Дмитрий Барчук - Новый старый год. Антиутопия Страница 8

– Да, только у него стартер сломался.

– Сколько тебе нужно денег и времени, чтобы его починить?

– Сто баксов и один день! – выпалил Веселый.

– Вот тебе деньги. Приплюсуешь к своему долгу. Отремонтируешь машину – будешь развозить тушенку по магазинам. За месяц долг отработаешь. Если проявишь инициативу и пристроишь сразу вагон, получишь два процента комиссионных.

– Жора, сколько стоит вагон тушенки?

– Девяносто тысяч долларов.

Константин быстренько прикинул, что, выполнив это задание, он не только сможет рассчитаться с долгами, но у него еще останется кой-какая монета.

Неделю он честно возил тушенку по магазинам. Коробки были тяжелые, пуда под полтора, а в некоторых магазинах грузчиков не было или они были вечно чем-то заняты, и тщедушному Константину приходилось несладко. К вечеру его тело превращалось в один огромный защемленный нерв. Хотелось плюхнуться в постель и забыться. Но Костя находил в себе силы, принимал душ и, сказав Мариночке, что у них в фирме производственное совещание, приводил микроавтобус в более или менее потребный вид и подъезжал к зданию областной администрации, где дожидался молодую сотрудницу Торгово-промышленной палаты, которую он называл не иначе как Татьяна Юрьевна.

– Прикинь, мы уже два вагона тушенки продали, и еще столько же осталось. А москвичи еще собираются отправлять. Даже не знаю, что мы с ней будем делать. Хотя тушенка идет влет, но по срокам не успеваем. Если банк оплатит по гарантии за нашу фирму, тогда на нас начнут тикать проценты по кредиту, – важно, с видом бывалого дельца объяснял он своей новой знакомой, с которой встретился два дня назад на базе, где забирал тушенку.

Девушка работала в областной комиссии по северному завозу и как раз проверяла наличие на обских базах подходящих товаров для отправки в труднодоступные районы области во время речной навигации. Веселый быстро смекнул, что она может пригодиться, и предложил подвезти ее. По дороге они разговорились, он представился коммерческим директором крупной торговой компании, на время болезни водителя подменившим его. Таня Селина, так звали его новую знакомую, закончила экономический факультет Обского университета и жила на «почтовом» (закрытом городе рядом с областным центром). Отец ее был какой-то шишкой на Обском химическом комбинате, а недавно его перевели в Москву, в министерство. Мама у нее умерла, когда Таня была еще маленькой. Сейчас девушка осталась одна в трехкомнатной квартире. Ей оказалось двадцать семь лет, она ни разу не была замужем. Веселому тут же захотелось посмотреть «почтовый», он там ни разу не был, но все время мечтал побывать. Татьяна Юрьевна обещала помочь с пропуском столь обаятельному новому знакомому.

Зайдя однажды в ее квартиру, он вышел оттуда лишь на следующее утро. Нельзя сказать, чтобы Татьяна Юрьевна пленила сердце такого Казановы, каким был наш Константин. Отнюдь. Чисто внешне она не была женщиной его мечты. Несколько полновата. Такие женщины всегда отпугивали Веселого недостатком темперамента. Однако она была нужна ему, чтобы вновь обрести утраченное положение, вернуться к жизни, которую он привык вести на Севере и первое время в Обске. Ему нужны были деньги и положение, а она была ключом, который откроет заветную дверь. А насчет темперамента он первоначально заблуждался. У Татьяны Юрьевны давно, после несчастной студенческой любви, не было мужчины, поэтому она была голодна, как волчица.

– Костенька, но у нас все средства расписаны до копеечки. В первую очередь оплачиваем солярку, мазут, уголь, а из продуктов только муку, крупы и сахар. Тушенка уже стала товаром коммерческим. Ее одни частники на Север прут, – оправдывалась она в ответ на его настойчивые просьбы помочь пристроить хотя бы один вагон. – Попробую закинуть твою тушенку в орсы геологов или нефтяников. Есть у меня там знакомые.

Он чуть не задушил ее в объятиях.

Через пару дней компания Кузнецова заключила договор на поставку восьмидесяти пяти тысяч банок тушенки с отделом рабочего снабжения акционерного общества геологов на условиях стопроцентной предоплаты. Кузнецов был доволен, что оплатил контракт москвичам вовремя и обошелся без банковского кредита. А уж ликованию Веселого вообще не было предела. Мало того что он получил обещанные две штуки баксов, так главы фирмы внял его уговорам, поверил в его «неограниченные» возможности сплавлять товар на Север и принял его в фирму на должность именно коммерческого директора, правда, с трехмесячным испытательным сроком. Но Костя знал, что за это время он совратит кого угодно.

Первое время все шло как по маслу. Он жил у Мариночки. Через день ездил в командировку с ночевкой в соседний райцентр, где фирма строила цех по переработке мяса. Хотя на самом деле направлялся прямиком к Татьяне Юрьевне. Той же говорил, что должен следующую ночь провести у родителей, а сам к Мариночке под бочок. Мариночка его обхаживает, обстирывает, наглаживает, прямо как мать родная, а Татьяна Юрьевна пристраивает товар. Чем не жизнь. Только успевай баб ублажать. Так он к этому и стремился.

Только вот незадача: здоровье стало не то что в молодости. Организм затребовал передышки. А обе девки только вошли во вкус. Обеим любовь подавай. И начали они подозревать что-то неладное. К одной приедет – сразу на сон его тянет, к другой – нездоровится что-то. Если б единожды, а то в систему вошло. Да и любовь его стала вялая, безынициативная. Будто и не любовь это вовсе, а исполнение тяжкой повинности.

Ну и прижали бабы мужика к стенке: колись – на стороне пассию имеешь? И выложил Костенька спьяну одной, а с похмелья другой всю правду-матку. И выгнали его обе. А потом подумали-подумали, скучновато одним, и стали звать мужичка обратно. А он возьми им и скажи: я с вами согласен жить только вместе, и любовью мы с вами отныне только втроем заниматься будем. В общем, трепал он нервы одной, рассказывая про другую, другой – про первую. И что самое удивительное: обе закатывали ему скандалы, истерики, но терпели его выходки.

Первой не выдержала конкуренции Татьяна Юрьевна. Отец подыскал ей работу в Москве. И она нашла в себе силы – бросила новоявленного Казанову с его проблемами и укатила в столицу.

Веселый после этого как с цепи сорвался. Он стал изменять Марине направо и налево. Затем у него появилась маниакальная страсть донимать женщину заигрыванием с ее четырнадцатилетней дочерью.

– Как только Катьке стукнет шестнадцать, я с ней пересплю. А потом женюсь на ней, а ты станешь моей тещей, – неоднократно заявлял он Марине.

Она старалась не придавать особого значения этим словам, но после того как дочь пожаловалась ей, что дядя Костя, когда матери не бывает дома, пристает к ней: то обнимет ненароком, то заговорит о сексе, Марина поняла, что это серьезно.

Между тем гость студии рассуждал о русском национальном характере, соответствующем ему социально-экономическом укладе и текущем моменте.

– Русскому человеку, я бы даже сказал, российскому человеку, испокон века чуждо было какое-либо накопительство. Вспомните древних славян, живших общинами. Русская литература дает нам немало примеров беззаветного служения обществу. Начиная с Радищева, классики повествуют нам о нелегкой судьбе русского народа. Но заметьте, никто – ни Пушкин, ни Гоголь, ни Толстой – даже и думать не думали, чтобы писать о каком-либо стяжательстве, накопительстве. Для них русский человек был ценен таким, каким он был на самом деле. Искренним, цельным, добрым, отзывчивым, терпеливым и, заметьте, как правило, бедным. Удивительная вещь: именно при невысоком материальном уровне жизни в человеке сохраняются лучшие его качества. Представители старшего поколения еще не забыли времена так называемого «застоя», хотя, на мой взгляд, это было время стабильности. Как мы собирались на кухнях и читали самиздатовского Солженицына. При настоящем тоталитарном режиме. Не то что сейчас. Семьи выписывали столько газет и журналов, что почтальоны жаловались, мол, не вмещается вся периодика в почтовые ящики. Был дефицит книг. Классику можно было купить разве что по блату. Не было ни «мерседесов», ни йогуртов, ни поездок в Анталью, ни «сникерсов», а духовность в обществе была. Люди читали книги запоем. Ни одна нация в мире столько не читала, как мы. Ценили простые человеческие чувства: дружбу, любовь. В кинотеатры невозможно было попасть. На новые фильмы очереди перед кассами выстраивались. Так же и в театры, в концертные залы. Это ли не духовность?!

И наоборот. Чем выше достаток, тем меньше тяга к культуре. Слава Богу, мы пережили этот позорный период нашей истории. Когда под растлевающим влиянием Запада неустойчивая часть наших сограждан поддалась потребительской морали. Как бараны, забросили достойные книги и журналы и уставились в одурманивающие ящики, по которым им свистели про якобы свободные выборы, чудеса рынка, права человека. В погоне за призрачным богатством нувориши растаптывали все святое, что в них когда-то вложила Отчизна: коллективистскую мораль, сострадание, дружбу и любовь. Утратив человеческий облик, ограбив свой народ, они приобрели особняки, лимузины, счета в заграничных банках, разослали своих чад по Кембриджам, а сами поселились на Лазурном берегу. А их соотечественники, братья и сестры по крови, умирали от голода на родине или на полях сражений в братской Сербии.