Анна Коэн - #Лисье зеркало Страница 9

К концу выступления он приберег свой главный довод – что необходимым условием искоренения несправедливости является уничтожение границ между высшим и низшим классом, а значит, уничтожение таких понятий, как монархия и аристократия.

Закончив свою речь, он встал на границе света у окна, за спиной у него была ночная тьма. В гостиной царила абсолютная тишина. На лицах молодых дворян он наблюдал борьбу. Да, он предлагал выход, предлагал способ изменить жизнь народа, но для этого им пришлось бы пожертвовать собственным привилегированным положением. За пару мгновений он успел отчаяться и пожалеть, что они все это затеяли, что он выложил всю подноготную и теперь будет осмеян и унижен. Но тут Петрик подскочил со своего места и принялся так яростно аплодировать, что полы его зеленого пиджака захлопали, как крылья.

– Браво! Воистину браво! – верещал он.

К нему нестройным хором присоединились и остальные, даже Юстас несколько раз скупо хлопнул ладонью о ладонь.

– Вот он, голос настоящей революции, которого нам так недоставало! Наш пророк из пустыни, – горланил Якоб.

– А вы и вправду владеете словом, герр Мейер, – благодушно протянул Фабиан.

Борислав подскочил к Жоакину и сильно потрепал его за плечо.

– Не знаю, что скажут остальные столичные лежебоки, но мне наплевать! Мы с вами, Мейер, а за нами пойдет весь народ! Вся Кантабрия! Теперь мы способны расшевелить это сонное болото!

Леопольд сиял – это была и его победа. Наконец вперед вышел Юстас. Восторженный гомон стих, и стало ясно, чье мнение в этой компании действительно имеет вес. Он заговорил:

– Я рад, что не зря прибыл сюда по первому зову своего старого друга. Хочу лишь спросить: вы действительно настроены столь же решительно, как говорите, или это всего лишь клубные разговоры, повод собраться и поболтать о судьбах мира? Подумайте, герр Мейер, от ваших слов сейчас зависит многое. – Он вопросительно посмотрел на Жоакина, слегка склонив голову набок.

– Не люблю ничего говорить зря. Обычно я не столь многословен.

– Надеюсь, что это правда. Теперь прошу меня извинить, мне пора возвращаться в Хёстенбург. Завтра меня ожидают на службе, а путь неблизкий.

– Что вы намерены предпринять? – Леопольд выступил вперед, и в его голосе впервые прозвучала тревога.

– Не извольте беспокоиться, господа. Тайна этого собрания не коснется лишних людей. Но теперь вам всем нужна помощь, без которой вы так и останетесь кучкой болтунов. Я знаю людей, которые смогут помочь вам деньгами и человеческими ресурсами. Эти люди будут весьма заинтересованы в вашем успехе. А сейчас позвольте откланяться.

Попрощавшись коротким кивком, Юстас покинул комнату. Леопольд вышел следом, чтобы проводить его.

– А теперь мы просто обязаны выпить за успех наших начинаний, – провозгласил раскрасневшийся Якоб, поднимая бутылку с вином к потолку. Ему в ответ снова радостно заголосили. – Жоакин, друг, бокал вина!

– Не пью. Мне тоже пора идти, – ответил Жоакин.

Не дожидаясь, пока его начнут уговаривать, он вышел из гостиной и направился во двор, чтобы подышать свежим ночным воздухом и остудить разгоряченную голову. На улице он никого не встретил и был этому рад. Он не смел надеяться на такой успех и пока слабо представлял, к чему могут привести события сегодняшнего вечера.

Из окна на втором этаже лился свет и раздавались радостные крики.

Даже старожилы поместья не могли припомнить времени, когда в усадьбе бывало так же шумно и многолюдно, как теперь. Почти все участники того вечернего собрания остались погостить в Ривхольме и теперь кутили каждый день, ожидая новостей из столицы. Однако больше они пока ничего не предпринимали. Этого Жоакин и боялся после их первой встречи и не хотел оставлять все как есть.

Устав от праздности гостей, которой не было конца, он хотел просто ворваться к ним в разгар пирушки и, сметя со стола бутылки, призвать их к ответу за свои слова о борьбе. Но, осознав, что так он сделает только хуже, решительно отбросил эту идею. Поэтому, выжидая нужный момент, поговорил с каждым с глазу на глаз и распределил обязанности. Жоакин предположил, что если это работает с неграмотными деревенскими увальнями, то сработает и с дворянскими отпрысками. Кто-то в этот момент был трезвым, кто-то – пьяным, а кто-то – сонным, однако на каждого его слова возымели должное действие.

Все получили задачу в соответствии со своими связями и склонностями. Семья неказистого Петрика возглавляла одну из семи гильдий Хёстенбурга и владела несколькими заводами в разных городах, а также поддерживала связи и с другими деловыми людьми, поэтому ему в обязанности вменялось посетить производства и собрать информацию о настроениях среди рабочих и об их условиях труда.

Якоб и Борислав, завзятые картежники, получили миссию опасную и деликатную: налаживать контакты с отдыхающими чиновниками и другими важными лицами в клубах и престижных игорных домах, приглашать их перекинуться в штос или преферанц, а ободрав до нитки, предлагать забыть долг в счет неких услуг. (В будущем, когда заработает новая политическая программа, им придется подписывать различные петиции заговорщиков или платить немалые деньги.)

Фабиан как бы вскользь упомянул, как много средств он вложил в организацию общежитий для работающих девиц, а потому имел доступ к довольно большой части населения, которую не стоило игнорировать. Жоакин скрепя сердце пошел ему навстречу и поручил заниматься вопросом трудящихся женщин и узнать, чем они живут и дышат. От загадочного Юстаса пока не было ни письма.

Когда все наконец разъехались выполнять свои миссии для общего дела, Леопольд почувствовал себя ненужным и неприкаянным. Он напрямик сообщил об этом Жоакину и спросил, чем может бедный узник помочь движению. Но у управляющего уже был готов ответ на его вопрос:

– Занимайся тем, что умеешь, чем занимался до ссылки. Пиши. Нам нужны призывы, программы, петиции и листовки, которые тронут каждого жителя и привлекут его на нашу сторону. Или ее. – Он вспомнил про «женский вопрос».

– Думаю, я справлюсь. Теперь справлюсь, – уверенно ответил опальный журналист.

Спустя некоторое время Леопольд принес Жоакину на рассмотрение целую кипу исписанных бумаг, но тому хватило беглого взгляда, чтобы убедиться, что его тексты, к сожалению, никуда не годятся.

– Леопольд, для кого ты это писал? – удрученно спросил управляющий. – «Разнузданный гуманизм»? «Созерцательное прозябание»? Поймут ли все эти машинисты и кухарки хоть слово?

Граф взглянул на него, будто очнувшись, обхватил руками голову, а потом сгреб все бумаги и быстрыми шагами вновь удалился к себе в кабинет, где заперся до самого вечера, усердно переделывая работу. Спустя несколько попыток у него наконец начало получаться.

В начале осени, в назначенный день все вновь собрались в Ривхольме, однако же количество участников их клуба возросло почти вдвое: Якоб и Борислав умудрились привезти с собой группу студентов, которые то ли горели желанием влиться в работу организации, то ли попросту хотели перекинуться в карты в интересном окружении. Поначалу Жоакин был возмущен таким самоуправством, но быстро пришел к выводу, что новобранцы могут быть очень полезны, распространяя листовки среди просвещенной молодежи. Кроме того, объявился и Юстас.

К вечеру все собрались в той же гостиной и были готовы предоставить отчеты о проделанной работе. Почти все участники первого собрания заняли свои прежние места в комнате, только Петрик остался стоять, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и теребя крупный перстень на пальце. Студенты всей толпой встали у распахнутого окна и курили, переговариваясь о своем. Пора было начинать.

– Итак, господа, – заговорил Жоакин, встав в центре комнаты, – все вы проделали огромную работу, каждый на своем поприще, и, как я заметил, ваши старания принесли некоторые плоды. – Тут он повернулся в сторону Петрика и жестом пригласил его говорить первым.

– Собственно сказать, д-да… – запинаясь, начал тот. – Мне есть что сообщить собранию. Ситуация в рабочей среде, с одной стороны, тревожная, а с другой – вполне благодатная для нашего дела: недовольных очень много, зарплаты едва хватает на жизнь, плюс ко всему часты случаи производственных травм от несовершенных машин и ожогов от паровых котлов, которые никак не возмещаются пострадавшим. Статистика заболеваний, которыми страдают люди на кожевенных и прядильных фабриках, ужасает! К тому же наблюдается отток рабочих обратно в деревню, а коренные горожане молчат в страхе потерять работу. Одним словом…

– Одним словом, ничего нового, – насмешливо перебил его Фабиан, покручивая бокал вина в длинных пальцах. – Мой добрый друг Петрик, неужели вы рассчитываете, что ваши хождения в народ растормошат страну?

– На заводских рабочих сейчас держатся и казна, и все частные капиталы, – решительно возразил Жоакин. – Если они откажутся работать, даже на время, вся страна будет парализована. И, чтобы восстановить поток денег, гильдии и богачи пойдут на какие угодно условия. На наши условия. – Он оглядел всех присутствующих в зале. – Поэтому что бы вы ни думали, а успех всего нашего плана держится именно на этом человеке. – И Жоакин положил руку на плечо коротышки Петрика, отчего тот вздрогнул.