Лорен Оливер - Паника Страница 8

Такие ассоциации возникли неожиданно, но Хезер быстро отогнала от себя эти мысли. Ей не было дела ни до Эйвери, ни до чувств Доджа к Натали. Это ее не касалось.

Тем не менее одна мысль, как бесконечный грохот дождя, по-прежнему стучала в ее голове: ее никто никогда не полюбит.

– Как думаешь, сколько нам придется ждать? – спросила Нэт.

– Не слишком долго, – ответил Додж.

Несколько минут они сидели молча. Хезер знала, что нужно завязать разговор, но она слишком устала.

– Не было бы тут так темно, – спустя несколько минут произнесла Нэт, задвигавшись. По ее голосу Хезер поняла, что Натали начала терять терпение.

Додж встал.

– Ждите здесь, – сказал он и вышел на улицу.

Не считая ударов о металл (в этом момент что-то проходило по трубам) и шума воды на крыше, на какое-то время воцарилась тишина.

– Если выиграю, – внезапно сказала Нэт, – уеду в Лос-Анджелес.

Хезер повернулась в ее сторону. Нэт выглядела вызывающе, будто ожидала, что Хезер станет ее высмеивать.

– Зачем? – спросила она.

– Из-за серферов, – ответила Нэт, а затем закатила глаза. – Это же Голливуд, голова ты садовая. Зачем туда едут?

Хезер подошла к ней и присела. Нэт всегда говорила, что хочет стать актрисой, но она никогда не думала, что подруга говорит серьезно – достаточно серьезно, чтобы действительно стать актрисой, и уж тем более достаточно серьезно, чтобы ради этого участвовать в Панике.

Хезер подтолкнула ее плечом:

– Обещай мне, что, когда станешь богатой и знаменитой, ты не забудешь одну садовую голову, которую когда-то знала.

– Обещаю, – ответила Нэт. Запахло углем. – А ты? Что ты будешь делать, если выиграешь?

Хезер покачала головой. Побегу что есть сил. Оставив позади мили, мили и мили, отделяющие меня от Карпа. Оставив от прежней Хезер только пыль, – так она хотела ответить. Но вместо этого она сказала:

– Уеду куда-нибудь, наверное. На шестьдесят семь тысяч можно купить много бензина.

Нэт покачала головой.

– Перестань, Хезер, – тихо произнесла она. – Почему ты решила участвовать в Панике?

Хезер тут же подумала о Мэтте и обо всей безнадежности ситуации. Она чуть было не заплакала, но сдержалась.

– Ты знала, – наконец спросила она, – о том, что Мэтт с Делайной?

– Я только слышала сплетни, – осторожно ответила Нэт, – но я им не поверила.

– Я слышала, что они… с ним… – Хезер не могла договорить. Она знала, что была немного скромной, особенно по сравнению с Натали. Она одновременно стеснялась этого и гордилась этим – она просто не могла понять, что такого хорошего в том, чтобы позволять парням слишком многое. – Прямо в чертовом дендрарии[7].

– Делайна – шлюха, – как ни в чем не бывало сказала Нэт. – Готова поспорить, что она заразит его герпесом. Или еще чем похуже.

– А что может быть хуже герпеса? – спросила Хезер с сомнением.

– Сифилис. Превращает людей в психов. В мозгу образуются дыры, как в швейцарском сыре.

Хезер периодически забывала о способности Натали рассмешить ее в любое время.

– Надеюсь, что не заразит, – сказала она. Ей даже удалось улыбнуться. – Он и так не отличается особым умом, а если еще и заболеет…

– Ты хотела сказать, что ты как раз на это и надеешься. – Нэт изобразила рукой, будто держит стакан. – За сифилис Делайны!

– Ты чокнутая, – сказала Хезер. Теперь она смеялась вовсю.

Нэт не обратила на это внимания и продолжила:

– Пусть сифилис превратит мозг Мэтта во вкусный тягучий сыр.

– Аминь, – сказала Хезер и подняла руку.

– Аминь. – Они притворились, будто чокнулись бокалами.

Хезер снова встала и подошла к двери. Додж по-прежнему не вернулся. Интересно, что он делает?

– Как думаешь, – Хезер сделала глубокий вздох, – меня кто-нибудь полюбит?

– Я тебя люблю, – ответила Нэт. – Бишоп тебя любит. Твоя мама тебя любит. – Хезер состроила гримасу, но Натали сказала: – она действительно тебя любит, Шоколадка. Просто по-своему. И Лили тебя тоже любит.

– Это не то, – сказала Хезер. Затем, поняв, как это прозвучало, она хихикнула: – Без обид.

– Разумеется, – ответила Нэт.

Помолчав, Хезер сказала:

– Я тебя тоже люблю, ты знаешь. Без тебя я бы с ума сошла. Я серьезно. Меня бы забрали в психушку, где бы я… ну не знаю, рисовала инопланетян в тарелке с толченой картошкой.

– Я знаю, – ответила Нэт.

Хезер казалось, будто здесь, в темноте, проплывают все годы, которые они провели вместе, вся их дружба – то, как они учились целоваться на подушках мамы Натали; их первая выкуренная сигарета, от которой Хезер стошнило; все их тайные смс-сообщения на уроках, которые они строчили под партой или за учебником. Все это было ее, ее и Нэт, и все эти годы были внутри, как матрешки, в каждой из которых находится еще десяток крошечных копий.

Хезер повернулась к Нэт. У нее внезапно перехватило дыхание.

– Давай поделим деньги, – выпалила она.

– Что? – Нэт сощурилась.

– Давай поделим деньги, если кто-то из нас выиграет. – сказав это, Хезер поняла, что это правильное решение. – Пятьдесят на пятьдесят. На бензин вполне хватит и тридцати тысяч.

Какое-то мгновение Нэт просто таращилась на Хезер. Затем сказала:

– Идет. Пятьдесят на пятьдесят. – она засмеялась. – Пожмем руку или поклянемся на мизинчиках?

– Я тебе доверяю, – ответила Хезер.

Наконец вернулся Додж.

– Все чисто, – сказал он.

Они с Хезер взяли Натали и так прошли под водонапорными башнями, выйдя на поляну, которая еще недавно была заполнена людьми. Теперь единственным свидетельством о побывавшей здесь толпе был оставленный мусор – затоптанные окурки и косяки, смятые пивные банки, полотенца, несколько зонтиков. Грузовик по-прежнему был припаркован в грязи, но двигатель был заглушен. Хезер представила, как позже копы будут вытягивать его на буксире. Было на удивление тихо, и весь пейзаж производил жуткое впечатление. Казалось, что все таинственным образом исчезли в разреженном воздухе.

Вдруг Додж вскрикнул:

– Подождите секунду! – и оставил Нэт на Хезер. Он отошел на несколько футов и поднял что-то с земли. Это был переносной холодильник. Когда он направил на него свет от телефона, Хезер увидела, что там по-прежнему лежало пиво со льдом.

– Джек-пот, – сказал он и улыбнулся впервые за весь вечер.

Он взял холодильник с собой и, когда они добрались до двадцать второго шоссе, приложил к лодыжке Натали временную повязку со льдом. У них оставалось три бутылки пива, по одной на каждого, и они выпили их вместе на обочине, где под дождем ждали автобус. Нэт повеселела сразу после нескольких глотков. Вместе с Доджем они пошутили, что нужно закурить сигарету, чтобы автобус пришел поскорее. Хезер знала, что у нее все будет хорошо.

Но телефон Бишопа по-прежнему перенаправлял ее звонок на голосовую почту. Мэтт и Делайна, наверное, уже были где-то в уютном и теплом местечке. А Хезер все еще вспоминала свое состояние, когда она была высоко в воздухе, балансируя на тонкой деревянной перекладине, а от покалывания в ногах ей хотелось прыгнуть.

26 июня, воскресенье

Додж никогда не спал больше двух-трех часов подряд. Он не любил это признавать, но ему снились кошмары. Ему снилось, что он идет по длинной известковой дороге, которая внезапно заканчивается, и он падает. Иногда ему снилось, что его держат в сыром подвале с низким темным потолком, кишащем пауками.

Кроме того, он совсем не мог спать после пяти утра, когда мусоровоз с грохотом проезжал по кварталу Мэтт. В течение дня тоже невозможно было вздремнуть – люди толпами шли обедать в закусочную Дот; официанты волокли мусор и пустые жироловки[8], а затем гремели мусорными контейнерами под окнами Доджа. А время от времени, когда задняя дверь закусочной была открыта, оттуда доносились обрывки разговора мамы Доджа:

– Еще кофе, дорогой?

Но после испытания на водонапорных башнях Додж спал спокойно и без кошмаров. Он проспал всю обеденную суету и проснулся не раньше двух часов дня. Он натянул спортивные штаны, размышляя, стоит ли идти в душ. Решил, что все же не стоит.

– Приве-е-е-е-т, – сказала Дэйна, когда он вошел в кухню. Он дико хотел есть. И пить. Как будто игра пробудила в нем чувство голода. – Как все прошло?

Она расположилась в гостиной, где могла смотреть телевизор, а из окна было видно заднюю дверь закусочной. Через окно слабо пробивался серый свет. Пылинки проплывали в воздухе позади мамы Дэйны. На какое-то мгновение Додж почувствовал прилив любви к этой маленькой комнате – треснутая тумбочка под телевизор, тонкий пятнистый ковер, бугристый диван, который почему-то был обит джинсовой тканью.

И конечно, в нем проснулась любовь к ней. К его Дэйне.

С годами сходство между ними немного стерлось, особенно в последний год, когда она набрала вес – ее щеки, грудь и плечи стали больше. Тем не менее сходство по-прежнему было, несмотря на то, что у них были разные отцы и она была гораздо светлее его. У них были одинаковые темно-каштановые волосы, карие глаза, расположенные далеко друг от друга, очерченные подбородки, и носы, которые у обоих были почти незаметно повернуты влево.