и зашагал прочь. Они смотрели ему вслед до тех пор, пока не скрылся за углом.

Так было проще, чем друг на друга.

– Ну, – сказал Сашка наконец, – вот… Пойдём, проведу тебя. Не против?

Настя покачала головой:

– Не против.

– Только мне ещё надо портфель забрать. И дедов шар.

Они никуда не делись, так и висели на ветке, где он их оставил. Дотянулся не с первого раза, даже удивился, что сумел прицепить их так высоко.

– Тебе куда? На триста двадцатую? Тогда, наверное, лучше через дыру, так быстрей. – Они зашагали по дорожке к заднему двору. Здесь на углу в школьном заборе был лаз, старый как мир. Раз в несколько лет дыру заколачивали досками… максимум на неделю. Потом доски куда-то исчезали, и порядок во вселенной восстанавливался.

Помимо того, что отсюда действительно было ближе к Настиной маршрутке, у Сашки имелась по крайней мере ещё одна причина выбрать этот путь.

Его вряд ли знал незнакомец в синем плаще.

Шли неспеша, со стороны, наверное, смотрелись смешно: оба с портфелями и с шариками. «Жених и невеста…» – подумал он и покраснел.

Начал накрапывать дождик.

– А что… твой дед тебе что-нибудь говорит?

Сашка покачал головой:

– Молчит. Но я, если честно, и сам с ним не очень разговариваю. А твой брат?..

– Он тоже молчит. Только плачет. Ему страшно, он ведь ещё маленький. Не понимает, что случилось.

– Ты с ним часто разговариваешь?

– Всё время.

– Помогает?

Настя рассеянно коснулась пальцами шарика. Словно погладила по щеке.

– Иногда становится не так грустно. Перед сном читаю ему сказки. Прошу присниться…

– И что? Правда снится?

– Бывает. Тогда мы с ним играем, как раньше играли. Но чаще я не помню, снился он мне или нет. А он потом ничего не рассказывает, только плачет и плачет. – Помолчала. – Я злюсь на него за это и на себя за то, что злюсь. У меня совсем нет терпения. Иногда хочу, чтобы его скорей отдали в душницу. Потом ругаю себя. Как думаешь, это правильно? Всё-таки он… ну всё-таки как будто живой, это нечестно – отдавать его в душницу.

– А вдруг ему там будет лучше?

– Думаешь?

Он пожал плечами:

– Типа среди таких же.

– А ты бы своего деда отдал?

Сашка снова пожал плечами, хотя ответ знал наверняка.

Той ночью ему приснился дед. Молча постоял на пороге их комнаты, посопел. Отступил на шаг и скрылся во мраке, но Сашка знал, что дед по-прежнему где-то там, во тьме. Сопит и ждёт.

В День Всех Святых пошли проведать папиных предков. На улицах было полно народу, многие с шариками. В метро ехали тесно прижавшись друг к другу; от духов тётки в выцветшем парике чихало полвагона. Сашка старался подольше не дышать, выдыхал на остановках. Чтобы отвлечься, смотрел, как покачиваются у самого потолка шарики на цепочках, как сталкиваются друг с другом и разлетаются в разные стороны. Рассеянно радовался, что дедов шар оставили дома.

В который раз он пытался представить себя вот таким: бесплотным, беззащитным. Вообразить себя предметом.

Всё время казалось: ещё немного – и поймёт.

Уже несколько дней Сашка ломал голову над тем, как помочь Насте развеселить брата. Ладно, не развеселить – хотя бы успокоить. Это был вопрос: чему может радоваться тот, кто лишён тела?..

Часто перед сном Сашка закрывал глаза и мысленно поднимался кверху, как если бы уже был шариком. Смотрел на всё словно с того конца воображаемой цепочки. Видел не лица – макушки, видел сеть трещин на подмёрзших лужах, летел всё выше, видел уже покрытые грязью спины маршруток, видел ворон на голых ветвях, скатерти мостов, шпили храмов (будто фигурки в настольной игре).

Неба не видел.

Мама спрашивала, почему он всё время зевает. Отец заставлял отдыхать перед тем, как садиться за домашку: минимум полчаса. «Учёба учёбой, но здоровье важней».

Сашка не спорил и ничего не объяснял. Так было проще.

От метро шли пешком. Все троллейбусы и маршрутки ворочались в потоке машин, словно рыбы на нересте; двери открывались и захлопывались с натугой.

Верхушку душницы увидели издалека: она рассекала небо пополам, вздымаясь над паутиной чёрных ветвей и проводов-душеловов. Врастала в блёклую твердь словно клык, словно исполинский сталагмит.

В Парке памяти было не протолкнуться. Подмёрзший гравий хрустел под сотнями ног, в динамиках за живой изгородью пели возвышенные голоса. Слов Сашка не мог разобрать: что-то религиозное.

Они поднялись на верхушку холма, к основанию душницы. Ближайший вход был перекрыт, весь в лесах. Сашка знал, что это нормально: душницу постоянно ремонтировали, добавляли новые этажи, расширяли старые. Он помнил картинку из учебника, на которой башня была высотой с обычный храм. Теперь её витая свеча вздымалась над всей столицей – самая высокая точка города, его символ, его гордость. Его память.

В широком вестибюле все звуки гасли и терялись среди колонн. На мгновение отвернувшись, Сашка едва не потерялся. Множество лиц и силуэтов, усталые или безразличные взгляды, кто-то украдкой поглядывает на часы, кто-то, примостившись на скамье у стены, жуёт яблоко. Очередь в гардероб свернулась в бесконечный клубок: ты шагал за чьей-то спиной, не зная, когда уткнёшься в очередную секцию ограждений, не зная, как далеко находишься от начала и от конца. Светильники, прилепившиеся к низкому каменному потолку, напоминали слизней в заброшенной пещере.