Александр Александров - Тот, кто сильнее тебя… Страница 8

Перепуганный ребенок все плакал, а на помощь к нему никто не спешил. Ермаков почувствовал, что пора вмешаться… Быстрым уверенным шагом он двинулся к песочнице. Но чем ближе подходил, тем осторожней становилась его походка. Не сказать, чтобы Егор очень уж боялся. Однако неприятный холодок в груди все-таки был.

Когда он приблизился, мастифы настороженно замерли. Тяжело, запаленно дыша, собаки смотрели на него внимательными умными глазами. В них таился вызов, желание померяться силой. А может, это ему только показалось?

Ермаков протянул мальчику руку:

– Не плачь… Они тебя не тронут.

Малыш недоверчиво взялся за палец. И непонятно было, кого он больше боялся – его или этих ужасных чудовищ?

Вывалив широкие розовые языки, собаки с интересом наблюдали за людьми. Из приоткрытых широких пастей с шумом вырывалось частое дыхание. Один из мастифов обежал вокруг песочницы и, приподняв лапу, оставил на дощатом бортике метку. Что, по собачьим понятиям, видимо, должно было означать: «Еще раз дорогу перейдешь – берегись!»

Передав ребенка объявившейся мамаше, Егор вернулся к своему подъезду. Одна из женщин окликнула его:

– Извините, можно вас на минутку?

Ермаков подошел.

– Вы, случайно, не наш новый участковый?

– Нет, – ответил Егор.

– А можно вас попросить?

– О чем?

– Вон там, видите, хозяин этих собак. Возле качелей… Поговорили бы с ним по-мужски. Невозможно ведь детей во двор выпустить.

«Ну вот, – подумал Ермаков. – Только общественных поручений мне не хватало».

Но отказать не смог…

Настроен Егор был миролюбиво и не мог предположить, что его замечание вызовет такую вспышку гнева.

– Ты что: председатель домкома? Представитель ЖЭКа? Чего ты мне претензии предъявляешь! – обрушился на него собачий хозяин. – Они кого-нибудь укусили? Съели?

– Пока нет… Но если искалечат – отвечать будете вы… И вообще, для выгула собак есть место на пустыре. Вон, за дорогой.

– Слушай, мужик, я не пойму, чего ты добиваешься? Ты хоть знаешь, что это за собаки? Один щенок стоит больше, чем пять таких, как ты!

– Прошу вас мне не «тыкать», – с трудом сдерживаясь, произнес Ермаков.

– Чего? А в рыло не хочешь?

– Я те дам в рыло! – взорвался Егор. – Так дам, что не унесешь!

Огромные звероподобные мастифы крутились рядом.

– Чужой! – негромко скомандовал хозяин.

Собаки мгновенно преобразились. Оскалив страшные пасти, они исторгли нутряной, ужасающий рык и стали обходить Ермакова с двух сторон.

– Вали отсюда, пока цел! – посоветовал их владелец.

Егор перевел дух… Сердце билось где-то в горле. Руки слегка дрожали. Кусая от бессилия губы, Ермаков отступил.

«Никогда этого не прощу! Никогда!» – поклялся Егор, пронзив обидчика взглядом.

Глава 6

Любовь… Поначалу она похожа на чистый лист. Когда между влюбленными нет ни ссор, ни обид; когда они еще не пресытились и не устали друг от друга; когда губы их шепчут только ласковые слова, а глаза видят лишь достоинства и не замечают недостатков… Но у каждого чувства свой век. Приходит время и на белом листе появляются точки, штрихи, кляксы – следы размолвок, непонимания, ревности.

Эти метки нельзя подчистить или стереть, постепенно их становится все больше. И вот уже некогда белый лист превращается в черный. Любовь умирает…

«Может ли быть иначе? – думал Егор по дороге к дому, где жила Яна. – Есть ли счастливцы, способные сохранять отношения в непорочной чистоте? Или гибель любви неизбежна?»

Впервые, идя на встречу с Яной, он испытывал какую-то непонятную грусть. Это мешало ему… Ведь известно – ожидание праздника больше чем праздник.

На углу продавали цветы. Ермаков пересчитал оставшиеся деньги. На три розы не хватало, по две – не дарят… Купить одну? Он не знал, что лучше: букет гвоздик, тюльпаны или роза? Почему-то Егор всегда дарил любимым только розы.

«Пижонская привычка», – усмехнулся он про себя, однако традиции решил не изменять.

Вытянув из чаши подходящий цветок, он протянул деньги.

– Отличная роза! – одобрила цветочница его выбор.

Чем ближе подходил он к Яниному дому, тем радостней становилось на душе. Все темные мысли куда-то исчезли. Осталось лишь нестерпимое желание поскорее увидеть ее.

Поднявшись на второй этаж, Ермаков позвонил в дверь.

Яна была в легком цветастом платье с открытыми плечами. Тоненькие бретельки придавали этой открытости особенный шарм.

– Здравствуй, – сказал Егор, протягивая ей цветок. Она взяла розу и подставила губы для поцелуя.

Радость пьянящей волной ударила в голову. Стоило только обняться с ней, как мгновенно пропал тот пугающий холод, что в последнее время томил его. И поверилось Егору в этот сладостный миг, что у нее и впрямь никого нет, что ждет и любит она только его одного.

– Я тут к чаю кое-чего взял, – поднял Ермаков с пола большой пакет. – Немножко…

– Ага! – весело качнула головой Яна. – Это называется «немножко»!

Они прошли в кухню. Пока Егор выкладывал на стол содержимое пакета, Яна взяла нож и крестообразным надрезом расщепила снизу стебель розы, – чтобы дольше не завяла. Потом поставила цветок в воду и унесла в комнату. Ермаков отправился следом.

– Тебе идет это платье.

– Да? – кокетливо произнесла она и, скользнув ладонью от виска к затылку, отбросила назад длинные светлые волосы.

Егор привлек ее к себе и нежно поцеловал в губы.

Все вокруг разом исчезло, потеряло значение, перестало существовать. Осталась только эта желанная, пахнущая чистотой и свежестью молодая женщина… Сминая горячими телами прохладный шелк отглаженных простыней, они упали в постель.

Ах, если бы можно было остановить это божественное мгновение! Обменять его на вечность!.. Ермаков сделал бы это без колебаний. Потому что ничего сладостней и выше не знал.

Они неистово ласкали друг друга, стонали, вскрикивали; и было в этой необузданной страсти что-то дикое, первобытное. Оплетенные лианами рук и ног, их трепещущие тела судорожно вздрагивали, выгибались, бились в исступлении – словно искали освобождения. И когда, наконец, это произошло, они, обессилев, так и остались лежать – лицом к лицу…

– Хорошо! – прошептал Егор, чуть касаясь губами ее уха. Яна поежилась, как от щекотки.

На душе у Ермакова снова было легко. Все сомнения остались в прошлом… Он чувствовал на спине ее ладони – они плавно скользили вверх-вниз, успокаивая и умиротворяя.

– Ты веришь в гороскопы? – спросила Яна, продолжая поглаживать его по спине.

– Не знаю. А что?

– Просто… Прочла недавно в книжке о своем знаке Зодиака. Многое совпало.

– Возможно, что-то здесь есть. Но лично я отношусь к этому с недоверием… Как, впрочем, и ко всем теориям Фрейда, Юнга, Ломброзо… Стремление упорядочить, подвести под шаблон, уводит от истины. Это взгляд закоренелого материалиста. Тогда как сегодня даже наука утверждает, что многие вещи не поддаются материальному объяснению.

– Ты считаешь, что все от Бога?

– Или от дьявола… Вот только неясно – сами люди выбирают, кому служить, или это предопределено?

– Наверное, все-таки сами. Иначе, зачем бороться за душу человеческую? Раз нет выбора…

– Мне тоже кажется, что выбирает, в конечном счете, сам человек. Вот только всегда ли он делает это осознанно? И откуда приходит к ребенку знание, что так поступать можно, а так – нельзя; что это – хорошо, а это – плохо?

– От родителей.

– А если родителей нет?

– От окружающих…

Но ведь сколько раз в день приходится выбирать? На каждый случай советов не напасешься. Душой человек должен чувствовать, душой!.. Недавно еду в автобусе и наблюдаю такую картину. Сидят юноша с девушкой. Заходит старенькая бабуля. Юноша делает попытку уступить ей место… И что, ты думаешь, заявляет ему милая спутница? «Если ты встанешь, я с тобой разговаривать не буду!» Не веришь?.. Я потом пытался хоть как-то объяснить ее поступок, но так и не смог… Ладно бы просто взяла и не уступила. Это понятно… Но чтобы так!

– А ты всегда старушкам место уступаешь?

– Я не святой… – лукаво прищурился Ермаков. – Но по большому счету стараюсь поступать по совести.

– То есть благородно?

– Ну да…

– В ущерб себе?

– Именно… Ведь слово «благородно» как раз и обозначает действие, совершаемое в ущерб своим интересам… С точки зрения здравого смысла – абсолютная бессмыслица. Но если вдуматься, то только так и можно определить, что ты за человек.

– И часто тебе приходилось совершать такие поступки?

Слава Богу, нет… Хотя, иногда, действительно были моменты. – Расскажи?

– Если тебе интересно…

– Очень.

– Под Новый год, на институтском вечере… Я тогда на пятом курсе учился. Елка, девушки, все такое… Выпили немного… И тут преподаватель отзывает в сторону: «За другом своим присмотри. Что-то наши гости против него замышляют. Не побили бы…» – «Ладно, – говорю, – присмотрю». А он и не друг мне вовсе. Так, знакомый… Но раз пообещал – надо слово держать. Весь вечер его опекал, потом провожать отправился. Дойду, думаю, с ним до остановки, посажу на автобус – и назад, к своим… На полпути слышу топот. Повернулся – толпа человек пятнадцать. Догоняют… В расстегнутых куртках, пар изо рта… И сразу – к моему напарнику. Толкнул он там кого-то или посмотрел не так. Обычное дело – надо повод для драки найти. Меня вроде как и не замечают, хотя рядом стою… Вижу – приятель мой струхнул. Ясно, думаю, если что – только на себя можно рассчитывать… А они в колонну по трое стоят, в затылок друг другу. Со всех сторон снег, никак не обойти. Посреди снежной целины – узкая полоска асфальта. Мне это на руку, а им неудобно: всем сразу не навалиться… Вышел я тогда вперед, прикрыл напарника и говорю: «В чем дело?» Тут из толпы кулак – вжик! – у меня перед носом… Дальше как в кино было. Врубился я с ходу в их тесные ряды, и давай крушить направо и налево… Они поначалу опешили – не ожидали такой наглости. Где же это видано, чтобы один на пятнадцать человек бросался. Ведь шансов практически нет… Сколько времени это все длилось – не знаю: может, секунд тридцать, может, минуту… Только чувствую – силы на исходе. Хотя тренирован был неплохо – звание кандидата в мастера спорта по самбо имел.