Юлия Зонис - Боевой шлюп «Арго» Страница 8

Один из куряк уже приготовился давить на гашетку, но стоящий рядом с ним бородатый верзила схватил его за плечо и что-то гортанно крикнул. Я разобрал только слова «хара» и «Тали-амас».

— В общем, все не так уж и плохо, — неуверенно сказал Филин, потирая скулу.

На скуле вздувался здоровенный синяк. Филин озабоченно покопался пальцем во рту, извлек осколок зуба и задумчиво продолжил:

— Нас могли бы и сразу пристрелить.

— Какое счастье, воскликнул лобстер, когда его вытащили из кастрюли и положили обратно на полку.

Меня отделали гораздо сильнее, чем Филина. Очень болело плечо, по которому заехали прикладом. Ухо набухло и торчало в сторону. И, похоже, мне тоже сломали зуб. Губа быстро распухала, так что говорить было нелегко.

Мы валялись на полу в просторной комнате с рядами сдвинутых к стене парт. Филин утверждал, что это школа. Я здания снаружи не видел, поскольку на голову мне нацепили мешок. До сих пор я не мог отдышаться от вони прелых сапог.

По полу были разбросаны книги с вырванными страницами, возможно, учебники. Стекла в окнах были разбиты. Осторожно подобравшись к подоконнику и высунув голову, я обнаружил, что комната находится на втором этаже. Внизу белел под солнцем широкий двор, вокруг него тянулся забор с высокими железными воротами. Странная школа. У ворот маячили двое в формах и с автоматами, еще двое возились у БТРа. Больше во дворе никого не было.

Филин подобрался сзади и задышал мне в затылок.

— Похоже, они ждут какого-то Тали-амаса. Называют его то шейхом, то полевым командиром. Он и решит, что с нами делать.

Я потрогал плечо, скрипнул зубами и ответил:

— Я бы не стал его дожидаться.

Филин хлюпнул носом, втянул кровавую соплю. Нет, над ним тоже поработали будь здоров.

— Я проверял — комнату вроде не охраняют. Можно спуститься, посмотреть, нет ли другого выхода.

Я подумал и кивнул. Все равно ничего лучше в голову не приходило.

Висящая на одной петле дверь жалобно скрипнула и погрозила нам длинными щепками. Коридор тоже был пуст. Стекла в двух окнах сохранились, но пол все равно был засыпан осколками и обвалившейся штукатуркой. На цыпочках мы прокрались вдоль коридора, заглядывая по дороге в пустые классы. Там было все то же. На черной доске в одном из классов был нарисован огромный член и написано что-то, но не по-гречески.

В конце коридора обнаружилась лестница, ведущая вниз. Когда мы спустились на первый этаж, отчетливо послышались голоса прогуливающихся под окнами часовых. Мы пригнулись и поспешили дальше, в подвал.

Дверь в подвал была тяжелая, железная, выкрашенная зеленой краской. Недавно выкрашенная. Филин попробовал ручку, толкнул. Дверь бесшумно открылась. За ней обнаружился еще один коридор. Под потолком тянулись толстые трубы в рваной изоляции. Местами проступало ржавое железо, сочилась вода. Пахло плесенью и нагретым воздухом, где-то неподалеку что-то утробно ухало, гудело, тускло светила заключенная в металлическую сетку лампочка. Наши шаги звучали приглушенно, будто мы ступали по вате.

— Думаешь, здесь есть другой выход? — шепнул Филин.

Я пожал плечами и ускорил шаг. Мы прошли еще метров двести и завернули за угол, когда послышались голоса.

Я замер. Филин, не успевший сориентироваться, налетел на меня и зашипел, ударившись больной ногой. Я зажал ему рот ладонью и указал вниз. Голоса шли оттуда и звучали отчетливо, как будто говорящие находились в паре шагов от нас.

— Ну что, решила уже?

Низкий мужской голос странно тянул слова, но язык был определенно греческий. Второй голос, писклявый и одновременно пришептывающий, поддержал:

— Какую режем первой — правую или левую?

Я упал животом на пол и подполз к тянущейся вдоль стены трубе. Под ней обнаружилась узкая щель. Оттуда открывался вид на еще один подвальный этаж под нами. Просунув под трубу голову, я увидел квадратную комнату, ярко освещенную лампами дневного света. В комнате стоял железный стол. К столу была привязана девушка лет семнадцати. Тощая, остроносая, с большими темными глазищами. Над левым глазом синел фингал. Волосы у нее были короткие и тоже темные, а выражение лица свирепое.

Рядом со столом расположились двое — один в хаки, другой в защитном пятнистом комбинезоне. Рукава комбинезона были закатаны, а в большой волосатой лапе зажата пила. Тот, что в хаки, потянулся за чем-то невидимым, и я обнаружил, что у него нет уха. На месте уха багровел уродливый рубец. Второй, с пилой, принял у товарища то, за чем он тянулся. Это оказалась бутылка с мутноватым пойлом. Пятнистый глотнул, задрав голову и двигая щетинистым кадыком. У человека с пилой не хватало глаза; глазницу закрывала черная повязка.

— Ах Кассандра, Кассандра, — пропел Одноглазый, занюхивая самогонку рукавом. — Кассандра с буквы «к». Ну и сильно ли помогли тебе твои пророчества?

— Я прямо не знаю, — подхватил Одноухий, — что за придурь на хозяина нашла. Ну зачем ты ему сдалась? Уродина-уродиной, да еще и дура. Прошмандовкочка ты бесполезная.

Одноглазый хмыкнул, весело взмахнув пилой:

— Не, почему же бесполезная. Она ж эта… пророчица. Так, Касси? Ну-ка скажи, какую руку я тебе сейчас пилить буду?

Он игриво занес пилу. Девушка не издала ни звука.

— Скучно. Совсем с тобой скучно, Кассандра. Ничего ты толком не умеешь. Даже отсосать как следует не можешь, где уж тебе пророчествовать.

— Понимаешь, — вмешался Одноухий. Он тоже уже приложился к бутылке, и шрам налился краской пуще прежнего. — Понимаешь, всякое пророчество бесполезно, это доказал еще этот геометр, ну как его…

Он защелкал пальцами.

— Эвклид? — охотно подсказал второй.

— Нет, ну какой Эвклид. А, вспомнил! Архимед. Великий был человек. Так вот, Касси, он говорил, да, лично мне говорил при нашей последней беседе в Сиракузах… Ты была в Сиракузах, Касси?

Девушка молчала.

— Ладно, неважно. А говорил он, что всякое пророчество бессмысленно, поскольку либо неверно, либо бесполезно. Поясняю…

Он взял у товарища пилу и приложил лезвие к левому плечу девушки. Кассандра напряглась.

— К примеру, ты говоришь, что я отрежу тебе левую руку. А я бац…

Тут он ловко перекинул пилу к другому плечу.

— Бац — и отрежу правую. Это какое пророчество? Это пророчество неверное. А вот если я действительно отрежу левую, — тут он вернул пилу на прежнее место. — Если левую отрежу, то это пророчество бесполезное — что толку в том, что ты все верно предсказала, если рука все равно тю-тю?

Одноухий тоненько захихикал, и спустя секунду его товарищ присоединился к нему басом.

— Пойдем, — я дернул Филина за руку. — Пойдем, пока нас не засекли.

Но он и не двинулся.

Я откатился от щели и уставился на Филина. Его лицо, и без того бледное, стало совсем белым, и резко проступила едва пробивающаяся на подбородке щетина. Филин был младше меня на два года.

— Я никуда не пойду. Мы должны спасти ее, неужели ты не понимаешь?

Я сделал ему знак говорить тише, и он зашипел:

— Это же Кассандра, та самая Кассандра! Это о ней говорил Гомер. Я всегда мечтал ее встретить, я столько хотел узнать…

Я покрутил у виска пальцем.

— Кассандра умерла пятьдесят лет назад. И она была старше. А это я не знаю кто, но нам до нее нет дела.

Филин замотал головой. Я вздохнул и прошептал как можно более убедительно:

— Надо выбраться отсюда. Даже если это та самая — а я в это не верю — она уже все напророчила. Она нам больше не нужна, понимаешь?

Филин явно не понимал. Я начал злиться.

— Ты что, совсем спятил? Мы приплыли в Колхиду не для того, чтобы спасать прекрасных дам. И Царь нас не для того на себе тащил. Мы пришли за руном…

— Ну и иди, — зашипел Филин, — иди за своим драгоценным руном, проваливай. А я остаюсь.

Я треснул кулаком по холодному полу и закричал шепотом:

— Ты обещал! Помнишь, ты обещал, что не бросишь меня?! Где твое слово?

Филин неожиданно улыбнулся. Спокойно так, как будто мы в нашей нычке под верандой распивали стыренное из дедушкиного буфета эфесское.

— А я тебя и не бросаю. Это ты бросаешь меня. И ее.

Я аж плюнул с досады.

Плана у нас никакого не было. Конечно, Филину лишь бы проявить благородство — а разбираться с подонками он предоставил мне. Мы долго блуждали в поисках хода вниз, Филин трясся и проедал мне плешь:

— А что, если ей уже отрезали руку? Если она умрет?

— Да не ссысь, — убеждал я как можно уверенней, — они тут все ждут этого Тали-амаса. Без него они и не пукнут.

Сам я в этом сильно сомневался, но Филин немного успокоился. Наконец мы спустились по узким железным скобам и пошли обратно. Филин снова впал в панику — ему казалось, что мы потеряемся в одинаковых узких, тускло освещенных коридорах, и не найдем квадратной комнаты. Но у меня с чувством направления все было в порядке, и вскоре мы услышали голоса. Среди них был и высокий девичий. Судя по тому, что девушка не визжала и не стонала, ей пока ничего не отрезали. Я прислушался. Сейчас говорил Одноглазый: