Тень ястреба (СИ) - Забелин Арсений Страница 13

Густая тьма растеклась, окончательно утопив город в ночи, а Ахимас вынырнул в широком и пустынном дворе. С правой стороны располагалось ветхое, даже по меркам портового района, трехэтажное здание с мелкими окошками. В некоторых горел тусклый, недобрый свет, неясного происхождения. Ахимас приблизился к входу. На сосновой двери висела резная табличка, с порядком выцветшим изображением. На табличке довольно посапывающий матрос, словно одеялом укрылся раскрасневшийся, мило улыбавшейся камбалой. Отель «Под нетрезвой камбалой».

«Поразительно! Что только не навыдумывают!» — Ахимас взялся за дверной молоток и звучно ударил четыре раза.

Никто не ответил на его стук. Тогда Ахимас вошёл сам. И обнаружил спящего на стойке приёма хозяина. Старичок мирно посапывал, прикрывшись листом газеты «Столичный сплетник». Заголовок первой страницы гласил: «История гениальной девочки 9 лет. Как талант обернулся для нее приютом в тарнокомуционном городе Духовность «19-828», а для отца «пересадкой». Газета столичный сплетник узнает подробности».

Ахимас легонько тронул старика за плечо и поприветствовал:

— Вечно сиять!

— А что? Что такое? — старичок вскочил на ноги опрокинув кружку давно остывшего чая. Жидкость залила газетные Листы.

— Осторожно, — сказал Ахимас.

— А-а-а… альбатрос обсосанный! Вам чего надо? — изрёк он недовольно и стал рыскать в поисках тряпки.

— Номер надо.

— Уф! — засопел старичок и полез куда-то под стойку. Вскоре он вынырнул, держа в руке обрывок грязной тряпки. — Номер, номер… — проворчал он, вытирая разлитое. — Чай не видели, что заняты все?

— Прям-таки все? С улицы видно, что всего несколько окон горят.

— Так ведь поздно. Спят люди!

— Спят, значит?

— Дас!

— Посмотри внимательнее, — сказал Ахимас и постучал себя по карману с кошелём. Тот издал мелодичный, приятный слуху звук.

— Ну… — поколебавшись сказал старичок. — Помнится, номер 6 свободен…

— Вот видишь… А что с ним не так, раз все остальные заняты?

— Да там, были какие-то проблемы… Запамятовал…

«Поздно идти другой ночлег искать подумал Ахимас. — Поживу здесь пока».

— Скажи, добрый, человек, — Ахимас сделал паузу после слова «добрый». — А видно ли темносферу Ивенкару из окна шестого номера?

— А вам зачем? — полюбопытствовал старичок.

— Надо! — оборвал Ахимас.

— Надо, надо… Да видно не хуже, чем из других. А может и лучше даже.

— Неплохо. Этого пока достаточно. Ахимас достал из кошеля 20 риппэ и положил на стойку.

— Старик осклабился и вручил ему, чуть тронутый ржавчиной ключ.

— А скажите, любезный, что так народу много, раз все номера заняты?

— А как же! Много. Сейчас мореходство встало. Многие корабли вообще не выпускают из порта. Вот матросы и куролесят на берегу. Оттого то и мой отель битком.

— Мореходство стало, говорите?

— Это все новые рунские порядки.

«Не врет, — подумал Ахимас. — Всё это весьма в духе Рунаборга».

— Давно так?

— Да, почитай недели две уже. Но это ещё мальки. Рыбки позже будут. Порт и ведь совсем закрыть могут!

«Похоже, что дело движется именно к этому». — подумал Ахимас, взяв ключ. «Но зачем? Рунаборг чего-то опасается? Эрнубрг под их полным контролем. Флот Агенориды, разбит. Кого им еще опасаться? Не пиратов же? Хотя две недели… Леонардо также говорил про две недели, что его дружки торчат на берегу. Совпадение?» — размышлял Ахимас, идя к своему номеру.

Он поднёс ключ к замочной скважине, усыпанной следами взлома.

«Ну ясно, что он имел в виду», — подумал Ахимас и толкнул ветхую низенькую дверцу. Та, не издав ни звука ни скрипа, открылась.

Ахимас пригнулся, чтобы войти. Дверной проем был сделан карликами для карликов. Подняв голову, он увидел малюсенькую комнатку с низким закопчённым потолком, и кривыми стенами. На потолке висела пара старых, давно покинутых осиных гнезд. Мебели в комнате было немного. Кровать без спинки с грязным одеялом и набитой соломой подушкой, стол, стул и сундук без крышки. Он закрыл дверь, вставил ключ в замочную скважину и попытался его повернуть. Ключ намертво застрял.

«Дьявол!» — Ахимас выругался и подпер стулом ручку двери.

Сюртук он повесил на большой, вбитый в стену гвоздь. Затем поднял набитый сеном, грязный матрас и положил под него «Флоазос Ж-40». Сделав все это Ахимас прошелся к окну и раздвинул пыльные черные занавеси. Вид из окна был удручающий. Ветхие, на глазах разваливающиеся хибары с проломленными черепами крыш. Лужи мочи и кала на мостовой, грязь, а справа остов сгоревшего двухэтажного дома с черными глазницами окон. Ахимас распахнул окно. Стекла в рамах «дрязгнули» и в комнату ворвался леденящий ветер ночи.

Ахимас посмотрел на небо. Темносфера медленно, но, верно, совершала свой обычный маршрут. Наемник поежился.

«Холодно, однако же. Но пора!»

Ахимас стянул с себя сапоги и небрежно бросив их на пол, встал босиком на грязные шершавые половицы и широко развел руки в стороны.

Ветер ночи! Ветер страха!

Ветер времени из тьмы безвременья! — произнес он слова призыва.

Главами твоими всевидящими, сущими ликами, смерть плетущими.

Главами в волнах снующими, дыры безпространства рвущие,

И в пространстве на месте увязшие, веспокой живым вселяющие.

Смывалось, снималось,

Во прах превращалось,

Сливалось, сдиралось,

из тьмы поднималось.

Явись Ветер ночи! Ветер страха!

Ветер времени из тьмы безвременья!

Ворвись! Согни стебли жизней человеческих!

Память душ людских укради! Возвратись!

Хочу узреть я вновь,

Одно из лик твоих бесчисленных.

Желаю отдать тебе я кровь

Преступивших грань безвременья

Увязший во времени вихрь,

Вихрь летучий,

И вихрь недвижимый, несущий безвременье,

Ведущий сферу в забвенье!

Я свободен ото всех сомнений!

Я вечный странник, как и ты!

Ты вечный спутник мой!

Окутай меня волной сновидений!

В глазах Ахимаса потемнело, а комната, вокруг поплыла. Синие ночные краски стекли водопадом. Шатаясь, как во время шторма, он вроде бы дошел до кровати. А дальше ничего не было. Просто тьма.

Когда тьма отпустила Ахимаса, он слегка приоткрыл глаза. Та самая комната, и тело его, и ноги на месте, укрытые одеялом. Он поднял голову и его как льдом сковало от удиденного.

Всю площадь распахнутого настежь окна занимала огромная голова на немыслимо долгой шее, уходящей во тьму ночного неба. Лунный диск, как бы просвечивал, сквозь эту, не полностью материализованную голову. Глаз не было. А были черные, пустые глазницы. Они осматривали комнату в поисках Ахимаса. Трупная, полупрозрачная бледность покрывала лицо. Седые и растрепанные, долгие волосы, струились с головы сперва на подоконник, потом на пол, где и растекались. Губы скрывались в густой бороде, и нельзя было понять, что они выражали.

Голова, казалось, была неподвижна. Но и это было не так. Внимательно приглядевшись, Ахимас увидел, что она медленно поворачивается в его сторону. Движение было невообразимо, болезненно медленным. Для этого существа время текло по иным законам, созданным им самим. Наконец, движение прекратилось, и черные пятна глазниц, сквозь которые даже лунные лучи не в силах были пробиться, остановились на Ахимасе.

Голова, также неестественно медленно, в ином временном цикле открыла рот — еще одну беспросветную пропасть и, громким, басистым шёпотом, растягивая гласные, сказала: «Недрааа Саамихааа Чооон яяяахит».

Ахимас понял, что голова произнесла все наоборот. Голова тоже поняла свою ошибку.

— Тихая ночь, Ахимас Арден, — исправилась она и улыбнулась, черной, ротовой дырой.

— Гур Три ветра, — сказал Ахимас и удивился. Его голос стал странно осипшим, словно чужим. Долгая борода демона колыхалась в воздухе.