Николай Романецкий - Обречённый на любовь Страница 75

Вита кинула лукавый взгляд в сторону мужа. Словно хотела что-то сказать, но передумала.

И тут Калинов снова лишился чувств.

Очнувшись, Калинов без удивления обнаружил себя в знакомом гостиничном номере, том, который не был похож на холостяцкую квартиру. Скорее, он был теперь похож на больничную палату. Во всяком случае, Калинов лежал на кровати, заботливо укрытый одеялом. И оказалось, что встать будет не так-то просто: когда он попробовал вытащить из-под одеяла правую руку, все тело прострелила острая боль. Экспериментировать с левой рукой он не стал. Попытался вспомнить, что могло с ним случиться. Попытка получилась неудачной. Тогда он решил заснуть. Это решение судьба тоже расценила как преждевременное. И сделала по-своему: открылась дверь и вошла медсестра. Все чин чином — белый халат, белая шапочка, стройные ножки… И зеленые Витины глаза.

Глаза смотрели внимательно и с участием. Ничего похожего на недавний… О Господи! Калинов вспомнил ТОТ, лукавый взгляд. А вспомнив ТОТ взгляд, вытащил из памяти и все остальное. А разобравшись с памятью, дернулся и застонал.

— Вам больно? — спросила Вита-сестра милосердия.

Калинов нашел в себе силы отрицательно крутнуть головой.

Вита подошла, поправила подушку, положила теплую ладонь Калинову на лоб. Прикосновение было таким восхитительно-заботливым, что Калинов содрогнулся. И снова застонал от боли. Тогда Вита сняла ладонь со лба, пристально посмотрела больному в глаза, и он понял, что снова отправляется в небытие.

В очередной раз он очнулся уже полностью выздоровевшим. Во всяком случае, ОН был в этом уверен. Виты в белом халате и след простыл. В кресле за столом сидел Медовик, приветливо улыбался Калинову. На спинке другого кресла висел любимый комбинезон, никаких следов присутствия рыцарских лат не наблюдалось.

— Чего головой крутишь? — спросил добродушно Медовик и подмигнул глазом.

— Меч ищу.

— А зачем тебе меч? — Медовик оттопырил губы. — Со мной, что ли, драться собрался? Так я заранее сдаюсь… Куда мне, одноглазому, с таким молодцем тягаться? Такой молодец раз махнет мечом, и голова с плеч!

— Разве тебя можно убить? — напрямик спросил Калинов.

Медовик ухмыльнулся:

— Обычному человеку, действительно, нельзя… Но кто тебе сказал, что ты обычный человек?

И правда, подумал Калинов. С каких это пор я стал обычным. До сих пор я слишком часто становился избранным. Но для чего меня избрали на этот раз? Какие цели впереди? Вита?..

— Почему она со мной так обошлась? — сказал он вслух.

— Кто — она?

— Моя жена. Первая жена…

Медовик хитро осклабился:

— Я так понял, что у тебя и первая жена здесь не одна.

— Вот-вот… Хотел бы я знать, по чьему распоряжению появились еще две. — Он вспомнил Виту в белом халате. — Или три?

— Ты удивительно недогадлив! — Медовик сокрушенно вздохнул, встал и двинулся к двери.

— Подожди! — Калинов поднялся с кровати, напялил комбинезон.

Медовик ждал, помаргивая хитрым глазом.

— Садись! — Калинов подвинул кресло к столу, уселся.

Медовик последовал его примеру, по-прежнему не произнося ни слова.

— Я бы хотел знать, почему вы с Джосом ходите вокруг да около… Почему не скажете прямо, что вам от меня надо? Ведь зачем-то меня здесь держат!

— Разве? — удивился Медовик. — А я полагал, ты можешь в любое время убраться отсюда.

— Но вы же держите здесь мою жену! И прекрасно понимаете, что я без нее уйти не могу.

— Вот как? — Медовик встал, потом снова сел. Как будто о чем-то вспомнил. — Может быть, твоя жена тебя здесь и держит? Разве это выглядит невероятным предположением?

Бесполезно с тобой разговаривать, подумал Калинов. Одно словоблудие…

— А может быть, ты и сам себя здесь держишь? — продолжал Медовик. Ты не там ищешь ответы на свои вопросы.

— Где же я должен их искать?

Медовик выразительно пожал плечами. Словно с дурачком разговаривает.

— Полагаю, ответы надо искать в себе самом. Куда уж яснее… В крайнем случае, у твоей первой жены.

Медовик встал и, не обращая больше внимания на смурную физиономию Калинова, вышел.

Калинов взглянул в окно. За окном был день. Синее солнце заливало таинственными лучами нереальную эту землю.

Ответы надо искать у своей жены, подумал Калинов. И захотел, чтобы в кресле рядом оказалась Марина. Очень сильно захотел. Как если бы от этого зависела его жизнь. Обернулся.

Марина была в костюме для беременных, сидела, сложив руки на выпуклом животе, с любовью смотрела на мужа. Калинов слегка остолбенел, но тут же успокоился: по-видимому, на этот раз он сделал то, что требовалось. Он хотел спросить, как дела дома, но все слова куда-то потерялись, а времени на поиски не оставалось. Тогда он подошел к ней, наклонился. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Он осторожно коснулся теплых губ. Поцелуй получился долгим и упоительным, но когда Калинов, наконец, оторвался, оказалось, что целует он совсем не Марину. В кресле сидела Вита, его прима, прима НАСТОЯЩАЯ.

Она улыбнулась ТОЙ, лукавой улыбкой.

— Господи! — потрясенно прошептал Калинов. — Это ты?

На ней было то самое платье, в котором она нравилась ему больше всего, длинное — до пят, — с рукавами и стоячим воротником. Сшито, правда, оно было почему-то из коричневой ткани, но Калинов решил не обращать внимания на такую мелочь. Вита молча взяла его за руку и потянула на кровать. Он с готовностью последовал за ней. А когда он раздел ее, она спросила:

— Ты меня любишь?

Он удивленно отстранился и тут же ответил:

— Конечно.

Глаза ее сузились.

— Врешь ты все! — прошептала она, закусила губу и вдруг с размаху залепила ему пощечину.

Он плотоядно улыбнулся и схватил ее за запястья. Преодолевая яростное сопротивление, сжал в объятиях. И вдруг обнаружил, что примы рядом нет. Под ним, зажмурившись и счастливо улыбаясь, лежала Вита-горничная. Или официантка. А может, и сестра милосердия. Жмурилась она, как кошка.

Калинов отшатнулся: внезапно пропало все желание. Она с кошачьей грациозностью метнулась за ним, прильнула к его груди. И тогда он оттолкнул ее, оттолкнул так, что она, отлетев на кровать, ударилась затылком о стенку.

— Уходи! — прошептал Калинов.

— Почему? — Она поморщилась, потерла рукой затылок, грациозно устроилась на кровати.

— Уходи! — заорал вдруг Калинов. — Уходи, дрянь! Уходи!!! Ненавижу!

Она испугалась, вскочила с кровати. Он наступал на нее, продолжая вопить:

— Дрянь! Шлюха!!! Убирайся, кукла-подменка!!!

Она схватила коричневое платье, принялась натягивать его на обнаженное тело, запуталась в платье, как муха в паутине. Сжалась, ожидая удара. Калинов продолжал вопить, приближаясь к обреченно замершей девушке. Ее скрючившееся тело бесило его, хотелось схватить этот кусочек упругой плоти, разодрать на части и терзать, терзать, по-волчьи скалясь и захлебываясь горячей кровью.

Но тут в номер ворвался Джос, сграбастал Калинова за левое плечо и, развернув лицом к себе, ахнул кулаком в челюсть.

— Ты с ума сошел! — Джос был откровенно взбешен, но второго удара себе не позволил.

Впрочем, для того чтобы успокоить буяна, хватило одного. Калинов поднялся с пола, потирая челюсть и с удивлением глядя на Джоса. Вита, всхлипывая и размазывая по лицу грим и слезы, наконец справилась с платьем и выскочила из номера. Джос поднял с пола опрокинутое кресло, передвинул к столу и сел.

— Поговорим?

Калинов, все еще потирая челюсть, молча угнездился на кровати. Он по-прежнему смотрел на Джоса, но выражение удивления медленно сходило с его лица.

— Что это вы себе позволяете, уважаемый? — спросил Джос.

— Нет, это вы что себе позволяете? Какое ваше дело до… — Лицо Калинова вдруг озарилось догадкой. — Боже мой, я все понял!.. Ну конечно… — Он погрозил Джосу пальцем. — А я-то голову себе ломаю: что он тут делает…

— И что же я тут делаю?

— Хитрец! — Калинов покачал головой. — Я-то Зяблика подозреваю, а теперь ясно, кто к моей жене прислоняется.

Джос встал, лицо его превратилось в ледяную маску.

— Вы, кажется, вообразили себе, что у вашей жены со мной любовная связь?

— Конечно! Именно это мы и вообразили. Это и дураку понятно. Только такого болвана, как я, можно было за нос водить. Но больше, Джоузеф или как там вас, я такого не позволю!

Джос вдруг расхохотался:

— Ты и в самом деле болван, парень. Меня зовут Джошуа, а не Джоузеф…

— Мне один черт! Что Джоузеф…

— Не перебивай!.. Меня зовут Джошуа, и если ты покопаешься в своей памяти, то вспомнишь это имя.

— Никогда в жизни не был знаком ни с одним Джошуа…

— Меня зовут Джошуа, и я отец твоей жены. Я имею в виду Виту.

Калинов разинул рот, замигал. Джос улыбнулся и развел руками, снова сел за стол.