Аркадий Гердов - Рутинное пришествие Страница 8

Виолета Макаровна сделала умное лицо, кивнула и твердо сказала: — Нет.

— Вот я и говорю, что дуреха. Не тянешь ты на мыслителя. А прадед твой был покруче всех этих Кантов и Юмов, вместе взятых. Куда гены подевались в процессе мутаций? — с риторической горечью вопросила ворона. — Ладно, вернемся к нашим… Ну, про баранов не буду, чтобы не отвлекать. Я что хочу сказать. Внимай старательно! Внимаешь? Так вот, твой прадед Великий Герцог Тосканский оставил тебе клад на этой горе. Уразумела? Вот и умница. Место тайное покажет тебе этот ваш, который дочку птахами ни в чем не повинными кормит. Он там дуриком пуговицу нашел. Ну, все! — Ворона облегченно каркнула по-птичьи. — Притомилась я за эти годы. Это какое ж терпение нужно, чтобы за полтора века никому не трепануть! Ты хоть понимаешь эту концепцию?

Приснившаяся ворона оказалась права. На ветхой одежке Фома Кузьмич нашел еще семь золотых пуговок. Сидя на раскладном парусиновом креслице в тени дерева, чудом сохранившегося среди сорных отвалов, он радостно пересчитывал их, беззвучно шевелил губами и планировал новую жизнь. А рядом со счастливым обладателем ценных пуговиц, около засохшего куста сирени, на самом солнцепеке, защищенная от яростных полуденных лучей лишь куцей артековской панамкой, маялась, не зная, как приступить к разговору, Виолета Макаровна. Так ничего и не придумав, она подошла к счастливцу.

— Вот говорят, вы, Фома Кузьмич, пуговицу нашли? Фома Кузьмич поспешно спрятал золото в карман, нахмурился и строго посмотрел на собеседницу.

— А кто говорит-то? Нечесаный старик, который срок мотал за незаконные гешефты? Врет! А вам, Виолета, нужно не сплетни безумные слушать, а беззаветно служить обществу на доверенном вам посту. Слышал, товарищ Аксакал слег. Доктора ему необходимо отыскать хорошего, а то ведь, не приведи Господь, загнется идеолог. Как без него? Нельзя нам теперь без теоретика. Что будем жрать, когда бычки покончаются? Хорошо, если что-то калорийное нам на помойку выбросят. А если нет?

— Федор книжку банковскую у старухи нашел, на ней бешеные деньжищи лежат.

— Так даст ли банк старухины деньги лупоглазому ментяре? Не даст. То-то и оно, что добром нипочем не даст. Силой нужно брать, штурмом. А как штурмовать банк без теории? Ищи врача, Виолета! Есть тут в большом бараке хирург-академик, но он еврей, поэтому твердой уверенности, что этот академик правильно все вырежет у товарища Аксакала, нет.

— Ах, оставьте эти ваши глупости! Не нужно ничего вырезать у нашего идеолога, Здоров он. Товарищ Аксакал птичкой немножко напуган, и, надеюсь, он сам без хирурга оклемается. — Пояснив председателя Властного Триумвирата, Виолета Макаровна нахмурилась и многозначительно посмотрела на собеседника. — Значит, вы, гражданин, утверждаете, что найденная вами пуговица не более чем безумная сплетня?

Слово «гражданин» и тон, которым был задан вопрос, заставили Фому Кузьмича задуматься. Кто ее знает, эту странную даму в пионерской панамке и с подозрительным шрамом на роже. Может, она есть секретный агент с полномочия ми. При этой мысли Фома Кузьмич вздрогнул, поежился и изобразил лучезарную улыбку.

— Это вы про пуговичку? Да-да, как же, вспомнил! В леске на горке нашел. Я ее, пуговичку эту, как приманку для птичек…

— Место помните?

— Место? Какое место?

— Не юлите, гражданин! Место, где пуговицу нашли?

— Ага, помню. На самой вершине горы на сучке большого дерева одежка висит. Не юлю я. Совершенно не юлю. Как можно юлить, если доверенный товарищ спрашивает?

— Показать можете?

— Ага, могу. Отчего не показать доверенному товарищу. Старый такой пиджачишко бросовый на сучке висит, под пальцами сыплется. Даже и непонятно, как на нем пуговичка-то держалась? Дочка одежку углядела. Вместе гуляли, она и увидела. Глазастая она у меня, все примечает.

— Позовите дочь и покажите мне это дерево, гражданин! — приказала Виолета Макаровна суровым голосом.

— Шанцевый струмент прихвати, — сказал кто-то за спиной Фомы Кузьмича, со стороны особняка.

— Как? — Фома Кузьмич испуганно завертел головой и никого не у видел.

— Лопату, говорю, возьми, — посоветовал невидимый голос.

— Верка-а-а! — заорал Фома Кузьмич. — Ты где? Лопату у старухи найди. На гору с лопатой этой полезем.

На самой макушке Николиной Горы в окружении почтительной поросли низкорослого осинника царственно высился гигантский неохватный дуб. На одном из нижних сучков этого дубаи висел истлевший камзол Великого Герцога Тосканского. Полтора века прошло с той минуты, когда тесноватая, сшитая по моде одежда была снята и повешена на дерево перед последней дуэлью герцога. Скрытые резной листвой дерева ветхие остатки парадного княжеского одеяния были едва видны. Виолета Макаровна чуть тронула рукой блеклую голубоватую ткань, и камзол ее прадеда беззвучно упал на землю. Фома Кузьмич потыкал лопатой гору рядом с упавшим камзолом.

— Тут и копать?

— Копайте, гражданин, — неуверенно велела Виолета Макаровна.

Фома Кузьмич успел выкопать под дубом крохотную ямку, когда раздалось удивленное восклицание.

— Ух, какой здоровский каменюка! Идите сюда!

Они обернулись. Девочка Вера приплясывала на большой черной плите; метрах в десяти от дерева. — Ты чего прыгаешь? — удивился отец.

— Так он горячий, как сковородка. Сил нет стоять.

На полированной и раскаленной под солнцем плите Фома Кузьмич увидел такой же значок, как на пуговицах.

— Здесь! — твердо сказала Виолета Макаровна.

— Ага, здесь. Непременно здесь, — согласился Фома Кузьмич. Постанывая от напряжения, он отвалил тяжеленную плиту и сунул лопату в открывшуюся под ней мягкую сырую глину.

— Это для ради геологической разведки? — осторожно поинтересовался запуганный землекоп. — В целях освоения богатств недр?

— В целях освоения, — кивнула Виолета Макаровна. Копать тяжелую липкую глину было трудно, едкий пот тек по его лицу и слепил глаза; жирные назойливые мухи жалили ему шею, но Фома Кузьмич копал. Богатства недр! Тайные, сокрытые от глаз людей богатства недр! После чудес, которые происходили на его глазах, он. был готов к тому, что в Николиной Горе откроются стратегические залежи нежного сочного шашлыка из барашка или подземное озеро ацидофилина. Но на глубине, при которой он уже с трудом выкидывал глину из выкопанной ямы, на ее дне обнаружился всего лишь кожаный мешок. Вот оно что! Сокровище! Фома Кузьмич забыл об усталости, и в сердце его полыхнула благородная страсть кладоискателя. Кряхтя, он выволок пудовый мешок из ямы. Мешок был завязан толстой бечевой и опечатан сургучной печатью все с тем же знакомым знаком. Виолета Макаровна и девочка Вера потрогали грязный мешок руками.

— Если там консервы из рыбы, ты закопаешь его обратно, — нахмурилась девочка.

Виолета Макаровна тоже нахмурилась и после некоторого колебания приказала:

— Развяжите его, гражданин.

Задыхаясь от мучительного любопытства, Фома Кузьмич набросился на мешок, но сломать печать и развязать бечеву не смог. Мешок не открывался.

— Ну, что же вы? Смелее, гражданин! — произнесла Виолета Макаровна, нетерпеливо пиная мешок ногой. — Сургуч, сургуч сломайте!

Фома Кузьмич ухватил большую кляксу печати обеими руками и тотчас отдернул их, взрыв от боли.

— Жжется она! — Фома Кузьмич протянул к Виолете Макаровне ладони, на которых вздулись ожоговые волдыри.

— А не лезь к чужому. Ежели не твое, то и не хватай, — назидательно сказал кто-то за спиной обожженного кладоискателя. Фома Кузьмич оглянулся, но кроме дуба с твердой узорной листвой, которая тихо звенела от легкого ветерка, ничего не увидел. — Таперича сама попробуй! — посоветовал невидимый голос. — Твой кошель-то, тебе оставлен, сама и печать ломай.

Виолета Макаровна опустилась перед выкопанным мешком на колени и легко, без усилий развязала его.

Жизнь Фомы Кузьмича наполнилась золотом. И не грезами пустыми, а золотой явью. Убежден он был, что пудового веса мешок, который он выкопал под древним дубом на вершине Николиной Горы, был не иначе как с золотом. Что уж там точно было, Фома Кузьмич доподлинно не знал, Виолета смотреть в мешок не позволила, но решил, что золото, потому что за помощь и труд она вынула оттуда и дала ему пяток слоников. Пять литых золотых фигурок с устремленными вперед длинными бивнями и воздетыми вверх трубными хоботками. Фома Кузьмич слоников взвесил, и каждый потянул без малого полкило. К бывшему ювелиру Фома Кузьмич на этот раз не пошел. И без него был уверен, что золотая проба слоников ничуть не хуже, чем у пуговиц. Золотая вдруг сделалась жизнь у неверующего Фомы.

АНАРХО-СИНДИКАЛИСТ.РУ

Василий Терентьевич Якуб-Мазепа числил себя анархо-синдикалистом. Политическую платформу этих славных ребят он понимал скверно, а вернее, совсем не понимал и понимать не хотел. Его романтическую душу волновали именно таинственная загадочность этого мудреного слова, пламенный лозунг «Анархия — мать порядка!» и черный с костями стяг батьки Махно.