О`Санчес - Суть островá Страница 7

Я тогда, в каморке у Вальтера Бирена, камердинера при сэре Пигги Туке, доверился ему, уверенный, что у того хватит ума рачительно использовать мой совет и, при этом, никому не выдавать наших с ним договоренностей без крайней на то нужды. Но будучи уверен в правильности своей теории, я заранее озаботился, чтобы не обнаружилось никаких материальных следов моей откровенности: ни свидетелей, ни подслушивающих устройств, вмонтированных в ливрею…

Умер Пигги Тук. Не помогло, что мультимиллионер, и что хронических болячек в нем не наблюдалось… Обширный инфаркт, обширный инсульт – и вот уже наш Вальтер Бирен безработный. Позвонил мне, растерянный, словно бы на помощь надеялся… Ну, утешил его двумя дежурными словами, попросил звонить при случае, намекнул на возможное совместное распитие виски … Занес к себе в записную книжки его «рабочие» данные, телефон… А чем еще я мог бы ему помочь? Да и на фиг он мне сдался с его проблемами? Один раз видел Бирена «в натуре», когда по поручению фирмы приехал выражать соболезнования… Невесть кому… Какая-то тетка приняла их у меня, но я до сих пор без понятия – родственница она была, или представитель фискальных органов, претендующих на наследство покойного сироты? Увиделись, раскланялись, он не подошел ко мне, а я к нему… Так и не узнал – успел ли он воспользоваться моим советом, и что он думает о причине смерти своего хозяина… Все это накрылось для меня вечною тайной. И хорошо, я отнюдь не против чужих тайн. Я к чему: а оставь я некие вещественные знаки нашего с ним, с Вальтером, сговора за спиной клиента, пусть даже в пользу самого этого клиента, – и вполне возможно, что я стал бы объектом шантажа… Вернее, попытки шантажа, неудачной попытки шантажа, потому что наша корпоративно-народная мудрость гласит: поддался раз – и пидорас! Все наши сотрудники не однажды убеждались на чужих примерах в силе мудрости той, и, получив подобную прививку, – живут и работают при большом иммунитете. Не то чтобы нет на нас никаких рычагов страха: начальства, болезней, безработицы, к примеру, боимся, но мы не стремимся подставляться под новые.

А вообще говоря, дело прошлое (обошлось – и слава Богу), не следовало мне перекладывать часть своих служебных забот на чужого дядю. Это как с семейными проблемами и обязанностями – кому их уступишь?

Я – семейный человек. Иногда, когда никто не видит, подойду у зеркалу и говорю себе, повторяю: «Я – семейный человек! У меня семья! У меня жена и дети! Я – счастливчик!»

Некоторые парни, знакомые с моей работы и по прежней жизни, смотрят на семейные узы как на клетку, все откладывают, тянут: «не нагулялись», не надышались они свободой… Глупцы. А впрочем, их дело. Я же и секунды не колебался: сразу после армии – под венец, потом в Дворец бракосочетания, потом на недельку в северные тропики, потом однокомнатную квартирку сняли… Меньше чем через год сынишка родился…

Шонна, несмотря на мою репутацию шалопая, три года меня из армии ждала, хотя я ничегошеньки ей не обещал… Ждала и ни с кем ничего не крутила… Я знаю это. Точнее – верю ее словам… Гм… Нестыковка получается, непоследовательность: как же я ей верю, когда сам пропагандирую совсем иное? А вот так! Если существуют в правилах исключения, то это одно из них, и звать это исключение – Шонна, моя жена и мамочка моих детей.

Сыну четыре с половиной года, дочери два с половиной, они уже начинают понимать друг друга и даже играть! Но игры у них все еще не взаимовыгодные, то и дело приходится утешать кого-нибудь из участников: Жан строит башню из больших пластмассовых кубиков, уже высокую построил, почти по грудь, но тут, пыхтя как волшебный паровозик, подбегает Элли и одним мастерским пинком разрушает постройку. Она заливисто смеется, а Жан с ревом бежит жаловаться маме. Но мамы нет дома, она в парикмахерской наводит красоту, и сын вынужден приспосабливаться к обстоятельствам, жаловаться папе, который тоже самый лучший на свете, но все-таки не мама…

– Ты же здоровый взрослый парень, – объясняю я ему статус кво, – а она еще маленькая девочка. Да, маленькая, и девочка, поэтому по всем резонам – бить ее нельзя, потерпи до понедельника, до детского сада, там у тебя для этой цели полно друзей твоего пола и возраста… Мы с тобой не будем плакать, а возьмем да и выстроим башню гораздо выше прежней! Вдвоем. Ты главный строитель, а я помогаю. Идет? Что? Ну хорошо, согласен, замок еще лучше чем башня. Я готов и замок помочь выстроить…

Элли сидит у меня на руках, предовольная! Голубые глазки распахнуты дальше некуда – слушает наш разговор и понимает, что развлечение не закончено, надо только дождаться, пока ее товарищи по игре, то есть, мы с Жаном, выстроим новое сооружение…

– А она не будет больше?.. – Гм… справедливое подозрение.

– Ну… Мы ее попросим, чтобы больше так не делала. Элли, не будешь новый замок рушить? – мотает бантами из стороны в сторону: не будет.

Ох, сомневаюсь я в любых обещаниях, тем более в детских… А когда еще и пальчик во рту…

– Видишь, не будет. Ну что, с фундамента начнем, или с крыши? С крыши? Тогда командуй, показывай, как это технически осуществить. А Элли пока вытрет щечки, возьмет вот эту розовую леечку и принесет с кухни водички, и даст попить цветочкам…

– …титотам… – Элли любит поливать цветы, ковер и паркет, хотя и они все, как я подозреваю, отвлекут, но не спасут наш новый замок.

Однако, ни ее умыслам, ни нашим с Жаном замыслам, не дано было завершиться в тот день: мама вернулась.

По чести говоря, я не придаю большого значения прическам и макияжам, хотя, понятное дело, мне приятнее смотреть на ухоженную даму либо девицу, чем на какую-нибудь растрепу, лохудру, неряху, распустеху… Трепетно поглаживать наманикюренный пальчик, нежно глядеть в искусно подведенные глаза, с любовным упоением прыгать по чистому и упругому телу… Все это так, но когда Шонна сама укладывает в «шлем» длинные свои каштановые волосы, мне это кажется ничуть не худшим, нежели сейчас, после трехчасовых камланий над ними шаманов мэйкапа… Но я стреляный воробей и знаю, как нужно обращаться с хорошенькими замужними женщинами.

– Слу-ушай, просто превосходно! Класс!

– Серьезно? Ай!.. Эличка! Не трогай, пожалуйста, не трогай мамины волосики! Рик!

– Элли, иди ко мне на ручки, на, на, мои похватай. Можешь даже за уши.

Простодушная маленькая Элли с удовольствием меняет мамины локоны на папины уши, в то время как Жан уже большой, он уже понимает мамины святыни и скромно сидит у нее на коленях; но мамин холеный указательный пальчик крепко зажат в его кулачке: мама теперь его и ничья больше.

– Мне кажется, неровно цвет положили…

– Где? Да нет, ровно же! И вообще суперски получилось!

– Правда?

– Да-а. Как всегда. А почему такой колер для маникюра выбрала? – Я указываю своим грубым толстым пальцем на ее тоненькие, ухоженные, оканчивающиеся длинными жемчужными акриловыми коготками.

– Потому что все продумано и подобрано. Чем тебе не нравится?

– Нравится. Но я люблю, когда у тебя ногти ярко-алые.

– В совокупности со всем остальным это смотрелось бы вульгарно. Нет, похоже, тебе не нравится, как я выгляжу.

– Да нравится мне! Ты и до парикмахерской была лучше всех телок на свете вместе взятых, а сейчас и вообще эльфийская принцесса!

Жан заливисто хохочет и начинает подпрыгивать на маминых коленях:

«Мама принцесса, мама принцесса!» И Элли за ним – она любит подражать старшему брату: «титета! Мама титета!»

Но моя подруга, вместо того, чтобы удовлетвориться изысканным комплиментом моего приготовления, ринулась в атаку:

– Господи! Боже мой! С кем я связалась! Кому отдала руку и сердце!..

– И лучшие годы.

– …и лучшие годы! Я никогда, заруби себе на своем медвежьем носу, никогда не хожу в парикмахерскую! Меня обслуживает мой постоянный куафер. Не в парикмахерской, понимаешь? В хорошем дорогом салоне. Где также бывает первая жена мэра, внучка премьер-министра, даже Ванда Вэй посещает… иногда…

– Ну, если Ванда Вэй… – Я бережно отдираю от себя протестующую Элли и иду целоваться к супруге. Та мгновенно тает и спохватывается только, получив звучный поцелуй в щеку.

– Ну, все. Весь макияж насмарку… Элли, не плакать, мама принесла тебе подарок. Вот кому куколка-малышка?

– А мне-е-е…

– И тебе. Сабелька-малышка.

– А мне?

– Тебе-то за что? За то что свез с лица мэйкап? Какой кошмар – эта семейная жизнь. Что вы ели, дети? Не морил вас папочка голодом?

– Себя морил, их – нет. По конвертику с повидлом, по кусочку сыра и по две конфеты.

– Погоди мой дорогой, сейчас я надену фартук, косынку и чего-нибудь приготовлю посущественнее… А вам обязательно! Маленьким зайчикам в самую первую очередь!

– Перед вечеринкой? Да я потерплю.

– Нет уж. Это твои сослуживцы пусть чавкают как свиньи, мажут щеки кетчупом и горчицей, макают галстуки в жир и в майонез, а мой муж должен быть самым элегантным и самым воспитанным в мире! Поешь, как следует дома, а там пощипывай себе кусочками, запивай маленькими глоточками. Хочешь мясо по-аргентински?