Игорь Поляков - Доктор Ахтин. Бездна Страница 9

Тоша падает на спину, затем поворачивается на бок, закрывает лицо руками и поджимает колени к животу. Такое впечатление, что он точно знает, что надо защищать голову и живот.

Вован с Андрюхой вскакивают с бревна и присоединяются к избиению лежащего на земле тела. Девчонки улюлюкают и хлопают в ладоши, словно на их глазах происходит что-то донельзя веселое и зажигательное.

Костя, дирижер этого веселья, спокойно сидит и смотрит на нас с Серегой.

— Давайте, парни, вы ведь тоже считаете, что Тоша — пидор.

Он не спрашивает, он утверждает. И эта спокойная уверенность заставляет меня сжать кулаки. Я чувствую, как мутнеет сознание — скорее всего, в этом виноват алкоголь, но мне казалось, что это закипает праведный гнев. Я смотрю на Костю и веселящихся девушек, и вижу перед собой тени. Возможно, он думают, что живы и всё еще у них впереди — сто дорог и все для них открыты, — но я твердо знаю, что мои одноклассники уже мертвы.

— Антон-пидорон, — невпопад каламбурит Серега, встает с бревна и присоединяется к избиению.

— А ты чего ждешь?

Костя как бы равнодушно смотрит в сторону, словно он уверен, как я поступлю, и всё происходящее его абсолютно не волнует.

Я молчу и улыбаюсь.

Наконец-то, он понимает, что со мной что-то не складывается, и смотрит мне в лицо. Моя улыбка расплывается до ушей. Его глаза удивленно расширяются, когда я, оскалившись, бросаюсь на него. Нож, как продолжение руки, — наверное, впервые в жизни я использую его, как оружие. Лезвие входит в тело, — легко и не встречая препятствий.

И я внезапно понимаю, что это мне нравится. Это ощущение — рука, сжимающая рукоять ножа, лезвие которого пронзает тело. В сознании поднимается волна, смесь ярости и восторга. Я смотрю в глаза Кости, где в зрачках расширяется ужас осознания смерти. Я наслаждаюсь этим видом, по-прежнему вдавливая лезвие в тело. Наверное, я что-то кричу, потому что внезапно всё замирает вокруг.

Когда тело Кости перестает шевелиться, я встаю. Повернувшись к одноклассникам, я вижу лица мертвецов, в глазах которых мое отражение выглядит пугающе красиво. Никто из них не пытается бежать, во всяком случае, до тех пор, пока я не убиваю Никиту. Просто подхожу к нему и резким движением рассекаю шею. Он зажимает рану руками, наверное, пытается кричать, кровь толчками вытекает сквозь пальцы.

Наконец-то, тени осознают, что пришла смерть, и начинают шевелиться.

Вован наносит удар кулаком, но промахивается, а мой нож точно находит цель.

Андрей поворачивается и хочет бежать, но резкий удар ножом в спину останавливает его.

Серега просто визжит, как свинья, когда я разрезаю живот снизу вверх.

Повернувшись к костру, я смотрю на замерших от ужаса девчонок. Их всего трое. Круглые глаза, дрожащие руки. Серафима потеряла сознание, Вера смотрит прямо перед собой мутным взглядом, Катя трясет тело Кости и что-то кричит в его мертвые глаза. Обе Насти уже далеко в лесу. Догонять я их не буду. Так же, как и не трону тех, кто остался у костра.

Я иду в сторону скал, по-прежнему сжимая окровавленный нож в правой руке. Солнце быстро катится к горизонту, но я успеваю взобраться на одну из вершин, и, удобно устроившись, смотрю на светило.

Я ни о чем не думаю. Просто смотрю. Этот вакуум в мыслях нужен мне, чтобы прийти в себя. Когда приходит Богиня, я уже могу спокойно говорить с ней. Вечерние сумерки переходят в ночную тьму, и, сидя на краю обрыва, я провожу свою первую бессонную ночь.

Помотав головой, я прогоняю воспоминания. Сейчас я на болоте. Мне надо идти дальше, но впереди препятствие, которое мне вряд ли преодолеть.

Круглое озерцо посреди болота.

Идеальный круг, как бы странно это не выглядело.

Ровная гладь бездны.

Зеркальная поверхность воды, скрывающая пропасть.

Я вижу свое отражение, и оно выглядит отталкивающе неприятно, словно изображение на бумаге, нарисованное безумцем. Я думаю о том, что вода — это тот холст, на котором Бог начинал рисовать свои первые рисунки. Пусть вначале они были простые, — солнечный круг, например, или мертвая планета. Затем Он вошел во вкус, и стал изображать более сложные картинки. Главное, — однажды Он нарисовал человека.

Надеюсь, что это было не мое изображение.

Бог знает, что рисунки обрели плоть и стали жить своей жизнью.

Смысл рисунков извратился, но это не вина Бога.

И не Его беда.

Это проблема теней, бредущих стадом в неизвестном направлении.

Я прекрасно знаю, что мой следующий шаг приведет меня к медленной смерти — погружение в трясину, как плавное падение в бездну. Обходить препятствие справа или слева? Или все-таки прямо?

Я улыбаюсь, потому что чувствую, что Она рядом. Богиня появляется справа от меня и легко шагает по ровной глади.

— Иди сюда, — говорит она, протягивая мне руку.

Узкое запястье, тонкие пальцы. Я сжимаю протянутую руку и делаю шаг вперед. Затем еще один. Я смотрю прямо в глаза Богини, потому что доверяю им на сто процентов. Ноги стоят на твердой поверхности воды, — мне даже не надо смотреть вниз, хотя сознание кричит, что я сейчас провалюсь в бездну и утону.

— Ты устал и хочешь отдохнуть, — говорит Она, и я подчиняюсь тихому голосу. Сначала я опускаюсь на колени, а потом ложусь на бок. Поджимаю ноги к животу. Подложив руку под голову, я закрываю глаза.

И перед тем, как уснуть, я вспоминаю.

Моё сознание завернуло дерьмо в красивую упаковку.

Всё было не так с того момента, как я взял протянутую кружку с водкой. За доли секунды я увидел всё, что будет дальше, если я выпью. Поэтому, не говоря ни слова, я выплеснул водку в костер, отдал кружку удивленному Косте, встал и, не слушая обидных слов в мой адрес, ушел в сторону скал. Наверху я провел одну из своих первых бессонных ночей, слушая крики пьяных одноклассников, которые издевались над Тошей.

Возможно, всё случилось неожиданно, и я был не готов к тому, что должно было произойти. Может, испугался своего видения — настолько четкого и ясного, что не усомнился в нем ни на секунду. Не могу исключить, что я просто испугался — пойти против Кости и его прихлебателей.

Но скорее всего, незримо присутствующая рядом со мной Богиня увела меня от костра, потому что знала, что мой путь еще только начинается. Она знала, что еще не время становится самим собой, еще рано выходить к свету далеких фонарей.

Глава вторая

Созерцая бездну

— Здравствуйте, Светлана Геннадьевна.

Врач улыбнулась в ответ и показала рукой на стул.

— Рада вас видеть, Мария Давидовна. Что привело вас ко мне?

Доктор Гринберг села, задумчиво посмотрела на врача-гинеколога и просто сказала:

— На учет хочу встать.

Улыбка у доктора стала еще шире, и Светлана Геннадьевна на всякий случай уточнила:

— Когда были последние месячные?

Мария Давидовна назвала дату и добавила, что уже сделала тест на беременность, и он оказался положительным.

— Я рада за вас, Мария Давидовна. Это именно то, что вам нужно. И для здоровья, и для души. Раздевайтесь за ширмой и ложитесь, посмотрим, что там у вас.

Взяв протянутую акушеркой амбулаторную карту, Светлана Геннадьевна открыла её и стала писать.

Мария Давидовна неторопливо раздевалась, задумчиво улыбаясь своим мыслям. Она вырвалась из замкнутого круга ежедневной суеты и вышла на дорогу, которая приведет её в неизведанное будущее, пусть даже оно окрашено в мрачные тона. Она приняла решение, которое может кардинально изменить её жизнь, но — почему-то она была уверена, что эти изменения только к лучшему. Постелив одноразовую пеленку на гинекологическое кресло, она взобралась на него, и, глядя на белый потолок, продолжала улыбаться.

— Кроме задержки и положительного теста, что еще есть? — спросила Светлана Геннадьевна, извлекая одноразовые перчатки из упаковки.

— Тошнота по утрам, — поморщившись, ответила Мария Давидовна.

— Грудь как?

— Да, соски чуть-чуть болят.

— Отлично, — удовлетворенно пробормотала Светлана Геннадьевна.

Мария Давидовна закрыла глаза и попыталась расслабиться. Она, как врач, понимала необходимость плановых медосмотров и ежегодно проходила через гинекологический осмотр, но за все эти годы так и не смогла спокойно относиться к этим неприятным ощущениям. Нет, не больно, просто как-то неловко и бесцеремонно, пусть даже это делает хорошо знакомый врач. Ощущение, что ты курица, которую именно сейчас будут заживо потрошить. Мысленно хмыкнув, Мария Давидовна подумала о том, что никто не знает, что думает курица, потому что её потрошат после смерти. Абсолютно глупые мысли, но, похоже, они помогли пережить эти несколько минут осмотра на гинекологическом кресле.

— Всё, вставайте.

Быстро одевшись, Мария Давидовна села на стул рядом с доктором, которая быстро писала в амбулаторной карте. Закончив, Светлана Геннадьевна, подняла голову и, посмотрев на акушерку, сказала: