Время - Андрей Андреевич Вознин Страница 7

– Это ли не свобода? – Санчас, закончив обгрызать крысиную лапку, швырнул кости в пламя очага. Потревоженные такой бестактностью искры весело взвились в затянутое тучами небо. Где чуть в стороне левитирующий индустриальный гигант, частично сокрытый низкой облачностью, проявлялся любопытному взору лишь разрозненными пазлами одной сложной головоломки.

Санчас – очень серьёзный мужчина в расцвете интеллекта и сил, был одним из членов клуба местных завсегдатаев, прибившихся к свалке ещё во времена активной колонизации планеты. Успехи генной инженерии, основательно продлившей жизненный цикл человека, делали внешний вид не лучшим советчиком для определения возраста на глазок. Можно запросто ошибиться годков так на пятьдесят-шестьдесят. А сколько, на самом деле, Санчас имел лет за плечами, уже не помнил и он сам.

– Еда под боком, небесный сад для медитаций всегда перед глазами, и даже назидательный пример всего суетного и проходящего виден вдалеке…

Присутствующие синхронно повернули лохматые головы в направлении частично покинутого города. Вот чего-чего, но суету там ещё надо было постараться сыскать. Скорее наоборот – та суета сменила дислокацию и теперь не в меру активничала здесь.

– Многие проклинают момент полного паралича цивилизации… – Санчас привычно почесал взлохмаченную во все стороны шевелюру, – Никто и подумать не мог, что город, создав свалку, сам же в конце-концов в неё и переберётся…

Я уже уяснил, что массовая миграция жителей после полной остановки потока времени произошла именно на городской мусорный полигон, где при известной ловкости можно легко отыскать и залежи просроченных консервов, за неимением лучших вариантов вполне годных в пищу; и стройматериалы для сборки некоего подобия жилища; где жировала огромная колония крыс, служивших деликатесом для тех, кому уже осточертели консервы, и самое главное – угрожающе не нависали над головой ставшие нестабильными производственные площадки агломерационной фабрики.

– А что для тебя есть свобода? – Мне стала интересна личная теория «либерти» Санчаса.

– Для меня? – хмыкнул тот.

Достал цветастую пачку, вынул из неё последнюю сигарету, сунул в рот, а затем смял опустевшую упаковку в безобразный комок и церемониально швырнул себе под ноги.

– Вот настоящая свобода для истинного философа – что хочу, то и ворочу, и никто мне не указ!

Демонстрация основополагающих принципов существования этого завсегдатая свалки многое прояснила. Но, правда, осталась непонятна причина появления на планете Санчас и Ко. Неужели кто-то из переселенцев притащил через бесконечные пространства Космоса ещё и эту крайне бесполезную для обустройства планеты группу свободных «философов»? Единственное, что приходило на ум, так это вариант из земного средневековья, когда для порождения колонии крыс достаточно было оставленной без присмотра кучи мусора. Хотя это и звучало антинаучно, но иных вариантов я не наблюдал. Так сказать, метафизика взаимного порождения отходов материальной и социальной сфер бытия…

– Труд. Это непрерывное делание предметов материального быта. Мог ли он создать из примитивной обезьяны высшее существо… Homo Sapiens? – Обильный обед у значительной части человечества обычно вызывает лёгкую сонливость и временное отупение, но только не у местного последователя Диогена. – Однозначно, нет. Только непрерывное шевеление извилинами способно подчинить картинку внешнего мира. Как потреблённая пища у неподготовленного индивида создаёт иллюзию усталости и сонливости, так и физический труд гасит волны интеллекта иллюзией достаточности для существования человеком…

По мере разлива красноречия Санчаса его аудитория стремительно мелела, и на слове «человеком» я понял, что являюсь единственным слушателем. Даже Толи куда-то испарился по своим делам.

– Слушай, Санчас, – я бестактно перебил словоизлияние, – А что, здесь и редакция городской газеты теперь есть?

Возмущённый кощунственным отклонением от темы выступления идейный последователь древних мыслителей на мгновение замолк… Его взгляд медленно-медленно приобрёл видимость осмысленности…

– А?

Оглядел пустующую аудиторию. Наконец сфокусировался на моём лице.

– По моим прикидкам, подавляющая часть города теперь обитается здесь. – Неопределённо махнул рукой. – Можешь сам поискать эти институты государственного подчинения…

Надменно скрестил на груди руки и обратил гордый взор к пышущему жаром Ярилу. Я же двинул вглубь простирающегося вдаль полигона в поисках коллег по цеху.

И чем далее проникал вглубь вновь обретённого колонистами поселения, тем сильнее становилось заметно влияние брошенного города – среди огромных гор мусора уже ветвились некие подобия улиц, сетью перекрёстков охватывались воссозданные микрорайоны. В противовес городской агломерации, где редкие прохожие оставили о себе не самые лучшие воспоминания, здесь гуляющих было как в обычном крупном населённом пункте Земли в выходной день. Кто-то шлялся без цели, кто-то спешил по своим делам. Там собралась кучка, активно обсуждая последние новости, тут группа с серьёзными лицами раскапывала лопатами какие-то залежи. В общем, судя по всему, люди здесь давно приспособились к замороженному указом времени.

– Не подскажете, где здесь редакция местной газеты? – обратился я к интеллигентного вида мужчине, что-то там увлечённо раскапывающему у себя в носу.

На миг прервавшись, тот невнятно буркнул и незадействованной в важном процессе рукой, отягощенной парой массивных часов, ткнул вглубь свалки. Я уже научился шутя отличать старожилов от понаехавших – когда начались массовые изъятия средств контроля времени, все хронометры свозились именно сюда и сваливались в предусмотрительно подготовленные ямы. Что, конечно же, не осталось без самого пристального внимания местных обитателей. Когда команды экспроприации убывали за новой партией запрещёнки, местные элитарии занимались золотоискательством. Подселившимся позднее уже ничего не досталось от былого эксклюзивного великолепия. Так, ширпотреб один…

Сделав недружелюбному помощнику ручкой, я пошагал по указанному направлению, гадая, каким способом можно определить место базирования журналистов. Жильё в поселении, в отличие от покинутого города, разрасталось в обе стороны от поверхности. Сверху, обычно, надстраивался трёхэтажный холмик, украшенный ярлыком с непонятным символом, вниз здание уходило на аналогичное количество ярусов. И несведущему вроде меня ориентироваться здесь представлялось весьма затруднительно. А пройти ускоренный курс по ориентировке для чайников никто не предлагал.

Ситуация требовала проявить врождённую смекалку. Пораскинув мозгами, быстро сообразил, что должно притягивать к себе журналистов, словно магнит железные опилки – скандалы, происшествия, катастрофы. Вот та благодатная почва, что позволяет журналисткой братии богато и художественно плодоносить. А внешние проявления, в виде шумных скопищ народа, всегда служили надёжными маяками в хаосе коллективного общежития. Весьма кстати сгрудившаяся неподалеку толпа вполне могла оказаться искомым светочем.

Напряжённая перистальтика непрерывно колышущейся массы как бы свидетельствовала о неординарности события, что собрало вокруг себя обитателей близлежащих жилищ. При этом разноголосица по неведомым мне законам то затухала до вялотекущего шума, то вдруг разгоралась, перерастая