Далия Трускиновская - Феминиум (сборник) Страница 82

А с чего Макс взял, что оно умерло?

Тут снова ударил гром, да такой, что уши заложило. Тоже странно – дома сначала молния, потом гром. Папа учил Майвен считать, сколько времени проходит от молнии до грома. Увидела вспышку – и «раз, два, три…». Чем скорее гром, тем ближе гроза. А здесь молнии сверкают почти непрерывно, а гром ударяет изредка. Не разберешь, от какой он вспышки. Зато такой громкий, будто рушатся скалы. Или тяжело груженный товарняк идет по железному мосту прямо над самой головой. Ужас. Хорошо, что Майвен грозы не боится.

Она вообще ничего не боится. Только змей и пауков немножко. Но змеи здесь не ядовитые и пауки не страшные, так сказала тетя Магда.

Ты кружи, кружи, кружжо,Вот мы встретимся ужо,Тоже буду я кружить,Веселее будет жить…

Это Майвен бежит, подпрыгивая, по лугу, и распевает на ходу. День такой – хочется петь. Солнце. На траве вспыхивают крошечные радуги. Цветы проснулись после вчерашней грозы и запахли так, что голова немножко плывет.

И бабочки летают. И стрекозы. Интересно, кто из них кружжо?

Как хорошо, что папа разрешил Майвен приехать к тете Магде на каникулы. На Кайсу, где нет опасных змей и водятся такие красивые бабочки.

Жалко, конечно, что ненадолго. К началу учебного года возвращаться домой. Но это еще когда будет!

Ты кружи, кружи, кружжо!Вот мы встретимся ужо!

Исследовательская станция маленькая. Всего-то – четверо сотрудников. Тьен Каралич – геолог и номинальный начальник. Улле Арп – метеоролог. Макс Селеш – зоолог. И Магда Крайцер – ботаник. Названия у станции нет, только номер – 23-я. Поэтому обитатели гордо называют ее – Станция. Все равно остальные двадцать две далеко. Кайса велика… Ну и Майвен – гость. Дежурства по кухне – в очередь. Рабочий график – свободный. Отношения – неформальные. Тьен вспоминает, что он тут главный, только если его вызывает на связь начальство из Космопорта. За последние два месяца не вызывали ни разу.

Кругом – леса, луга, на горизонте – горы. Вокруг Станции сад. В саду – ручей.

Километром севернее – деревня.

Тишина. Красота.

Лучшее место для отдыха во Вселенной.

– Куда подевались мои ботинки? Я их у двери ставил! Признавайтесь, кто взял мои ботинки?

Опять Макс со своей ухмылкой:

– Круджо знает, где твои ботинки! Кому они нужны?

Надо наконец спросить у Макса, раз тетя не хочет отвечать, кто ж такие эти круджо. Которые знают, куда делись Тьеновы ботинки, и которые умирают в грозу.

– Макс, а Макс!

– Отстань, малявка, некогда мне!

– Ну Макс!

– Брысь!

Обидно.

Кайса – зелено-голубая, как Земля. И люди здесь живут такие же. Считается, что они тоже прибыли сюда с Земли, непонятно, правда, как. Уж очень давно это было – получаются какие-то совсем незапамятные, сказочные времена. Сами они пожимают плечами и говорят: «пришли». Все они смуглые, темноглазые, с курчавыми волосами, как у дяди Альта, папиного друга, и похожи между собой гораздо больше, чем это бывает на Земле. Причем внешне напоминают один из земных народов, а изнутри – совсем другой. «Кто бы мог подумать, с таким фенотипом, что по генотипу они ближе всего к скандинавам!» – вот как сказала тетя Магда. Майвен запомнила. Фено-тип, гено-тип… Два типа, один Фена, другой Гена. Интересно, как они выглядят.

Живут местные в деревнях, городов у них нет. Разводят ящериц фуарр на мясо, выращивают злаки, больше всего похожие на земное просо, корнеплоды, фруктовые деревья. Ткут материю из маравового пуха, который собирают с деревьев по весне. Ездят на драконах. На самом деле это тоже такие ящерицы, просто они похожи на драконов из детских книжек, только без крыльев. Кайсанцы называют их «дреко», это и означает: дракон.

А млекопитающих животных на Кайсе совсем мало, и все они – одичавшие домашние. Собаки, свиньи, коровы. Есть куры и гуси. На Кайсе не было ни птиц, ни млекопитающих, вообще не было теплокровных животных, пока не пришли кайсанцы. Но, поселившись здесь, люди перестали разводить скот и птицу, и те разбрелись по планете и зажили своей жизнью. Майвен спросила у Риит, почему так вышло, а она ответила: «Нельзя быть хозяином существа, которое может оказаться круджо».

Опять круджо!

– Риит, расскажи мне, что такое круджо?

Риит сидит на деревянной скамье возле своего дома. Скамья не вырезана из дерева, а выращена. Широкий изогнутый ствол, плоский посередине – сиденье. Вместо ножек – с одной стороны корень, с другой – ветви упираются в землю. Крона поднимается над скамьей на высоту человеческого роста, получается зонтик от солнца. Это трияна, на ней растут сладкие ягоды, так что в сезон плодов можно сидеть на лавочке и заодно ягодами лакомиться. Но сейчас еще рано. Трияна цветет мелкими бело-розовыми цветами, и в ее кроне жужжат пчелы.

Риит вяжет платье из маравовой нити, гладкие деревянные спицы так и мелькают в ее руках, слегка постукивая.

– Ладно, слушай, маленькая Майвен со звезд, – говорит Риит.

Когда Пророк привел людей на Кайсу, трудно им пришлось. Кайса бушевала. Грозы – такие, как на прошлой неделе, – громыхали ежедневно, но это полбеды. То и дело земля тряслась и раскалывалась под ногами. Страшные ураганы. Наводнения. Пожары. Горы меняли очертания, реки разворачивались и текли вспять, иногда стаи прожорливых насекомых снимались с места и проносились через долины, уничтожая все на своем пути.

И пал Пророк на колени, и взмолился небу Кайсы о милости.

И боги услышали.

И послали миру круджо.

Утихли землетрясения, реже стали грозы, почти прекратились ураганы. Солнце сияло в густо-синем небе, дожди щедро поливали посевы, тепло, уют и благословение сошли на землю. Но силы стихий не исчезли.

Их впитали круджо.

Круджо хранят этот мир, сами о том не зная. И нет никакого способа определить, кто из ныне живущих – хранитель. Ничем не отличаются они от других людей. Бывают и добрыми, и злыми. И грубыми, и мягкими. И умными, и глупыми.

И только когда круджо умирает, вырвавшаяся на волю разрушительная сила проносится над Кайсой. Потому и говорят во время стихийных бедствий: «Круджо умер».

Но место умершего занимает новый круджо, и неизвестно, кто это.

Поэтому на Кайсе никогда никто не убивает людей. Поэтому на Кайсе никогда не убивают даже свиней и кур. Только ящериц. Они не бывают круджо.

Улле Арп. Едва твоя племянница услышала это имя, она заулыбалась и переспросила:

– Алле-оп?

С тех пор прозвище прилипло намертво. Наверное, в силу контраста между мрачной физиономией Улле и веселым цирковым возгласом.

Сорок лет. Высок, худ, хмур, вечно молчит. На вопросы отвечает односложно.

Метеоролог. Здесь, на Станции, только снимают показания с приборов и передают в Космопорт. Поэтому от метеоролога не требуется высшего образования – умел бы читать шкалы да чинить устаревшую, дышащую на ладан технику. Информация передается автоматически. Давление, температура, влажность, сила и направление ветра… В восемь, в девять, в десять, в одиннадцать… каждый час. И сейсмограф должен работать как часы. А он норовит – как хромая кляча.

Между тем Улле – доктор наук. Только вовсе не географических. Кажется, он искусствовед.

Ничего себе специальность – на Станции… Как далеко от музеев и художественных галерей.

Твой взгляд все дольше задерживается на загадочной фигуре. Ты всматриваешься в угрюмый профиль с длинным носом. Ты пытаешься разговорить молчуна Улле – безуспешно.

Любопытство гложет тебя, и однажды ты обнаруживаешь, что ноги принесли тебя к обшарпанному деревянному строению с антеннами и флюгерами на рябой от ржавчины жестяной крыше. Дверь открыта, и ты переступаешь порог.

Улле сидит в своей комнатушке, заставленной разнообразным железом, откинувшись на потертую спинку вертучего офисного стула. Глаза его закрыты, длинные пальцы барабанят по подлокотнику. По экрану бежит зеленая волнообразная кривая, на белой шкале под выпуклым стеклянным колпаком подрагивает тонкая черная стрелка, в углу тихо взвизгивает и шуршит самописец сейсмографа, гудит вентилятор, ритмично попискивает компьютер, передающий данные на центральную базу.

Ты замираешь, вслушиваясь.

Это музыка.

Писк, взвизг, шорох, гудение, потрескивание, скрип стула – все это объединяет удар пальцев по подлокотнику. Вот почему глаза Улле закрыты. Он аккомпанирует своей аппаратной, вставляя в нужных местах нужный звук.

Ты стоишь на пороге, забыв дышать, боясь пошевелиться и нарушить гармонию.

Соната для офисного кресла с оркестром. Солист – Улле Арп.

Самописец переходит от пиано к меццо-форте, и Улле выпрямляется, настороженно прислушивается. Глаза его распахиваются, рука на подлокотнике замирает. Но визг постепенно затихает, и ты видишь, как расслабляются напряженные плечи маэстро. Вот голова снова откинулась на спинку кресла, ресницы опустились, рука на мгновение застыла над подлокотником – и снова вступила точным ударом, замыкая аккорд.