Йен Макдональд - Дом дервиша Страница 7

Ариана вернулась. Прошло почти полвека, и вот она в Эскикей. Этого не могли предсказать ни сделки, ни игры на бирже, ни прогнозы. Ариана вернулась, и теперь стало небезопасно.

Ялы[18] нависают над соленой водой, балкон над балконом. Аднан открывает деревянные ставни, ведущие на террасу на крыше. Утренняя жара смешивается с прохладными витками воздуха с Босфора. Течение темное. Аднану Босфор всегда казался темным, темным, как кровь, темным, как родовые пути. Босфор, по его ощущениям, глубокий, глубокий и засасывающий. Аднан понимает, откуда берется этот страх: из отцовской лодки и бесчисленных залитых солнцем дней, которые он в детстве буквально прожил на воде. Вот почему мерилом успеха для него всегда был дом у кромки воды. Это притягательная сила страха, напоминание, что все нажитое можно по неосторожности потерять в любой момент. Утреннее солнце превращает борт русского газовоза в сплошную стену света. Чудовище. Аднан Сариоглу улыбается сам себе. Газ — это мощь.

— Один миллион двести, говорите?

У дверей ждет агент по недвижимости. Он еще толком не проснулся, но уже побрит и в костюме. Надо рано вставать, если хочешь продать что-то газовым магнатам. Делец дельца понимает.

— Это очень популярное место, и, как видите, можно сразу въехать. У вас будет собственный причал и терраса на берегу.

Аднан Сариоглу снимает видео.

— На эту недвижимость повышенный спрос, — риелтор гнет свою линию. — Эти старые ялы быстро уходят.

— Разумеется, — кивает Аднан.

Это не настоящая ялы, те давным-давно раскуплены и либо рассыпаются под весом гниющего дерева в заброшенных бухтах Босфора, либо сгорели десятки лет назад. Это подделка, но хорошая. Турция славится умелыми подделками. Но это намного лучше, чем ненавистная клетушка на восьмом этаже многоэтажки, зажатой между грохотом скоростной магистрали и ревом мечети.

Аднан обводит цептепом террасу, делая панорамный снимок, мысленно уже заполняя пространство аскетичной скандинавской мебелью. Тут можно обустроить офис. Кожаные кресла, старые оттоманские кофейные столики, глянцевые журналы и убийственная стереосистема. Он бы приходил сюда по утрам и вызывал бы аватары, которые кружились бы и называли спотовые цены[19] от Баку до Берлина. Крупные дилеры, так называемые паши, так и работают: кто из яхт-клуба, кто из спортивного зала, кто из ресторана. Деньги из воздуха. Да, это подходящий дом, чтобы основать собственную династию. Аднан не может себе его позволить. Риелтор наведет справки и обнаружит эту деталь, но также обнаружит, что Аднан принадлежит к типу людей, у которых потенциально могут появиться деньги, даже нет, деньжищи; именно поэтому агент по недвижимости встал еще затемно, принял душ, побрился, подушился и надел приличный костюм.

Аднан направляет цептеп на воду. Наводит фокус на дома в пастельных тонах на европейском берегу. Машины больше, яхты быстрее, гавани глубже, дальше от соседских теней. Деньги и качество всегда прибивались к краю Европы. Аднан бросает оценивающий взгляд и переводит цептеп обратно. Между лоснящимися новенькими ялы двадцать первого века с их полисинтетическими крышами виднеется груда бревен, седая и одинокая, как вдова, — крыша просела, передняя стена покосилась в сторону моря, деревянные рамы без стекол наполовину заколочены. Призрак дома, брошенный и всеми забытый среди молодых, высоких и лощеных соседей. Настоящая ялы. Должно быть, дом стоял, гния год за годом, со времен Оттоманской империи. Аднан наводит резкость на пустые окна, провисшие балки и карнизы. Он даже подумать боится, во что обойдется вернуть дом в пригодное для жизни состояние, не говоря уже о том, чтобы превратить развалину в место, где будут расти его будущие дети, но знает, куда отправится дальше. Он начинает тут, а заканчивает в тени моста, на краешке Европы.

Боковым зрением Аднан замечает дым. Прямой, как мачта, столп дыма поднимается в ясное голубое небо. В тот же миг Аднан наводит фокус на источник дыма. В цептепе тут же выскакивает карта, указывающая местоположение интересующего объекта — Бейоглу. Тут же в сводках спотовых цен на газ на его сетчатке пробегает новостной жучок: «БОМБА В ТРАМВАЕ НА ПРОСПЕКТЕ НЕДЖАТИБЕЙ. ФОТО СЛЕДУЮТ».

Айше ездит на этом трамвае.

Ее цептеп звонит три раза, четыре, пять, шесть.

— Привет!

— Что-то ты долго.

— Да жалюзи застряли хуже обычного. Надо поменять.

— Так ты пропустила бомбу?

— А, на проспекте Неджатибей, что ли? Только что мимо промчался рой полицейских роботов.

Аднану становится интересно: то, что жена не от мира сего, связано с природной аристократичной бесстрастностью, или это какое-то излучение от предметов искусства, которые ее окружают? Эта лавка ориентирована на менеджеров хедж-фондов[20] и карбоновых пашей, которые хотят инвестировать небольшую сумму в религиозное искусство, не настоящий бизнес. Типичное дамское занятие. Айше бросит лавку, когда они переедут сюда и пойдут дети.

— Это был твой трамвай.

— Ты не помнишь, я ведь сказала, что сегодня еду пораньше. У меня встреча с потенциальным поставщиком перед работой.

— Береги себя. Такие теракты никогда не происходят по одному.

— Договорились, буду высматривать террористов-смертников. Как тебе ялы?

— Я пришлю тебе видео. Вернусь, наверное, поздно. Попытаюсь добиться встречи с Ферид-беем[21] сегодня вечером. — Он упоминает имя не только для жены, но и для агента по недвижимости.

На минуту повисает молчание, которое эквивалентно раздраженному вздоху.

— Ну, тогда увидимся, как придешь.

Далеко за полночь он просочится через свет задних габаритов, которые изгибаются аркой через мост, в свою квартирку на восьмом этаже. Она, возможно, будет смотреть телевизор, или посматривать одним глазком, складывая белье в стиральную машину, или, если встреча затянется, уже ляжет в постель. Тогда Аднан скользнет под одеяло, не включая свет, что-то быстро пробормочет, когда жена, будто дельфин, выплывет на поверхность сна, затем он прижмется твердой теплотой члена к ее гладким ягодицам, нагревшимся под одеялом, а жена будет прижиматься к нему в ответ, а потом он провалится в сон так быстро, что даже не успеет дернуться от ужаса перед погружением на глубину, и в нос ударит сладковатый запах кондиционера для белья. Это не жизнь. Но он видит конец такой жизни. Еще несколько дней потрудиться, и все.

— Так значит, миллион двести? — переспрашивает Аднан.

— У нас много желающих, — мямлит риелтор.

— Я дам вам миллион сто.

— Нам обычно предлагают выше запрашиваемой цены.

— Разумеется. Только это не предложение, а реальные деньги. Наличкой.

Риелтор волнуется. Аднан втолковывает ему:

— Один миллион сто тысяч евро наличкой в вашем офисе к полудню пятницы.

— Ммм… мы обычно не ведем расчеты наличными.

— Не ведете? Наличность — царь всего, вот что такое наличность. Делай с наличкой все, что можно. Пятница. Обеденный перерыв. У вас на столе контракт, я подписываю его, пожимаю вам руку, и вы забираете мою гребаную наличку.

Через три минуты машина Аднана Сариоглу скользит по въезду на мост, ускоряясь в потоке машин, движущихся в сторону европейской части города. Автопилот вносит микрокоррективы в скорость, а другие транспортные средства считывают сигналы Аднана и соответствующим образом подстраивают расстояние и скорость под стать ему. Неутомимый транспортный насос каждую секунду подталкивает и приструняет стадо машин, движущихся через Босфорский мост по каждой из дорожных артерий огромного города.

В конце каждого часа информация для водителей. Новость о взрыве уже не на первом месте. Никто не умер, кроме самой смертницы. Это женщина. Необычный случай. Ее на том свете не ждут награды рая, лишь вечность в браке все с тем же старым козлом. Что-то неладно в семье. Так обычно и бывает. Мужчины умирают за абстрактные идеи, женщины — за свои семьи. Нет, самая важная новость — это погода. Жара, жара и снова жара. Тридцать восемь градусов, влажность восемьдесят процентов, и никакого просвета в обозримом будущем. По нижней части лобового стекла ползет информация по спотовым ценам на дальневосточный газ, и Аднан удовлетворенно кивает. Его опцион на поставку каспийского газа в течение сорока восьми часов ударит по страйкам[22] сегодня утром. Приятный маленький заработок. Ему потребуются комиссионные за опцион для нескольких приобретений на торговой площадке Turquoise,[23] Бирюзовой площадке. Наличность — царь и бог. Аднан засовывает в ноздрю носик ингалятора. Поток вдыхаемых наночастиц распространяется по переднему отделу головного мозга, и цифры становятся четкими, зрение фокусируется. Аднан воспаряет над золотым сукном сделок и их производных, над спотами и страйками. Только наночастицы, способствующие концентрации, помогают Аднану выбрать один узор из всего полотнища транзакций. Старым трейдерам приходится использовать их все чаще, чтобы угнаться за молодыми турками. Он видит дрожь их рук, затуманенность глаз, пока едет с ними в скоростном лифте на подземную парковку после окончания торгов. Нано, каспийский газ, С02 и трейдеры — разные ипостаси углерода.