Ольга Голосова - Преобразователь Страница 8

— Если тебе от этого будет легче вспомнить, где лежит завещание, я тебе отвечу. Я тебя не просто любил, Сережа. Я тебя боготворил. Как женщина — мужчину. Как мои предки — по меньшей мере царя Соломона. Но ты по жизни пользователь. Я даже не могу вспомнить кого-нибудь, кого бы ты не использовал как гондоны. Все люди у тебя одноразовые. Да, собственно, что тебе до людей!

Эдик со злостью погасил недокуренную сигарету в консервной банке из-под шпрот и, вскочив, наклонился надо мной.

— Что тебе до людей, я спрашиваю?! И не прикидывайся идиотом! Ты думаешь, ты «чаяние народов»? Ты — тварь стадная, ты в одиночку — никто! Биомасса с отдельно взятым лицом, представитель семейства… — Эдик оборвал себя на полуслове, зло рубанув перед собой воздух ладонью. — Хоть это ты понимаешь? Тебя же нет, ты всего лишь жалкая ошибка мутаций, фокус побочной реакции мозга, аппендикс эволюции вида! Как можно любить «представителя вида», ты никогда не заморачивался? Или ты решил, что тебе все позволено, если твой папочка… сам знаешь кто? Или ты не знаешь, кто твой папочка? Опыты над твоей матушкой были вполне успешны — «радуйся, обрадованная»[4], черт побери! Подопытные крысы!

Я зачем-то встал и ударил его в лицо. Нехорошо ударил, но и не со всей силы.

Эдик всхлипнул и схватился за нос. Его пальцы, рубашка и даже брюки мгновенно вымокли в крови. Теплый сладковатый запах ударил мне в ноздри, и я дотронулся до рук Эдика. Испачкав пальцы его кровью, я растер ее между ладонями. Мне не было стыдно. Мне было до слез жалко самого себя. Я устал от шума, грязи и вони. Мне хотелось в свою чистую белую спальню, где никого нет и слабо пахнет озоном от огромного плазменного экрана. Я сразу полюбил этот запах высоких электронных технологий. А вместо того чтобы сейчас валяться на прохладных шелковых простынях, я должен второй день торчать в женских тряпках на убогой кухне и, отдирая от засаленной клеенки вечно прилипающие к ней локти, выслушивать потусторонний бред от своего бывшего лучшего друга. Да он еще и маму приплел, Царствие ей Небесное. Мама-то ему чем не угодила? И что за опыты? И какой такой папа?

И я решил перехватить инициативу.

Я стащил с крючка первое попавшееся полотенце и, намочив его в пахнувшей хлоркой воде, сунул Эдику. Потом я усадил его обратно в кресло, отколупнул из морозилки кусок льда и приложил к его переносице. Он благодарно кивнул, дрогнув своими невыносимыми ресницами. А вдруг, если бы Эдик сказал мне о своих чувствах раньше, я бы стал гомосексуалистом? О, ужас…

Эдик промычал что-то нечленораздельное, помахал рукой в запекшейся крови и пару раз нервно дернул ногой.

Да-а, нет, нет у меня иного друга и, чаю, более не будет.

Схватив стул, я уселся на него верхом, как плохой следователь, и строгим голосом спросил:

— Скажи мне, Эдик, что ты знаешь о моем отце и какие такие опыты ты имел в виду? Еще можешь мне рассказать о завещании, которое вы все ищете.

— Ты дурак или прикидываешься? — прогундосил Эдик из-под полотенца и покрутил пальцем у виска. — Изгадил мне брюки с рубашкой, а теперь вопросы задаешь?

— Эдик, не вынуждай меня…

Тут Эдик сорвал с лица полотенце и с неподдельным изумлением уставился на меня:

— Никогда бы в жизни не поверил, что ты… ты этого не знаешь!

— Я действительно ничего не знаю и не понимаю, Эд. Может быть, ты пишешь наш разговор… — при этих словах Эдик быстро и согласно кивнул, бросив кроличий взгляд в сторону своего телефона, и я едва не сбился с темпа, но, перенабрав в легкие воздух, как фигурист, продолжил:

— Может быть, я слишком рано сбрасываю карты, но я действительно ничего не знаю. Совсем. Я не знаю, кто была моя мать и почему она умерла. Я никогда не слышал о своем отце, и тем более не в курсе, какое завещание он оставил. Ради нашей дружбы помоги мне, Эд! — я произнес эту речь самым проникновенным тоном, на который был способен, и бросил на Эда взгляд, который бы свел с ума любую женщину.

По лицу Эда пробежала легкая гримаса душевной боли, и он снова посмотрел сначала мне в глаза, а потом на телефон. Ему было больно, мне было больно, всем было больно. Но истина дороже — так, кажется, говорят господа любители истины?

— Если ты и вправду ничего не знаешь, все, что я скажу сейчас, тебе может показаться полным бредом. Если знаешь — тебе же хуже. Придется ломать комедию до конца разговора. Если ты не тот, за кого тебя принимают, забудь все, что я сказал, и возвращайся на работу. Они будут ждать еще три дня. Пока не рассосется сыворотка у тебя в крови. Если за это время с тобой не произойдет ничего необычного, просто возвращайся домой, и все. До тех пор… лучше не надо. Это мой тебе совет. Конечно, это они сказали мне, где ты сейчас. С того самого момента, как тебя укололи, с тебя глаз не спускали. Но так ничего и не увидели.

— Анна тоже одна из них?

— Кто? А-а, эта… — Эдик бросил брезгливый взгляд на китайский халатик, слабо прикрывающий мое бренное тело. — Нет, она другая. Она из других. Совсем из других. Из тех, кого тебе нужно особенно опасаться. Ну, хочешь правду или кончишь валять дурака и начнешь разговаривать?

— Почему пришел ты? Ты с ними?

— Я работаю на них. Давно. Вся моя семья работает на вас. На них. Они это и ты, Сережа. Они это…

В этот момент телефон Эдика затрясся титановым корпусом и зазвонил. Мелодия повторяла дребезжащую трель старого эбонитового аппарата. Мы вздрогнули. Потому что на долю секунды оба ощутили себя в том времени, когда звонок телефона приравнивался к статье.

Эдик быстро схватил трубку.

— Алло… — секунду поколебавшись, он пальцем поманил меня к себе и показал на телефон. Я наклонился к Эдику и прижался ухом к его руке. На несколько секунд мы соприкоснулись щеками, и я заметил, как порозовела его скула.

— Заткнись, Эдик, — сказала трубка незнакомым мне голосом, — и не болтай больше чем нужно. Пусть скажет, что знает; за это предложи ему то, о чем договаривались. Не согласится — его проблемы. Да и три дня еще не закончились — до этого мы не можем ни в чем быть уверены. И без самодеятельности.

В трубке раздались гудки, но я, желая подразнить его, все еще прижимался к нему щекой.

Первым сдался Эдик. Он резко отстранился и положил телефон обратно на стол.

— Ты все понял? — произнес он одними губами, и я кивнул в ответ, возвращаясь на свой стул.

Эдик тяжело вздохнул и закурил, стараясь не встречаться со мной глазами.

— Ну, так на чем мы остановились? — я потянулся за пачкой сигарет. — Кстати, ты стал много курить.

Эд осторожно промокнул распухший нос мокрым окровавленным полотенцем и внимательно оглядел результаты.

— Да не течет уже, не течет, — я отобрал у него тряпку и бросил ее в мойку.

— Мы остановились на том, что твоя мать…

— Не надо, Эд. Не повторяй все сначала. Давай что-нибудь поинтересней.

— Если ты не в курсе, то твоя мать рассталась с твоим отцом прежде, чем ты появился на свет. Твой отец занимал крупный пост в… некоей м-м конкурирующей организации, которая занималась теми же научными разработками, что и мы. Да-да, именно мы, а не я или вы, Сережа. В некотором смысле, воспользовавшись близостью с твоей матерью, он добыл ряд важных сведений, которые помогли ему сделать гениальное открытие раньше нас. Но вместо того чтобы ознакомить с ним своих коллег, он предпочел утаить от них сам факт своего открытия, притворяясь, что по-прежнему весь в трудах.

— А хоть из какой области наук это открытие? Генная инженерия? Фармакология? Химия? Физика? Что, черт побери, так волнует вашу или нашу компанию?

— Можно назвать это генной инженерией, можно — биотехнологией. Кому как нравится.

— Это о том, над чем и ты ломаешь свой мозг?

— Да, естественно, да, — Эдик по старой привычке хотел потереть нос, но, едва коснувшись травмированного органа, взвыл и злобно посмотрел на меня.

— Неужели до тебя до сих пор не доперло?

— Что не доперло? — я и вправду ничего не понимал.

— Ладно, — Эдик глянул на меня воспаленным взглядом санитара из дома скорби, — тогда продолжу. — Итак, твой отец…

— А как его хоть звали, моего папу?

— Сейчас это не принципиально. Будешь перебивать — я разозлюсь.

— И что?

— Да ничего. Просто придет твоя подруга, и все закончится большими проблемами для нас обоих. Итак, — снова повторил Эдик, — твой папа в результате кропотливых трудов и гениальной интуиции сумел получить столь необходимое нам вещество.

— Вещество, а не бомбу — уже хоть какая-то ясность.

— …Но, понимая, что его непорядочное поведение по отношению к организации рано или поздно будет разоблачено и будут приняты соответствующие меры, он из невыясненных соображений решил завещать препарат тебе. Для этого он запаял один из образцов в контейнер, приложил к нему формулу, оформил завещание, заверив его у нотариуса, и… Вот дальше и начинаются вопросы. Для того чтобы ты смог воспользоваться завещанием, тебя просто необходимо было известить о его наличии. Вопрос в том, как это ему удалось, где теперь завещание и что в нем написано. У нотариуса завещания не оказалось. По его словам, заверенные бумаги твой отец забрал.