Владимир Беляев - Башня говорящего осла Страница 9

А ещё закон так можно трактовать: каков бы ты ни был волшебник, тебя можно одолеть, не прибегая к волшебству. Это непросто, но возможно. Вот как с Костиным папой: такой могущественный волшебник, а полностью обезоружен и припёрт к стенке хитростью Шляпсона. Но это вовсе не значит, что стоит сложить лапки и лишь робко мечтать, что у Шляпсона проснутся благородные чувства и он со слезами раскаяния отпустят и папу, и сына на все четыре стороны.

Гантимур понимал, что если бы его хотели убить, это сделали бы еще на лесной дороге. Просто продырявили бы его пулями без предупреждения. Значит, в планы Шляпсона не входило избавиться от принца-волшебника, а заставить его работать на себя. А раз так, то борьба только еще началась и можно надеяться на победу.

Гантимур прилёг на кровать. Накопленная усталость, которую до этого момента замечать было некогда, вдруг разом завладела всем телом.

– Лежу за решеткой в темнице сырой, – пробормотал Гантимур и провалился в крепкий сон.

Уже несколько лет ему повторялось одно и то же сновиденье. Будто жена узнает, что он не тот, за кого себя выдает, и спрашивает, зачем нужно было ее так долго обманывать. Костин папа (я уже говорил) не любил, когда пересказывают сны, но прекрасно понимал: сон ему снится, потому что мучает совесть. Он жил двумя жизнями: обычной и волшебной, и обе жизни ему были дороги, и совсем не хотелось из двух выбирать какую-то одну. Но чем дальше, тем понятнее становилось: жить двумя раздельными жизнями неправедно и неудобно. Их следует каким-то макаром объединить. Но каким – на этот вопрос Гантимур ответа пока не знал.

В нынешнем сне жена с недовольным видом сидела в кресле и спрашивала Гантимура, лежащего на арестантской шконке:

– Что же это получается, товарищ муж? Если ты принц, то я принцесса. А у меня даже трона нет, только это кресло поролоновое. Оно же старое, его на помойку выбросить давно пора! А вдобавок ты ещё в тюрьму загремел. Ребенок совсем от рук отбился без отцовского внимания. Вот где он сейчас шляется? Веня! Или как там тебя правильно величать? Гантимур! Все эти годы ты мне врал! Как ты мог со мной так поступать! А я-то, дура, продолжаю тебя любить!

И она заплакала. И до того это было тяжело слушать, что Гантимур проснулся. В камере было темно, стояла ночь.

«Здесь кто-то есть, – подумал принц. – Может быть, они все-таки решили меня убить? Если так, попробуйте, голубчики!»

Он сомкнул колечком большой и указательный пальцы левой руки и щёлкнул ногтем об ноготь. Так обычно давят вшей, у кого они водятся. От ногтей полетела искра, и тут же в камере раздался грохот – рядом с печкой. Гантимур вскочил с кровати. На полу лицом вниз лежал человек в полосатой арестантской одежде. Гантимур зажёг свечу на столе и перевернул лежащего на спину.

– Ой! – растерянно произнес Гантимур. – Это же Гробс. Здрасте, Гробс!

– Вечер добрый! – ответил пострадавший, открыв глаза. Рассмотрев принца, он тоже сказал «ой!» и снова закрыл глаза.

Гантимур приподнял своего незваного гостя под мышки и усадил у стенки. Затем взял со стола кувшин и поплескал ему в лицо воды. Тот, кого Гантимур назвал Гробсом, пришел в себя.

– Я по ошибке наслал на вас обморок, – извиняющимся тоном сказал принц. – Думал, что меня хотят убить. Сами понимаете… Как вы себя чувствуете?

– Сногсшибательно, – ответил Гробс, ощупывая шишку на лбу, – Я всегда восхищался оточенностью ваших заклятий. О, как я рад вас видеть! Однако ума не приложу, как вы сюда попали?

– Я тоже и рад, и удивлен видеть вас здесь! Но с другой стороны, сейчас в Зубляндии такие времена, что если волшебники и остались, где им еще быть, как не в этой кутузке?

В дверь камеры застучали.

– Эй, что это у вас там грохочет?! – раздался голос стражника и в замке заскрежетал ключ.

– Давайте я спрячусь, а потом, когда охрана уйдёт, поговорим, – быстро прошептал Гробс и, как ящерица, заполз под гантимуровскую койку.

Глава 12. Принцесса, которой лучше не врать

Огромный лакей завёл Костю в королевский кабинет и с легким поклоном удалился. Пока они шли по коридорам, Костя пытался разузнать у него, что же это за ерунда вокруг происходит, но здоровяк на все вопросы отвечал: «Не могу вам сказать», и слащаво улыбался.

В кабинете Костя увидел учителя Шляпсона и большого мужчину с красным лицом, как будто только что из бани.

– Ваше величество! – выпрыгнул из своего кресла Шляпсон. – Разрешите представить вам принца Константина! Я имел непродолжительное счастье называть его своим учеником, – и Шляпсон взял Костика под руку и подвел к сидящему в кресле краснорожему дядьке.

– Вот ты какой, Костя, – широко улыбнувшись, сказал дядька и протянул ему свою мощную руку. Рукопожатие было крепким, но вместе с тем бережным. – Ну, здравствуй! А меня называй дядей Ленцем. Мы родственники с тобой. Я твоего папку хорошо знаю. Ты на него похож.

От дядьки шёл особый запах. Иногда так пахло от папы – когда такое случалось, папа бывал как ненастоящий. Слишком добрый. Косте запах вина не очень нравился, но улыбка у дядьки была настолько искренняя, что Костя решил, что дядька – человек не злой.

– Вы король? – спросил Костя дядьку.

– Точно, король, – кивнул дядька.

– Перед вами, мой юный друг, король Зубляндии Ленц ХIV, – пояснил Шляпсон. – А вы, как обнаружилось совсем недавно, – не просто ученик средней школы, но еще и троюродный королевский племянник и принц крови.

– Ты не волнуйся, – король похлопал Костю по плечу. – Папка за тобой скоро приедет и заберет домой, а пока ты здесь погостишь, во дворце. В тесноте, да не в обиде.

Вдруг двери с шумом распахнулись, и в кабинет вбежала девочка.

– Папа! Это тот самый мальчик, которого украли? – обратилась она к королю.

Она была примерно Костиного возраста, только немного выше, хотя Костя и сам мальчик был крупный.

Король испуганно посмотрел на девочку, потом, нахмурившись, перевел взгляд на Шляпсона.

– Ваше высочество хотело сказать, что мы… э-э-э…взяли на себя такое право… м-м-м… любезно пригласить королевского родственника, чтобы иметь удовольствие… – начал объяснять Шляпсон девочке, но та перебила его:

– Да ладно вам выкручиваться! Украли, так и говорите, что украли. Я его себе забираю, а то тоска смертная. Пошли ко мне!

С этими словами она взяла Костю за руку и повела из кабинета.

– Вот и правильно, ребятки, – с облегчением крикнул король им вдогонку. – Идите поиграйте! А мы тут с дядей Шляпсоном государственные дела поделаем. – И, улыбнувшись, добавил: – А то носится, как угорелая, понимаешь.

– Вот, – сказала девочка, – здесь я обычно играю. Ты много врешь? В смысле – вообще в жизни много врешь?

– Не очень, – ответил Костя, несколько удивленный вопросом.

Девочка, слегка прищурив глаза, стала разглядывать Костю, как будто он неизвестная науке букашка, а она ученый и сейчас его открывает.

– Да, пожалуй, врешь ты совсем мало, – сказала она наконец. – Это хорошо. Но мне вообще нельзя врать. Ни капельки.

– Почему это нельзя? Может быть, я очень хорошо вру. Так хорошо, что никто и не догадается.

– Я всегда вижу, когда врут.

– Ага, моя мама тоже так умеет. Она по глазам узнает.

– Да нет, ты не понял. У меня такое свойство, шестое чувство. Как бы прекрасно ты ни врал – я пойму. Знаешь такую игру «Верю – не верю»? Расскажи мне что-нибудь, а я скажу, правда или нет.

Игру Костя знал. В ней кто-нибудь рассказывал историю из своей жизни, а остальные пытались догадаться, всамделишняя она или выдуманная. Фантазия, должен сказать, у Кости была нещуточная.

– Ну, раз ты так хочешь… – начал Костя. – У меня есть брат-близнец. Нас все путают. Иногда мы сами путаемся, кто из нас Костя, а кто э-э-э… Пафнутий. Так что, может быть, я сейчас не с тобой разговариваю, а дома сижу на табуретке и песни пою. А с тобой сейчас Пафнутий беседует.

Девочка засмеялась.

– Нет у тебя брата Пафнутия никакого! Это и так понятно любому. Давай ещё чего-нибудь скажи.

– Хорошо. Вот послушай. Бабушка моего друга Севы недавно пошла к соседке за солью, и у нее захлопнулась дверь. А соседка жила как раз над нею: бабушка на четвертом этаже, а соседка – на пятом. И Севина бабушка с соседкиного балкона на свой перелезла. А все смотрели снизу, как она по железной решетке карабкается и ждали, что она сорвется и разобьется в лепешку. Но она не разбилась.

– Это правда, – сказала девочка, поглядев на него пристально несколько секунд. – Какая героическая бабушка!

– Да нет, – возразил Костя. – Просто она в цирке до пенсии работала воздушной гимнасткой. Ей с балкона на балкон лазить – одно удовольствие на старости лет. А вот еще, – Костя начал входить во вкус, новая знакомая ему нравилась. – Мы с мамой пришли на море, а там были сильные волны. Мама сказала: раз так, будем просто загорать. А загорать и не купаться – неинтересно. Я подошел к воде, меня смыло волной и стало уносить от берега. Я стал тонуть.