Олег Рой - Страх. Книга 2. Числа зверя и человека Страница 8

Но, должно быть, правы были предки, когда говорили, что, задирая нос, легко не заметить ямы у себя под ногами.

– Все не так уж и плохо, она сейчас в искусственной коме, – докладывал мне Хлуст. – Операцию мы ей не делали, тут понадобится серьезное нейрохирургическое вмешательство. А у клиентов, как я понял, с деньгами не очень. Ее парень – ботан полный, пальто чуть не прадедушкино на нем.

Я мысленно возликовал, но, как тут же выяснилось, поторопился. Потому что хуже дурака обыкновенного может быть только исполнительный дурак.

– …но я нашел выход! – радостно лыбился Хлуст. – Помните тех клиентов, на которых вы мне недавно указали? Этот боров, хозяин каких-то там магазинов. У него еще дамочка вся раскрашенная и насиликоненная, как Барби. Вот я сестру Залинской к ним направил, ну, в качестве донора.

У меня внутри все оборвалось:

– А кто вам, позвольте узнать, разрешал? – Я из последних сил удерживал себя в рамках отрешенной холодности. Совсем как Ройзельман. Получалось у меня, прямо скажем, не очень.

– Да вы же сами и разрешали, – обиженно захлопал он редкими ресничками. – Ну не теребить же вас по каждому мелкому случаю! Да все там в ажуре, я уже и реанимобиль за ней выслал. Сейчас привезут, и мы ее быстренько в аппарат…

– Никаких аппаратов! – рявкнул я. – Делайте что хотите, выкручивайтесь как хотите, но эта девчонка не должна стать донором ни при каких обстоятельствах – ни у вас, нигде. Ясно?

Он был удивлен, готов был возразить, но все-таки кивнул. А я пулей вылетел из кабинета. Но тут же вернулся – мне в голову пришла еще одна полезная мысль.

– Номер реанимобиля?

– Тридцать три, регистрационный номер РО 1987, – продиктовал уже совершенно перепуганный и сбитый с толку Хлуст.

Я решил перестраховаться и набрал номер одного из своих «орлов».

– Малой, привет. Ты где?

– Как всегда, в «Горе», играем в бильярд.

– Дуй к клинике, есть работенка, – приказал я.

– Я уже весь почти одно ухо, – гыкнул он в трубке. – Кого убить?

– Ты у меня дошутишься. Там привезут пациентку по нашей части. Реанимобиль тридцать три, номер РО 1987. Запиши.

– Я запомню, – лениво протянул Малой.

– Не перепутай, иначе бошку оторву, понял?! Короче, встретишь их там на стоянке и заберешь девку.

– Прям из приемного покоя? – Он, кажется, удивился. – Принц, что за хипеш, в натуре?

– Малой, если я сказал надо, это значит – бегом! Постарайся заболтать бригаду, не удастся – вырубай. И дуй с ней в городок. Сдашь в блок изолятора Питу. Еще вопросы будут?

– Только один – сколько отвалишь? Ничего личного, Принц, я за тебя всегда впишусь, ты знаешь, но своя рубашка… короче, ты в курсе.

Эх, черт, а ведь платить-то придется из своего кармана. Жалко. Ничего, я потом на ней отыграюсь – сам сделаю почетным четырежды донором. Но не сразу, сперва надо убедиться, что ее сестренка склеила ласты.

– Полторы таксы, – пообещал я.

– Ну надо еще слегонца накинуть, – начал он торговаться. – Типа за риск, а?

– Веревку на шею могу накинуть, – оборвал я. – Ты там – типа – совсем рамсы попутал?

Эк я наблатыкался разговоры разговаривать. Это я-то – мальчик из хорошей семьи по прозвищу Принц, в честь моего знаменитого тезки, Евгения Савойского. Ну да с волками жить – по-волчьи выть.

– Ладно, пошутил. Все сделаю в лучшем виде, – пробурчал Малой. – Заедешь вечером в «Гору» на партейку бильярда?

– Как фишка ляжет, – ответил я. – Время сейчас… сам знаешь какое.

– Ага, – ответил он и отключился. А я направился в ЖК «Европа», где проживал незадачливый заказчик со своей «Барби», жаждущей иметь чадо, но не желающей при этом силиконовую руку.

Странные люди эти женщины. Как в сиськи силикон вставлять – это ничего, а как руку протезом заменить – это уже «ах, это меня изуродует!».

Впрочем, не мне решать, у меня-то руки и ноги свои, и «отъятие» их в ближайшее время, тьфу-тьфу-тьфу, не предвидится. Откровенно говоря, такой сценарий меня пугал с детства. Хорошо еще, что Ройзельман предусмотрительно сделал свой аппарат таким образом, что срабатывает он только на женском организме. Шарит мужик. Тьфу, надо на цивилизованный язык переключаться. Я же, в конце концов, начальник отдела специальных операций крупнейшей в мире транснациональной Корпорации.

И это еще не предел. То ли еще будет…

15.12.2042. Город.

Клиника. Феликс

– Феликс, оставь нас одних, пожалуйста, – неожиданно сказал Макс глухим, словно чужим голосом. – Я… я побуду с мамой один. Иди. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Иди пока.

Я положил руку ему на плечо, слегка сжал и вышел. Может быть, это недостаток моего приютского воспитания, но я совершенно не умею сочувствовать. Нет, не так – я не знаю, как выразить свое сочувствие. Мне кажется, попади я в ту же ситуацию, что Макс, любые слова, любые действия посторонних были бы для меня только в тягость. Хотя, возможно, это все из-за моей въевшейся уже в подкорку привычки к одиночеству. У меня никогда не было людей, столь близких, как Анна для Макса.

Я вспомнил о Рите и поймал себя на поистине страшной мысли – я, наверное, люблю ее не так, как должно. Потому что не испытываю потрясения, сравнимого с тем, что переживает сейчас Макс. Нет, я готов был на что угодно, чтобы спасти Риту, но сейчас от меня мало что зависело. Оставалось пассивно ждать звонка Ойгена. Теоретически у меня сейчас должно было разрываться сердце. Но оно продолжало биться примерно так же, как и всегда. Мне было ужасно жалко Риту, больно, тяжело – но небо не рушилось, а сердце не останавливалось от ужаса за нее. Может, я бесчувственное чудовище?

Оторвал меня от этих мучительных раздумий телефонный звонок. Отчего-то я решил, что это Ойген. Но это был Алекс.

– Феликс, ты где? – не здороваясь, довольно резко спросил он. – В университете тебя нет и, говорят, сегодня вообще не было. У тебя что-то случилось?

– Нет, – попытался соврать я, но Алекс всегда видел меня насквозь.

– Что произошло? – спросил он таким тоном, что не ответить было нельзя.

И я выложил все как на духу. Полагаю, рассказ мой был сбивчивым и путаным, но Алекс не перебил меня ни разу. Только уточнил:

– Так ты сейчас в клинике? Я заеду за тобой. Выходи к главному входу и жди меня.

Все как всегда: Алекс распоряжается, я исполняю.

Я вышел на крыльцо. День, под стать моему настроению, стоял пасмурный, серый. Совсем как в моем утреннем сне. Я грустно усмехнулся: сон, конечно, был страшный, но все-таки это был всего лишь сон. Реальная действительность оказалась куда страшнее. С неба моросил не то дождик, не то мелкий снежок. Ветер дул с моря, было зябко, но эта промозглость мне даже помогала. Отвлекала от ужаса, от мерзкого ощущения собственного бессилия.

Алекс, подъехавший как-то неправдоподобно быстро (или мне так показалось?), вылезать из машины не стал: открыл дверь и махнул рукой, приглашая в салон. Тронув с места, он потребовал еще раз все рассказать, теперь уже подробнее. Теперь он изредка переспрашивал, уточняя подробности.

– Не так уж дорого держать человека на АПЖД, – сказал он, доставая трубку. – Хотя операция действительно может столько и стоить. Корпорация подминает под себя весь медицинский рынок и взвинчивает цены везде, где только можно и как только можно.

Он затянулся, выпустил дым (мы стояли на светофоре) и нервно побарабанил пальцами по рулю. Я вздрогнул от этого простого движения. Раньше Алекс никогда не позволял себе паразитных жестов.

– Я дам деньги, – сухо сказал он. Я попытался было протестовать, но один короткий взгляд искоса заставил меня замолчать. – Вся сумма у меня сейчас вряд ли наберется, попробую договориться о рассрочке. Сейчас заедем ко мне, посмотрим, что и в каком порядке нужно сделать.

– Я даже не знаю… – Я попробовал было сказать, что благодарен, что не знаю, как и благодарить его, но Алекс отмахнулся.

– Феликс, – он поморщился, – говорят, в гробу нет карманов, и это правда. Чистейшая незамутненная правда. Человеческая жизнь безмерно ценнее этих бумажек, тем более в наше время, – он посмотрел в небо, словно ожидая увидеть там очередную комету. – А теперь расскажи мне о том, как продвигается твоя работа.

И хотя мои результаты на сегодняшний день можно было изложить одним коротким словом «ничего», мой рассказ занял всю оставшуюся часть дороги.

Теперь обитель моего учителя больше не напоминала тот храм порядка и уюта, каким я застал ее тогда, во время празднования юбилея. Черт, кажется, с того дня прошло лет сто, не меньше. Это было не только мое внутреннее ощущение, дом тоже выглядел… постаревшим? Нет, тут не воцарился беспорядок, вроде бы все было как раньше, но все выглядело поблекшим, словно под слоем пыли. Я даже провел украдкой по угловому столику – нет, палец остался чистым. Но вся обстановка действительно казалась выцветшей – как будто здесь прошло не три месяца, а лет если не сто, то как минимум десять.