Андрей Мелехов - Analyste Страница 7

Обезвредивший к тому времени очередного «баклажана» (то есть, по терминологии здешних расистов, представителя местного населения) Майор схватил в здоровую руку бейсбольную биту и присоединился к своему товарищу. Две пары бойцов времен холодной войны стояли напротив друг друга. Один из цэрэушников по-волчьи оскалил неестественно белые фарфоровые зубы. Все четверо издавали глухое утробное рычание, как готовые к бою бультерьеры. На минуту они забыли, зачем они здесь и что делают. Все было опять как в старые добрые времена: Америка против Советов, империя свободы и жевательной резинки против империи водки и зла. Они вновь были молоды и бесшабашны, и в жилах трепетала честная и тупая солдатская ненависть. Если бы сейчас появились местные полицейские и попробовали прервать этот фестиваль тестостерона, их просто разорвали бы на куски.

Наконец Зубастый с хриплым воем бросился на стоявшего напротив с раскоряченными в боевой стойке ногами Капитана. Его напарник атаковал Майора. Тот, поднаторевший на нестандартных решениях в условиях современного боя, резко ушел в сторону по диагонали и ударом биты вышиб противнику Капитана коленную чашечку, после чего успел в повороте вокруг оси с хлестом врезать Зубастому. Зубастый, однако, не остановился и нанес могучий удар «мае» в лицо Капитану. Тот едва успел поставить блок и мимолетно подумал: «Ого, а если бы попал, сссволочь?» Подкошенный противник Майора дернул его за лодыжку, повалил на землю и принялся методично молотить по голове. Секунду спустя схватка ветеранов выродилась в катающийся в красной пыли комок тел. Под звездным куполом африканского неба, под огромной и холодной полной луной, на другом конце света, в тысячах километров от своих стран и семей, взвизгивая, лягаясь и кусаясь, как молодые псы, метелили друг друга постаревшие рыцари плаща и кинжала минувшей эпохи.

После нескольких минут драки противники подустали и сделали перерыв, выйдя из клинча. Ни одна из сторон не добилась явного преимущества, а все четверо представляли собой жалкое зрелище: еле стоящие на ногах немолодые уже белые мужчины в порванных в клочья костюмах, с покрытыми грязью и кровью лицами и сломанными носами и ребрами. Как всегда, настоящая мужская драка не имела ничего общего с киношными стереотипами. Неожиданно на сцене вновь появились остатки разбитого туземного авангарда: утирая сопли и слезы со злых лиц, из-под «Фольксвагена» выбрались обработанные перечным газом африканцы и с некоторым колебанием подбрели к своим работодателям. Старший американец мгновенно оценил эту своевременную тактическую поддержку и, по-прежнему с трудом переводя дыхание, потребовал на чистом русском языке:

— Сдавайтесь!

— Fuck you, asshole![4] — любезно отвечал Майор на не менее правильном английском.

Понимая, что даже с туземной поддержкой шансы одолеть русских в рукопашной схватке по-прежнему остаются неясными, американцы должны были сделать нелегкий выбор: продолжить состязание, перейдя к неспортивному применению последнего аргумента, или забить в барабан и организованно отойти на первоначально занимаемые позиции. При этом — еще в ходе драки — они смогли заметить, что у русских может найтись адекватный ответ и на последний аргумент. Рукоятка адекватного ответа напоминала автоматический пистолет «Глок». К тому же спортивная злость — это одно, а хладнокровное убийство агентов спецслужбы вроде бы дружественного государства непонятно за что — совсем другое. В итоге возобладали добрая воля и профессиональный подход, и Зубастый, потерявший к тому времени большую часть своего порцелана и потому несколько шепелявивший, сказал на прощание (тоже по-русски):

— Мы есе встлетимся, кослы!

— Ага, только сюбы встафь снацяла, падла! — радостно поиздевался Капитан.

После этого обмена бывшие идеологические противники и теперешние якобы союзники перешли к конструктивному сотрудничеству в деле послевоенного устройства: Капитан вытащил из окна «Фольксвагена» бесчувственную задницу в китайских джинсах и даже оказал первую помощь жертве брошенного им ножа, на ходу оценив, что скоро в Луанде станет на одного люмпена меньше. Когда в качестве ответного жеста доброй воли американцы предложили Майору наложить гипс на распухшую руку в клинике своего посольства, тот отказался, пошутив, что «мы, в спецназе, добиваем своих раненых сами!». Естественно, он понимал, что как раз при оказании медицинской помощи его карманы опять попытаются обчистить, а в гипс попробуют вставить «жука».

Наконец американская сторона покинула поле брани и оставила русских наедине со своими увечьями.

— Ну что, даем отбой Аналитику и катим домой? — спросил Капитан.

— Да, на сегодня явно хватит.

— Как ты думаешь, не швейцарец ли их навел?

— Нее, не думаю. Это мы сами, дятлы, виноваты. Привыкли к красивой жизни, поперлись в «Барракуду». А они, наверное, на всякий случай следили после нашего с тобою путешествия на Юг. Надо быть скромнее.

— Все равно: что-то они обнаглели — так грубо лезть к союзникам. Забыли, наверное, засратое детство.

— Ладно, надо будет подумать, чего теперь у них потребовать за нанесенный ущерб. Возьмем-с борзыми щенками-с?

— Ну да, денег-то все равно не дадут, пусть хоть поделятся информацией. Хотя можно и валюты потребовать: если бы я так облажался, то не пожалел бы и собственных сбережений, не говоря уже об оперативных фондах.

Вдруг что-то изменилось во влажной атмосфере ночи: может быть, это была неожиданная струя прохладного и сухого воздуха, а может, внезапное молчание цикад и птиц. Это могли бы не сразу заметить люди, не обученные чутко реагировать на изменения в окружающем мире. Двое офицеров, однако, провели столько времени в лесу, горах, пустыне, в темноте и успешно пережили столько спецопераций, что постоянно напряженное внимание сделало их восприятие похожим на восприятие диких животных. Так или иначе, Капитан шестым чувством определил присутствие рядом кого-то еще. Почему-то он сразу понял, что этот кто-то или что-то гораздо опаснее, чем только что ушедшие американцы. Он никогда бы не смог до конца объяснить внезапно возникшее чувство тревоги, но почему-то знал, что нельзя терять ни секунды. Его учили стрелять на звук, но не звук заставил «Глок» материализоваться в его вытянутых руках и захлопать глушителем в направлении назад и вверх. Ему хватило отведенного времени жизни ровно настолько, чтобы мозг зафиксировал попадание и тут же поставил самому себе удовлетворительную оценку за стрельбу. Но в следующее мгновение его глаза ослепли от невиданно яркого луча света, который прошил его грудь и испарил его сердце.

За эту пролетевшую секунду Майор успел увидеть нападавшего, мысленно проститься с Капитаном и понять неминуемость собственного конца. Он не мог и не стал медлить над телом старого друга: если уж им суждено было умереть здесь и сейчас, он был готов, как был готов все эти два десятка лет. «Пора в Валгаллу, мать-перемать!» — философски подумал профессиональный убийца, разряжая свой «Скорпион» в силуэт, с шумом распоровший воздух чем-то похожим на растопыренные в торможении огромные крылья. В следующее мгновение он, вслед за своим товарищем, отправился в страну бесконечной рыбалки и добрых молодух с незаконченным средним образованием.

Когда спустя минуту облаченный в черный гидрокостюм Аналитик прибыл на сцену боя с антикварным немецким пулеметом «МГ» у бедра, он нашел там лишь два изувеченных трупа своих соратников. Держа добытый на складе трофейного оружия шедевр немецких оружейников, он несколько раз повернулся вокруг своей оси, тщетно пытаясь найти хоть что-нибудь заслуживающее отпора и возмездия. Берег был пуст. «МГ» вынужденно молчал. Не особенно надеясь на положительный результат, он проверил тела двух офицеров на предмет наличия признаков жизни. После этого он печально закрыл глаза Капитана и попытался сделать то же с глазами Майора. Это ему не удалось. По какой-то загадочной причине глаза отсутствовали: их просто не было, и его пальцы наткнулись на чистые и влажные от крови проемы в лице. Послышался звук автомобильных моторов и возбужденные голоса. По-видимому, местные стражи порядка решили, что окончание стрельбы означает возможность безопасно приблизиться к месту вероятного происшествия. Аналитик подобрал оружие погибших, наскоро осмотрел их карманы, взвалил на плечо пулемет и тяжело побежал к воде и ждущему его у кромки воды надувному «Зодиаку».

Глава 3

Видимо, отдавая дань старой традиции, Аналитик, как и немалое количество других представителей бывшего коммунистического блока, жил в облезлом здании, в просторечии называемом «Кука». Здание это представляло собой многоэтажку в форме замкнутого квадрата. На его крыше каким-то чудом уже двадцать шесть лет держалась некогда светившаяся неоном реклама местного пива — «Cuca», от которого, собственно, и пошло название самого дома. Как и все в этой жизни, огромные буквы когда-то должны были свалиться вниз, на чьи-то безвинные головы. Но жители «Куки», как и все живущие в Анголе, были фаталистами, а потому обращали на эту вполне вероятную опасность гораздо меньше внимания, чем на самок мелких малярийных комаров, тучами вылетавших вечерами из подвалов. По какой-то причине комары обычно не поднимались выше десятого этажа и потому, несмотря на неработающий лифт, высоко расположенные квартиры пользовались повышенным спросом. К тому же сюда долетало меньше миазмов от постоянно заливаемых дерьмом из проржавелых труб подвалов и куч гниющего мусора, в которых неплохо себя чувствовали стаи худых и живучих африканских крыс.