Иван Андрощук - Анатомия абсурда Страница 9

Ира и сама не знает, как ей удалось выжить после всего этого. И не только выжить – но и бежать. Смутно припоминает ветви, которые хлестали по лицу, вспаханное поле. Овраг, в который провалилась, когда кончилась пашня. Потом – снова какие-то заросли, потом – колыщущиеся вдали огни города, который своими очертаниями напоминал огромный светящийся диск – точь-в-точь как тот, который показывали в городских теленовостях.

Потом её снова похитили. На этот раз – какие-то врачеобразные извращенцы. Эти её не мучили, но страху нагнали ещё похлеще чем те, первые. Думала, будут препарировать. Затащили в какое-то длинное помещение, раздели, положили на стол. Направили на неё лампы, ходили кругом, рассматривали, ощупывали, заглядывали в уши, в рот, в нос, в… словом, везде заглядывали. Потом пришёл ещё один – видно, старший. Тот, который заглядывал больше других, подошёл к нему и говорит:

– М-да. Это даже где-то красиво. Не знаю, как вы, экселенц, но я от всего этого даже испытываю эстетическое наслаждение. Так что с женской особью, думаю, проблем не должно возникнуть.

Старший осмотрел Ирину, поднял и согнул в колене её ногу, затем то же проделал с рукой:

– Да, но вот что касается мужских особей…

– Здесь тоже должно быть без проблем, – заверил эстет. – На первых порах мы можем ограничиться сугубо внешней, визуальной атрибутикой, чего, учитывая психологические аспекты межполовых отношений, будет вполне достаточно… – разговаривая, эти двое вышли, за ними гуськом потянулись остальные. Ира осталась одна. Встала, собрала свои лохмотья, оделась. Никто её не сторожил, никто не задерживал. Вышла в длинный тёмный коридор, долго плутала в поисках выхода, наконец оказалась на улице.

И вот теперь, еле переставляя ноги, она шла домой по пустому, как будто вымершему, городу. Не было сил ни ругаться, ни плакать – только стон вырывался иногда из глубины истерзанного тела. Внезапно, словно ветер в, листве, прошелестел тихий голос:

– Ира, можно вас проводить?

Вздрогнула, обернулась – высокий, аккуратно одетый юноша шёл за ней, всего в трех шагах.

– Откуда ты меня знаешь?

– Мы с вами жили в одном доме, – юноша поравнялся с ней: Ирина взяла его под руку.

– Жили? Значит, ты уехал?

– Нет, я умер.

37

Умер?! Умер… – и вдруг Ирина поняла, что всё это значит. Поняла, почему не помнит, как выжила и убежала от тех, за городом – потому что не выжила и не убежала. Потому что они замучили её до смерти или убили – а ветви, хлеставшие по лицу, пашня, овраг – всё это было, когда её тащили убивать. Или выбрасывать, уже мёртвую. Те, другие, похожие на врачей – это и были врачи, а помещение, в котором её осматривали – это был, конечно, морг. Странным был их разговор – но кто знает, какие спектакли они устраивают в своих анатомических театрах? Из глаз хлынули слёзы, тонкий стон, похожий на крик умирающей птицы, вырвался из груди.

– Значит… значит, я тоже умерла, – пролепетала она, глотая слезы.

– Нет, вы живая, – прошелестел мертвец. – Вы – тёплая.

Тёплая… Ирина коснулась его бледной кисти – и вздрогнула, ощутив жуткий могильный холод.

– А ты… Ты – почему здесь? – странно, однако ни страха, ни чувства враждебности.

– Потому что я люблю вас – прошелестел мертвец.

Ирина посмотрела ему в лицо и нашла его очень привлекательным.

– Странно, я никогда тебя раньше не встречала…

– Я вас тоже видел только однажды. За несколько мгновений до моей смерти.

– До твоей смерти?

– Да, и это были самые счастливые минуты в моей жизни. Я жил пятью этажами выше вас. В тот вечер я потерял ключи от квартиры и не мог попасть домой. Зашёл к соседям – решил залезть в своё окно с их балкона. Отговаривали – не лезь, сорвёшься. Не послушался, полез… Ну и сорвался. Когда пролетал мимо вашего окна, увидел вас, и… До сих пор не могу понять, что произошло – как будто крылья выросли. Я стал словно невесомым, словно парил на одном месте. Со мной никогда раньше такого не было, я и не поверил бы никогда, что такое возможно. И это продолжалось всё время, пока я вас видел. Потом, уже после смерти, я долго думал, что произошло, и решил, что полюбил вас. Иначе никак нельзя объяснить. Только любовь так может…

– А потом…

– А потом вы подошли и задвинули штору. Я упал и разбился.

– Значит, – её голос дрогнул. – Значит, если бы я не зашторила, а открыла окно…

Мёртвый промолчал. Ира не могла отвести глаз от его лица: новое, никогда прежде не испытанное чувство заполнило её душу.

Она бросилась к нему на грудь и зарыдала.

– Успокойтесь, вы ведь ни в чём не виноваты, – шелестел он растерянно, обняв её за плечи, и могильный холод его ладоней дарил ей то, что она так долго и тщетно искала в объятьях мужчин.

– Как тебя зовут? – шёпотом спросила она, прильнув к его небьющемуся сердцу.

– Мёртвые зовут меня Тихий, – сказал он. – Здесь у всех новые имена.

– Тихий… Я люблю тебя, – прошептала она и ещё теснее прикрылась к его груди, как будто пыталась отогреть это тело, из которого навсегда ушло человеческое тепло.

– Ира… – прошелестел он. – Наши миры разъединились, мы бесконечно далеки друг от друга: легче яблоне расцвести среди зимы и реке замерзнуть среди лета, чем живой соединиться с мёртвым. Я люблю вас, и поэтому умоляю отказаться от моего предложения – но я вынужден его сделать, потому что люблю вас.

– Говори, – прошептала она.

– Выходите за меня замуж.

– Я согласна, – сказала она.

Они слились в долгом поцелуе. Таком долгом, что казалось: время опять потеряло над ними власть. Но время шло: где-то далеко прокричал петух. Тихий мягко освободился и отступил в серые сумерки:

– Простите, мне пора. Сегодня в полночь за вами придут. Скоро взойдет солнце. Оно развеет странные чары этой ночи, – вы передумайте и гоните прочь моих бояр. Это – лучшее, что я могу пожелать – вам и себе. До свидания, любимая. Прощайте.

38

Интервью века, как и обещал непромокаемому репортёру его друг профессор, состоялось.

Клим Ляховецкий и Отто Шрайбикус проникли в зону ранним утром, когда солдаты оцепления ещё крепко спали на своих постах. В герметических комбинезонах и противогазах они походили на чудовищ подземелий – пещерных слонов, когда вынырнули из канализационной трубы перед самым носом мирно спящих часовых.

Первый же человек, встреченный ими в курортном городке, радушно проводил аборигенов Земли к своему папе, который с готовностью пошёл им навстречу и согласился дать интервью. Папа был пришельцем примерно одного с землянами возраста, его звали Гультаир Гульба и он работал лоцманом на звёздной реке Эридан. Настроен он был весьма дружелюбно и всё время пытался угостить интервьюэров, но Отто и Клим, ссылаясь на работу, отказывались.

Сперва интервью проходило таким образом: Ляховецкий спрашивал, Шрайбикус переводил его вопрос в направленную мысль, курортник мысленно отвечал, и только тогда из уст профессора, чей голос сильно заглушала и деформировала маска противогаза, Клим слышал ответ. Однако очень скоро оказалось, что такое построение разговора не имеет смысла, потому что, во-первых, Клим и сам прекрасно ориентировался в мыслях Гультаира, а во-вторых, и пришелец отлично слышал его мысли – он отвечал не на вопрос, заданный через профессора, а непосредственно на мысль Клима. Таким образом, Отто Шрайбикус очень скоро из напыщенного толмача превратился в мирного собеседника.

– Итак, вы – пришельцы. Откуда, если не секрет?

– О, от вас мы не можем иметь секретов. Мы прилетели со звезды Ахернар, расположенной в устье звёздной реки Эридан.

– Ваша цивилизация по сравнению с нашей намного более развита. Почему вы выбрали для плацдарма именно это место? Вы будете завоёвывать город?

– Вы правильно подумали: наша цивилизация по сравнению с вашей пошла немножко вперед, поэтому такие методы освоения пространства, как завоёвывание, мы давно уже не практикуем. Слово "плацдарм" я не понял, скорее всего, оно имеет значение "место армии". Слово "армия" я тоже не понял, поэтому давайте остановимся на другом названии, которое промелькнуло в ваших мыслях: "кур-орт", то есть "место лечения". Дело в том, что здесь, на этом кур-орте, атмосфера содержит очень высокий процент формальдегида, который необходим организму ахернянина точно так же, как землянину оксиген.

– Кислород, – подсказал профессор.

– Да, кислород. Есть и другие элементы – карбон, цезий, цирконий – словом, всё то, что исцеляет нас от множества недугов развитой цивилизации. В других районах вашего города атмосфера содержит слишком много оксигена… да, кислорода, который опасен для наших организмов. Так что… не завоёвывать, а, скажем, ходить в гости к вам, мы пока не будем…

Так они беседовали, сидя за столиком около небольшого свайного домика – двое в комбинезонах и противогазах и один – совершенно обнажённый. Последний время от времени опустошал шарообразный самонаполняющийся бокал – хотя гости отказывались от угощения и их бокалы оставались нетронутыми, Гультаир не мог позволить себе не отметить столь важного события, как встреча с друзьями по разуму. Время от времени из домика выходила гостеприимная красавица-хозяйка – мадам Гультернатива, как её представил Гультаир – и бросала испепеляющие взгляды на своего супруга. Неподалёку розовый малыш Гульфик, который первым встретил инопланетян, кормил с ладони пёструю хохлатку. Клим Ляховецкий время от времени останавливал на нём взгляд, – что-то ему не нравилось, что-то здесь было не так, – но репортёр, увлечённый рассказами пришельца, а главное, своей ролью Первого в Мире Интервьюэра Инопланетян, не обращал внимания на свои смутные ощущения. Вскоре Гультернатива подошла к ним, наклонилась к супругу и протелепатировала ему что-то непонятное, но сердитое. "Ну так забери его", – ответил Гультаир прямым текстом. Гультернатива, сердито блеснув глазами на гостей, схватила малыша и потащила его в домик.