Вадим Астанин - Час до полуночи Страница 8

— Сорокаствольный игольчатый стреломёт, — сказал Рик Дженсон.

— Прогрессивная машинка, — сказал подошедший детектив.

— Знакомьтесь, — сказала Элизабет Бушелл, — сержант-детектив Стенли Уиппет, Сто сорок третий участок.

— Игольчатая пуля, калибра три с половиной миллиметра, длина двести пятьдесят миллиметров, закалённый наконечник, трубка пули заполнена по длине ядом парализующего действия. Экспресс-анализ показал, что яд относится к группе синтетических производных кураре. Стреломёт после убийства преступником был сброшен, в отличие от второго ствола, из которого убийца произвёл выстрел в голову. Как раз его-то убийца забрал с собой. Судя по найденной гильзе — это пороховой пистолет, автоматический, либо полуавтоматический, калибром девять миллиметров. Стреломёт армейского образца, унифицированный, короткоствольный, с телескопическим прикладом, — детектив Уиппет взглянул на экран цифровой записной книжки и добавил: — Номер на оружии вытравлен кислотой. Предварительно его срезали с корпуса лазерным лучом, а затем обработали срез концентрированным раствором кислоты. Ювелирная работа.

— Как и само убийство, — сказал Рик Дженсон. — Свидетелей установили?

— Свидетелей нет, — сказал Уиппет.

— Это фешенебельный район, спецагент, — напомнила Дженсону Элизабет Бушелл, — в котором живут весьма обеспеченные люди. Они избегают публичности. Не допускают вмешательства в их частную жизнь. Неукоснительно соблюдают право на личное пространство. Здесь не принято ходить пешком, поэтому все ездят на машинах. И никому не придёт в голову самому управлять гравимобилем. Ведь для этого есть персональный водитель. К тому-же, уличное движение в таких районах существенно отличается от городского.

— Я заметил, — сказал Дженсон, — а что с камерами наружного наблюдения?

— С камерами? Наблюдение ведётся практически со всех точек, в том числе и со стационарно висящих полицейских дирижаблей.

— Вот видите, детектив Уиппет, — сказал Рик Дженсон, — как удачно всё складывается. Проследим, где скрывается наш душегубец, и возьмём голубчика тёпленьким!

— К сожалению, — сказал Уиппет, — такой режим видеонаблюдения не распространяется на основную часть мегаполиса. Его отследили до границ района, но затем потеряли в плотном дорожном потоке.

— А что делала местная полиция, пока он прорывался в город? Исключительно следила? Ведь могла бы перехватить его на выезде!

— Сколько раз вы умирали, спецагент Дженсон? — неожиданно спросила Элизабет Бушелл.

— Что? — поперхнулся Рик Дженсон. — Какое это имеет значение?

— И всё-же, — сказала Бушелл, — сколько раз?

— Положим, пока ни одного, — сказал Рик Дженсон.

— Сержант Уиппет умирал три раза, — сказала Элизабет Бушелл. — Детектив Арчер — тот, кто требовал у вас регистратор — участвовал в двадцати двух силовых захватах и операциях по освобождению заложников. Умирал восемь раз. Моя мама умирала дважды. Несчастный случай и катастрофа. Смерть больше не приговор, Дженсон. В наши дни к смерти относятся проще, обыденнее.

— Что не отменяет понятие служебного долга, — сказал Рик Дженсон.

— Не отменяет, но влияние оказывает. Особенно на местную полицию, — сказала Элизабет Бушелл. — Смещает акценты, привносит разнообразные нюансы, отчасти меняет приоритеты.

— Таким вот образом? — сказал Рик Дженсон.

— Относительно убиенного, — сказала Элизабет Бушелл, — эти исключения имели характер закона. Он мог не заботиться специально о личной безопасности. Безопасность была ему гарантирована хотя бы в силу его статуса. Дон Парсонс был фигурой неприкасаемой. В тех кругах, в которых он обычно вращался, таких людей наберётся не более десятка. Возникающие разногласия они стараются разрешать мирными способами, а если и отдают приказ стрелять, то преимущественно в качестве меры профилактической. Чтобы оппонент не слишком зарывался. И решения о безвозвратном убийстве в той среде принимаются коллегиально, на общей сходке, в присутствии выбранного обществом «законника», и предупреждение обвинённому отсылают, вроде пиратской «чёрной метки», чтобы он знал и боялся.

— Клуб, всего четыре охранника, любовница, — сказал Уиппет.

— Согласитесь, Дженсон, — сказала Элизабет Бушелл, — в высшей степени необдуманный поступок. Для приговорённого к смерти. Отправиться развлекаться в компании четырёх охранников и подружки, вместо того, чтобы сидеть в защищенном убежище.

— Может быть, политика? — сказал Уиппет.

— Или экономика? — сказала Элизабет Бушелл.

— Или внутрисемейные разборки, — язвительно сказал Рик Дженсон.

— Вряд ли, — сказал детектив Уиппет. — Хотя, если подумать…

— Вот и думайте, детектив, думайте, — сказал Рик Дженсон.

— Уиппет — позвал детектива эксперт-криминалист. — Вам стоит на это взглянуть.

— Ну, показывайте, — сказал Уиппет.

— Глядите, — сказал криминалист, протягивая детективу складную лупу и вытащенную из тела Дона Парсонса стрелу.

Детектив навёл лупу на трубку.

— Что там, детектив? — спросил Рик Дженсон.

— Чертовски занятный текст, — сказал Уиппет, передавая стрелу и лупу Дженсону.

— Считайте, мы раскрыли дело, — сказал детектив, обращаясь к Элизабет Бушелл.

— Неужели всё было, — бормотал Рик Дженсон, разглядывая искусно выгравированные буквы, — так просто и незамысловато?!

«Парсонс, гнида. Сдохни! Тони Ризелла».

— Кто этот… дурак? — сказал Рик Дженсон.

— Энтони Ризелла. И он совсем не дурак. Он — мститель… За поруганную честь, — сказала Элизабет Бушелл. — Тони Ризелла, по кличке «Буйвол». Был вторым человеком в организации Дона Парсонса. Отвечал за финансы, занимался отмыванием денег через подставные фирмы, руководил сетью подпольных казино и спортивным тотализатором. Проходил по делу о крупном мошенничестве в Доверительном Фонде Накопительных Сбережений. Осуждён на три с половиной месяца за лжесвидетельство. Отбывал срок в муниципальном исправительном учреждении…

— Где он случайно узнал, что его жена тайно изменяла с Доном Парсонсом… — подхватил детектив Уиппет.

— Ризелла обиделся и поклялся отомстить хозяину, — завершила Элизабет Бушелл.

— Об этом стало известно Дону Парсонсу и Дон Парсонс заказал Ризеллу, — сказал Уиппет. Но исполнитель опоздал. Ризелла сбежал из заключения. За неделю до окончания срока отсидки.

— А что с неписаными правилами? — спросил Дженсон. — Или в отношении Ризеллы они не применимы?

— Отчего-же, — сказал Уиппет. — Применимы. Вполне себе применимы. Но с одним-единственным уточнением. Ризеллу нельзя было списать по-тихому до тех пор, пока он относился к боссу с уважением. Таков порядок, Дженсон. Даже узнав о том, как с ним поступил Дон Парсонс, Тони Ризелла должен был вести себя подобающим образом. Терпеливо отсидеть положенное, выйти на волю, явиться к Дону Парсонсу и потребовать объяснений, чтобы соответствующим образом урегулировать проблему. На бандитском жаргоне: «кинуть предъяву», и «разобрать непонятки».

— И только после этого, — сказала Элизабет Бушелл, — Ризелла с полным правом мог вальнуть своего босса. Если был недоволен предложенным ему компромиссом.

— А он поступает с точностью до наоборот, — сказал Уиппет. — При свидетелях, громогласно, клянётся замочить Дона. Чем наносит тому оскорбление.

— И где нам теперь его искать? — сказал Рик Дженсон. — Где он может скрываться после того, как расправился со своим главным обидчиком?

— Есть у меня одна мыслишка, — сказал детектив Уиппет, — которая требует немедленной проверки.

Он потянулся к рации, но резкий сигнал вызова прозвучал раньше, чем его палец коснулся кнопки переключения режимов.

— Да, Уиппет. Слушаю. Понятно… Выезжаем!

— Парни! Внимание! Сворачиваемся! Быстро! Быстро!

— Что случилось, детектив?

— Ризелла обнаружился, спецагент. Вы с нами?

— Я старший, забыли?

— Тогда не болтайте, лезьте в машину! Поехали!

— Объясните толком, Уиппет, — сказал Рик Дженсон, оборачиваясь к сидящему на заднем сиденье детективу.

— Ризелла поехал убивать жену, — сказал детектив Уиппет. — Жене удалось каким-то образом вызвать полицию. При виде полицейских Ризелла открыл огонь. Что с женой — непонятно — то ли жива, то ли Ризелла её прикончил. Дом окружён. Ризелла забаррикадировался внутри и активно отстреливается.

Горел броневик, горели полицейские машины, горел дом Ризелла. Броневик был развёрнут к дому левым бортом. Его подбили выстрелом из гранатомёта и он горел жухлым, чадящим пламенем. При штурме дома за броневиком укрывались бойцы полицейского спецназа. Броневик был старой конструкции, на колёсах в половину человеческого роста, если принять за эталон рост в метр семьдесят два сантиметра. Спереди к броневику был подвешен клиновидный таран, сваренный из высококачественной легированной стали. Таран был незаменимой деталью в снаряжении и экипировке современного спецназа. С его помощью можно было без труда разогнать несанкционированный митинг, оттеснить толпу мародёров, крушащих витрины модных супермаркетов, разметать возведённую демонстрантами баррикаду, проломить стоящее на пути спецназа препятствие. На крыше броневика распластался мёртвый стрелок-оператор, наполовину вылезший из люка. Труба миномёта, из которого он стрелял по окнам газо-свето-шумовыми гранатами сиротливо торчала под углом к небу. Пулемётная башенка с дистанционно управляемым крупнокалиберным пулемётом была сорвана взрывом и отброшена далеко назад. Люки в борту были откинуты и в проемах виднелись искалеченные внутренности подбитой машины. Экипажу удалось выбраться наружу. Не повезло только стрелку-оператору. Он зацепился шнуром лоригофона за рукоять запирателя гранатометного казенника и был сражён насмерть прицельным выстрелом. Пуля с тефлоновым напылением пробила его бронежилет и застряла в позвоночнике.