Александр Бачило - Лесопарк Страница 9

…И опять верчусь, не могу пятый угол найти. На спине совсем спать разучился, тянет все время клубком свернуться и ноги к носу подтянуть. Да тут еще зуд этот! Раньше, бывало, заведется по летнему времени какая-нибудь живность в волосьях, чешется помаленьку до холодов, а зимой ей другая на смену приходит – еще спокойней. А теперь не так. Крупно зудит, без отдыха. И больше всего – в руках и в ногах, в самых пальцах. Я поначалу струхнул, думал, не гангрена ли после тех заморозков, а теперь понял, в чем дело. Когти у меня растут. Да такие прут твердые, неломкие, острые и с загибом. Подобрал этой весной ботинки в лесопарке – почти новые, крепкие, думал, износу не будет. Куда там! Вдрызг! И во все дыры когти торчат. Да разве в одних когтях дело? Я вон вчера сунулся в гастроном, чего-то все ларьки закрыты были, так мент у дверей аж позеленел, как меня увидел, и ни слова не говоря – за кобуру. Видно, совсем я засинячил, на человека стал не похож. Ну и хрен с ним! В гастроном больше не хожу. Не то чтобы я мента боялся, нет. Вовсе даже наоборот. Достань он тогда пистолет, вряд ли успел бы выстрелить. Вот это меня больше всего и пугает. С каких это пор я опасным стал?! Может, с голодухи такая злость? Что-то уж больно несытные времена пришли. Возле столовской помойки что ни день – драки. Хотя вываливают вроде и не меньше, чем раньше. Много ли той еды нашему брату надо было? Поклевал корочку, чтоб не пить без закуски, – и ладно. Не зря ж говорят: алкаш спиртом сыт и спиртом сс…т. А тут – с холодами, что ли? – какая-то прямо прожорливость напала. Ешь, ешь – и все мало… Ох, заботы, заботы! Никак не уснуть от них… Лежишь, глазами лупаешь. Вдалеке собака прошла. Не слышу, не чую, а знаю, что прошла. Тоже вот, недавно у меня такая особенность появилась. От бессонницы, наверное… А жалко, что убежала собачка… Неплохо было бы заморить червячка. В последнее время совсем мало бродячих псов стало, всех поели. А раньше чего-то брезговали или боялись их – голов по пятнадцать – двадцать стаи ходили и кормились же чем-то! Да и то рассудить, лесопарк – не тайга. Здесь кафушка, там – ларек, жарят, варят, дым коромыслом, объедков – вагон. Отчего теперь голодаем – ума не приложу! Заботы, заботы! Охо-хо… Сейчас бы засадить стакан, как в бывалое-то время, и отплыть до утра во тьму сиреневую… И вдруг – мороз по спине! Я аж вскрикнул и сам себе рот зажал. Понимаю – рядом кто-то есть. Вот тут, за жестью моей ржавой, стоит и прямо сквозь нее на меня смотрит. И видит! Как же я шагов не услышал?! Запаха не почуял, при нынешнем-то моем чутье?! Кто ж там такой? Может, тот самый пес, что стороной прошел недавно? Да не подобраться ко мне простому псу! А если он не простой? Господи, чего ж ему надо возле ямы моей? Лежу, никого не трогаю… Может, заорать? Ругнуться на него матерно? Набираю воздуху побольше и… нет, не могу. Страшно! Это ж кому расскажи – не поверят: бомжу по ночам страшно! Чего бояться-то, верно? Все равно подыхать! А вот поди ж ты! Подыхать не боюсь. Боюсь идти. А идти придется, потому что он ждет… Завозился я, завертелся и медленно, ногами вперед, из хибары полез. Почему ногами? Мудрено объяснить… Ну не могу я башку высунуть и посмотреть, кто пришел! Хоть ты убей меня – не могу! И на месте сидеть нельзя, я ж чую – он ждет! Пячусь раком ни жив ни мертв и глаза закрыл. Делайте со мной что хотите! Сдаюсь! Вылез целиком – ничего. Глаза по одному размежил осторожно, влево-вправо зырк! Никого. Мать Пресвятая Богородица! Неужто померещилось?! Огляделся, прислушался – все спокойно. Вдалеке дискотека бухает, будто сваю в землю забивает, а над пустырем звезды низенько висят… Надо же! Сколько лет уж не замечал никаких звезд, а тут разглядел! Какие же яркие сегодня! Особенно вон те две, над самым горизонтом… Мигнули две звездочки голодно – и прямо ко мне. Смотрю – проступает в темноте остроухая голова, разевает пасть. а в пасти – кровавый отсвет, будто клык блеснул. Я попятился, запнулся, чуть не упал, но тут наваждение развеялось Вижу – никакой волчьей головы, человек как человек, только воротник поднял и край воротника из-за головы торчит, как ухо. Пасть кровавая не сверкает – папироску он курит, огонек то ярче горит, то притухает малость. И нисколько он ко мне не приближается – на пригорке сидит, в двух шагах от хибары. Просто раньше я его не замечал. Пока он сам не захотел заметным стать. А такое умеет на всем свете только один человек. – Стылый, ты? – спрашиваю. Огонек папироски наливается жаром. – Холода идут, – слышится голос. – Звезды-то как разгорелись! К заморозкам, не иначе… – Зачем я тебе опять понадобился?! – Почему именно ты? Вы мне все надобны… – Да с меня-то какая польза?! Видишь – подыхаю! Огонек улетел в траву, но лицо Стылого так и маячит в багровом отсвете. – А ты хитер, – усмехается. – Вот как затеял договорчик обойти! Дескать, кто алкашу бездомному поверит? Мели, чего хочешь! Вреда не будет. – О чем это ты? Не пойму… – О чем! О нашем договоре. Где твои блестящие статьи? Где наша, в соавторстве написанная, теория многомерной общности? Почему я должен торчать на этой свалке? Я хочу на международный конгресс! И тут я улыбаюсь всем щербатым своим отверстием. На конгресс ему! Обойдесся. Бутылки вон собирай, дьявол хренов… Стылый смотрит на меня с нехорошим прищуром. – Сообразил, значит? Ну как же, смышленый… Правильно. Сила моя – в вере. И пока в меня верят только пара оборванцев да старушка на скамейке, никак мне не разгуляться… Разоткровенничался наконец. Видали мы твою откровенность! – Что-то больно мудреное говоришь. – руками развожу. – Прости, не понять мне. Пропил все понятие… – Ну да, ну да. – кивает. – Совсем, значит, простой стал, как три рубля. Формулы забыл, работы свои забыл, читать-писать разучился… – И не говори! – слезу утираю. – Был человек – и нету… – Ах, ах! – головой качает. – Что ж я, неразумный, наделал! Какого ценного работника упустил! Доктора наук! Да если бы он только статейку тиснул: "Миром правит Стылый Дьявол", все бы сейчас же в меня уверовали, и силы мои утысячерились бы! Так? Пожимаю плечами. – Тебе видней. – Ну еще бы не так! Доктору-то каждый поверит! А деваться ему некуда, потому что сынок его любимый жив и обратно на иглу не садится лишь при одном условии… – Я свою часть договора выполняю! – Об чем разговор! Конечно, выполняешь! На каждом углу трындишь о темных силах!.. И меньше всего хочешь, чтобы тебе поверили! – Такого пункта в договоре нет! Достал он меня уже своими подначками. Добро бы этот разговор у нас был первый. Каждый раз одно и то же! Да, я обманул его. Кинул, как теперь говорят. Я сумел стать ненужным, совершенно бесполезным для него, не нарушая договора. У него нет формального повода мстить мне и моему сыну. И он не мстит. Видно, и впрямь дьявол не всесилен, пока в него не верит подавляющее большинство людей. Он заманивает нас поодиночке, чтобы мы заманивали других. Но я не хочу быть вербовщиком Стылого, я знаю, чем это кончится. И я нашел способ. Впрочем, его многие нашли – те, кто неожиданно бросил науку, литературу, всякие там кисти, ноты, просто любимое дело и спился, скололся, торопливо прикончил сам себя, чтобы не служить вот этому, сидящему на кочке. Миша, например. Земля ему пухом… – Объегорили, – вздыхает Стылый. – Из-за вас, алкашей, и я должен по помойкам шататься… Глаза его вдруг снова разгораются желтыми звездами. – Только смотрите, убогие, как бы вам самих себя не перехитрить! Вы все думаете, что можете распоряжаться собой. Захотел – продал душу, захотел – пропил. Наивные! Так никогда не бывает! – А как бывает? Очень он мне надоел. Выпить бы чего-нибудь… Я представил, как присасываюсь к пахучему горлышку семьдесят второго портвешка… и меня тяжко вырвало прямо на драные мои ботинки. Дожил, блин! – Вот так и бывает, – кивнул Стылый. – Пьет человек, пьет, а потом раз – и перестает… быть человеком. И что это за новый зверь такой, о чем думает, кто у него хозяин – пойди узнай… Меня передернуло. Не так от страха, как от холода. На что-то намекает, гад, а на что – не пойму… Отвязался бы уже, что ли, пустил душу на покаяние… – Сегодня мы беседуем в последний раз, – вдруг сказал он и, заметив мою тревогу, добавил: – Не беспокойся, договор остается в силе. А про темные силы можешь больше не врать… Я смотрю на него во все глаза. Что он еще задумал? Стылый наклоняется ко мне, говорит, понизив голос: – На прощание хочу открыть тебе маленький секрет: не бомжи и не доктора наук заставляют людей поверить в Дьявола. Это может сделать только один-единственный специалист. Страх. – Чей страх? – Не важно чей. Любой человек, когда ему страшно, принадлежит не себе, а мне. Когда страшно всем – мне принадлежит мир. Больше я терпеть не мог. Замерз так, что злость взяла. – Извиняюсь, конечно, Стылый, но тут ты просчитался. Ни черта мы уже не боимся! За всех людей говорить не стану, а наших, лесопарковских, ничем тебе не пронять! Сам не видишь, что ли? Чуть что не по нам – сразу зубами в глотку… Он вдруг расхохотался. – Ишь ты, племя какое завелось от сырости! Черта не боятся! Видно, и правда обвели меня вокруг пальца! Что им горе да беда, да злые холода… Он обвел взглядом черные холмики пустыря. – М-да… Пора ваш палаточный городок убирать отсюда… Холода-то нешуточные идут… Гляди-ка ты – беспокоится. Прямо – отец родной! – Так ведь теплые места все заняты, – говорю. – Нам, больным да чахоточным, в котельную бы надо, по крайности – в теплотрассу. – А ты разве больным себя чувствуешь? И тут я вдруг понимаю, что несколько дней уже в груди не свербит, озноба нет и даже про ногу свою калечную как-то забыл. – Да нет вроде, сейчас-то ничего… – А будет еще лучше! – Стылый рукой машет. – Котельная вам теперь не нужна. Любая нора сойдет, а нор таких в городе – навалом! Да вот хотя бы метро взять… Ха! Нечисть, нечисть, а дурак! – В метро, – говорю, – к вашему сведению, мафия. На каждой станции пацаны крышуют. Только сунься бомж без патента – костей не соберет! – Да тебе станции и не нужны, – толкует. – В тоннелях куда уютнее. И свету меньше. Считай – готовая нора! – Нора – это хорошо. Да главное ведь – кормежка. Но Стылого, видно, так просто не собьешь. – Уж где-где, а в метро-то жратвы – хоть отбавляй! – говорит. – Полные поезда! Встал и пошел… Добыча велика и тяжела… Это верно. Полдня тащу, все больше в зубах аж шея болит. Запаха, впрочем, вполне обыкновенного. Да и на вкус вроде ничего. Жаль, распробовать толком некогда, потому как за мной, кажется, идут. Чувствую, что так, да иначе и быть не может – наверняка кто-то видел, как я добычу рвал, как в траву ее потащил… Догонят – отберут, а она ведь моя, законная. Значит, надо успеть залезть в нору. Нора – это дом, да не такой дом, как клетка – туда десять шагов да обратно десять. Нора свобода! Куда захотел, туда и двинул. В любое время. Вся добыча – твоя, никому отдавать не надо. Житуха! Только бы успеть… Конечно, не я один такой умный, скоро все наши по норам попрячутся от прежней-то жизни, ну да это не страшно. Мест всем хватит! Жратвы бы только хватило, чтобы друг с другом не драться постоянно. Тогда – что же? Я и дружить готов, особенно с гладкой какой-нибудь бабешкой. Снюхаемся, поди… Что это там? Ага! Холм с трубой! Ну все, считай, добрались. Где-то здесь должен быть лаз в мою новую нору. Юркнуть туда, и привет семье! Ну, еще чуть-чуть! Да не цепляйся ты! Без зубов можно остаться с тяжеленной такой добычей.. Ага, вот он и лаз. Ого! А вон и погоня! Ишь как шпарят – прямо по полю, фарами во все стороны стреляют. Опоздали, псы драные! Я, считай, дома и в полной от вас безопасности. Ни за какие бабки менты за мной в нору не полезут, жить-то не надоело им, правильно? Стоп. Что такое? Решетка. Вот не было печали! И машина фырчит совсем близко, светом по холму елозит. А ну как углядят? Стрелять начнут, гады!.. Сейчас-сейчас, надо припомнить… Да! По углам решетки такие штучки круглые с прорезью – их надо крутить, пока решетка не отвалится… Рано радуетесь, паскуды! Я с вами еще посчитаюсь за все, что недоедено, недопито! Встретимся, когда потемнее будет… Ну, вот и готово. Теперь быстро – добычу пропихнуть. Эх, Нинка, Нинка! Тоща ты была при жизни, а теперь вот еле-еле в нору входишь. Как же я тебя дальше потащу? Пожалуй, там, поглубже, надо будет шкурку с нее содрать. Ни к чему добыче все эти трусы-платья… А туфелька-то одна до сих пор на ноге держится! Да, Нина, пофасонила ты в этих туфельках от школьной своей юности, через ларьки да котельные, через лесопарк – до самой моей норы. Ну и хватит. Дальше без них пойдешь, вот только перехвачусь поудобнее, а то всю шейку твою сухощавую изгрыз, головенка скоро отвалится… Ботинки-то и самому пора скинуть, зачем они мне там? Да и штаны тоже хвосту расти мешают. Ну, вперед, Нина, добыча ты моя! Чуешь, дух-то какой здесь? Теплый, уютный – живи да радуйся! Прямо жалко, что ты не дожила… Только вот грохочет чего-то впереди. Ах, ну да, это же этот, как его?.. Поезд! Тьфу, все слова перезабыл! Да они мне больше и не понадобятся… Вон еще решетка. Ну-ка, глянем… Э! Да там людей полно! На платформе стоят, сюда заглядывают, морды кормленые у всех. Твари… Подобраться тихонько, ухватить одного с краю – и назад… Хоть Стылый и говорил, что еды здесь полные поезда, а запас никогда не помешает. Вот обживусь, с соседями познакомлюсь, плодиться, глядишь, начнем… Наберу хорошую стаю, тогда и до поездов очередь дойдет. Погодите, сволочи сытые, натерпитесь вы у меня страху! Посмотрим тогда, кому принадлежит этот мир!