Бернгард Келлерман - Туннель Страница 67

В Мак-Сити к концу строительства было уже больше миллиона жителей!

На строительстве повторялись более или менее крупные несчастные случаи и катастрофы. Но они были не крупнее и случались не чаще, чем при других больших технических сооружениях. Аллан стал осторожен и боязлив. У него были уже не прежние нервы. В начале строительства жизнь ста человек не имела для него значения, а теперь каждая человеческая жертва, принесенная туннелю, ложилась тяжестью на его душу. В штольнях было установлено множество предохранительных и регистрирующих приборов, и всякое указание на необходимость осторожности заставляло его снижать темпы работ. Аллан поседел, old grav Mac[95] называли его теперь. Он почти не спал и каждую минуту опасался какого-нибудь несчастья. Он стал нелюдим, и единственный его отдых состоял в одинокой вечерней прогулке по своему парку. Мировые события его мало интересовали. Создатель туннеля, он стал его рабом. В его мозгу не было места для мыслей, не имевших отношения к типам машин и вагонов, к станциям, аппаратам, цифрам, кубическим метрам и лошадиным силам. Почти все человеческие чувства притупились в нем. У него остался единственный друг, — это был Ллойд. Они часто проводили вместе вечера. Сидели в креслах, курили и молчали.

На восемнадцатом году строительства произошла крупная забастовка. Она длилась два месяца, и Аллан не вышел из нее победителем. Только благодаря хладнокровию Штрома удалось в зародыше пресечь повторение массовой паники. Однажды температура в штольнях поднялась на целых пять градусов. Это явление было непонятно и требовало сугубой осторожности. Рабочие отказались спускаться в штольню. Они боялись, что разверзнется земля и зальет их огненной лавой. Распространяли нелепую мысль, будто штольня приближается к раскаленному ядру земли. Многие ученые высказывали предположение, что трасса туннеля коснулась кратера подводного вулкана. Работы были приостановлены, и начались тщательные исследования соответствующих участков морского дна. Но температурные измерения не обнаружили и следа вулкана или горячих источников.

Штром собрал добровольцев и целый месяц оставался дни и ночи в штольне. «Русский черт» прервал работу только когда свалился без сознания. Но через неделю он уже опять был в «аду».

Здесь люди работали совершенно голые. В полусознательном состоянии, поддерживаемые только возбуждающими средствами, сновали они, словно грязные, замасленные ящерицы, взад и вперед по штольне.

На двадцать четвертом году постройки, когда расстояние между штольнями по вычислениям составляло всего около шестидесяти километров, Штрому удалось поговорить по беспроволочному телефону через толщу породы с «Толстым Мюллером». После полугода адской работы штольни настолько продвинулись вперед, что должны были находиться в непосредственной близости одна от другой, но сейсмографы не отметили ни единого колебания, хотя Мюллер производил взрывы тридцать раз в день. Все газеты обошло волнующее известие, что штольни разминулись. Инженеры в обеих направляющих штольнях поддерживали между собой непрерывную связь. Расстояния от Азорских и Бермудских островов были определены с точностью до метра как на поверхности, так и под морским дном. Расхождение не могло превышать нескольких километров. Поставили сверхчувствительные аппараты, не поддающиеся влиянию высокой температуры, но и они не давали нужных показаний.

Примчались ученые из Берлина, Лондона и Парижа. Некоторые из них отважились даже проникнуть в раскаленную штольню, но все было безуспешно.

Аллан приказал вести штольни косо вверх и косо вниз, приказал бурить сеть боковых штолен. Это был настоящий рудник. Такая работа втемную, наугад была крайне трудна и изнурительна. Жара валила людей, как эпидемия. Случаи буйного помешательства повторялись почти ежедневно. Хотя воздуходувки непрерывно накачивали в штольни охлажденный воздух, стены были раскалены, как кафельные печи. Совершенно нагие, покрытые грязью, ослепленные жарой и пылью, инженеры сидели в штольнях и следили за показаниями аппаратов.

Это был самый ужасный, самый тревожный период за все время работ, и Аллан окончательно потерял сон.

Четыре месяца шли поиски, так как проходка боковых штолен отнимала много времени.

Мир судорожно ждал развязки. Туннельные бумаги начали падать.

Но однажды ночью Штром вызвал по телефону Аллана, и, когда он полз по штольне, Штром, обливаясь потом, грязный и почти потерявший человеческий облик, появился ему навстречу. Впервые Аллан видел этого хладнокровного человека возбужденным и даже улыбающимся.

— Мы нащупали Мюллера, — сказал Штром.

В конце уходившей вглубь косой штольни, где свистел, вырываясь из трубы, охлажденный воздух, стоял под рудничной лампой регистрирующий аппарат. Над ним склонились два закопченных лица.

В два часа и одну минуту аппарат отметил миллиметровое колебание. Ровно через час Мюллер должен был произвести новый взрыв, и все четверо целый час в глубоком волнении сидели на корточках перед аппаратом.

Ровно в три часа и две минуты игла задрожала опять.

Газеты выпустили экстренные номера! Будь Мюллер тяжким преступником, след которого разнюхивала бы стая сыщиков, сенсация не была бы больше.

Теперь работа стала быстро подвигаться. Через две недели уже не было сомнения в том, что Мюллер должен находиться под ними. Мак телеграфировал ему, чтобы он «шел наверх». И Мюллер погнал штольню вверх. Еще через две недели обе партии настолько сблизились, что аппарат отмечал даже работу буров.

Три месяца спустя уже можно было простым ухом слышать шум взрывов. Смутно и глухо, как отдаленный гром. Еще через месяц слышен был визг буров! И, наконец, настал великий день, когда буровая скважина соединила обе штольни.

Рабочие и инженеры ликовали.

— Где Мак? — спросил «Толстый Мюллер».

— Я здесь! — ответил Аллан.

— How do you do, Mac?[96] — спросил Мюллер с густым смехом.

— We are all right![97] — ответил Аллан.

Этот разговор в тот же вечер был воспроизведен во всех экстренных выпусках газет, наводнивших Нью-Йорк, Чикаго, Берлин, Париж и Лондон.

Они работали двадцать четыре года, и эта встреча была лучшим мгновением их жизни! И все же они обошлись без громких слов. Час спустя Мюллер смог послать Аллану бутылку мюнхенского пива со льда, а на следующий день они проползли сквозь скважину друг к другу, переутомленные, потные, голые, грязные, на глубине шести тысяч метров под уровнем моря.

Возвращение Аллана по штольне было победным шествием. Отряды рабочих, копошившихся во тьме, встречали его криками и ликованием:

— Кепи долой перед Маком, наш Мак молодчина!..

А позади Аллана, сверля скалу, уже опять грохотали буры.

6

Этель была сделана из другого теста, чем Мод. Она не хотела стоять в стороне от больших дел Аллана и обосновалась в кипящем круговороте. Она прошла систематический курс обучения на инженера, чтобы иметь тоже «право голоса».

С того дня, как она подала Аллану руку, она с достоинством защищала свои права.

Она, правда, освобождала Аллана от совместного завтрака, но в пять часов, ровно в пять, она появлялась, будь это в Нью-Йорке или в Туннельном городе, и безмолвно приготовляла чай. Аллан мог в это время совещаться с каким-нибудь инженером или архитектором, это ее нисколько не касалось.

Она тихонько хозяйничала в своем углу или в соседней комнате и, когда стол был накрыт, говорила:

— Мак, чай подан!

И Аллан должен был прийти, один или с кем-нибудь, это было Этель безразлично.

В девять часов ее автомобиль стоял у дверей, и она терпеливо ждала, пока он освободится. Воскресные дни он должен был проводить с нею. Он мог приглашать целый рой инженеров — как ему было угодно. У Этель был гостеприимный дом. Всякий мог приходить и уходить, когда хотел. В ее распоряжении был гараж с пятнадцатью автомобилями, отвозившими каждого гостя в любой час дня и ночи, куда ему было желательно. Порою, по воскресеньям, приезжал со своей фермы Хобби. Он ежегодно продавал двадцать тысяч кур и бог весть сколько яиц. Свет его больше не интересовал. Он стал религиозным и посещал молитвенные залы. Иногда он серьезно заглядывал в глаза Маку и говорил:

— Подумай, Мак, о спасении своей души!..

Этель сопровождала Мака в его путешествиях. Она неоднократно была с ним в Европе, на Азорских и Бермудских островах.

Старик Ллойд купил землю близ Роули, в сорока километрах к северу от Мак-Сити, и выстроил там для Этель огромную виллу, нечто вроде замка. Участок тянулся до моря и был окружен парком старых деревьев, которые по поручению Ллойда были доставлены и пересажены сюда японскими садовниками.

Ллойд ежедневно бывал здесь, а иногда неделями гостил у своего божества.