Лиорская мельница (СИ) - Андросов Андрей Страница 27

Ухол с горящими глазами рассказывал про битву и сувал каждому под нос бандуру, из которой лично выбил драку глаз. Механику не верили, просили подробности, но он и сам ни шарга не видел, большую часть времени перезаряжая клятый арбалет. Услышал грохот, заправил стрелу – а уже в следующий момент мимо несется удирающий от толстяка ящер, которому Ухол и засадил стрелу прямо в глаз. Вот прям точно в глаз, клянусь эйром, сами увидите, когда драка добудете.

Сам виновник переполоха валялся в кабине трака Гарпунщика, весь перемотанный бинтами и обмазанный вонючей мазью от яда медуз. Был он сильно не в духе, страдал от боли, поэтому всех желавших подробностей слал к шаргу и смачно харкал в приоткрывающуюся дверь. Двигаться лысый пока не мог, парализованные мышцы повиноваться отказывались.

Брак сидел в кузове знакомой тарги совершенно опустошенный, прилаживал ногу и с отвращением глядел на происходящее вокруг. Пляж поменялся радикально и отнюдь не в лучшую сторону. Заваленный обрубками вяло шевелящихся щупалец, залитый зеленоватой слизью и ошметками плоти. Повсюду валялись все еще радужно переливающиеся на солнце купола дохлых медуз. Дневное светило уже вовсю принялось за работу, размочаленные и изодранные туши исходили влажным вонючим паром, стремительно теряя влагу и усыхая. Опавшие, расплескавшиеся о камни, растерявшие всю свою величественность.

Над пляжем вились настоящие тучи чаек, стремившихся урвать свою часть добычи. Птицы были повсюду, на камнях, на тушах пузырей, важно прохаживались по гальке ни шарга не боясь. Их пронзительный многоголосый ор противно звенел в ушах.

А по пляжу, подобно огромным черным птицам, бродили целые группы людей, занимаясь примерно тем же самым. Шесть траков с грузовыми прицепами прибыли аккурат после окончания охоты, вынырнули из Подмышки, аккуратно спустившись по камням. Высыпавшие из кузовов рабы и сборщики, во главе с Визрой и Чегодуном, поздравили охотников с удачной охотой, после чего принялись за грязную работу. На свет извлекли эйровые пилы, крючья, топоры и прочий мясницкий инструмент. Сборщики облачились в защитные плащи, натянули на лица глухие капюшоны, а на руки – толстые перчатки. Рабам достались высокие штаны из пропитанной ткани и тележки на высоких колесах.

Пляж наполнился визгом пил. Сборщики облепляли медуз как муравьи и начинали по кусочку из разбирать. Кромсались на ломти толстые щупальца – их до вечера высушат на раскаленном металле, сложат в ящики и отправят на кухни. Щупальца поменьше так же кромсали и сушили, из них получались те самые медузки, знаменитая закуска кочевников. Яд из них потеряет свою силу, как только полностью уйдет влага, после чего маленькие кругляши щедро засыплют смесью соли и сушеной пустынной колючки.

Аккуратно срезалась ножницами бахрома под куполом и длинные пучки тонких серебристых нитей. Именно их пузыри используют для сбора эйра из воды и воздуха. Покрытые бесчисленными невидимыми волосками, паутинки цепляют на себя мельчайшие голубые частицы, вылавливают их даже из самого бедного воздуха. Нити очень ценны, из них плетут сетки для конденсаторов, делают водные ловушки для флиров, активно продают всем, кто готов хорошо заплатить. Некоторые из островных садмов, по слухам, даже носят одежду целиком из медузьего шелка, отдавая за нее целые состояния.

Купол тоже идет в дело. Богатая эйром плоть рубится на здоровенные куски, сушится и измельчается в порошок. Часть смешают с водорослями и специями, запрессуют в твердые темные пластины вурша. Часть пойдет на продажу, а часть на всевозможные мази, притирки, масла. Большая часть медицины кочевников так или иначе использует порошок из медуз, он же, в качестве благовоний, используется во множестве клановых церемоний.

Под конец дело доходит до гребня. Его аккуратно обстукивают молотками, раскалывают, извлекая на свет перекрученную костяную спираль – гравку. То, ради чего и затеваются большие охоты на гребневых медуз. Других эйносов в пузырях нет, но гравки абсолютно незаменимы, в них всегда недостаток и они всегда в цене. Чем больше медуза, тем больших размеров гравку из нее можно извлечь. Самые огромные и мощные пойдут на гигатраки и гравицепы.

В результате действий сборщиков, от исполинской туши остается лишь лужа дурно пахнущей слизи, обломки гребня, да мелкие позабытые ошметки, на которые тут же набрасываются птицы. Работают споро, на одну медузу уходит меньше пятнадцати минут. Первыми потрошат тела у воды, спешат до прилива. Рабы с тележками вереницей оттаскивают добытое для сушки к разложенным прямо на камнях широким железным листам, лениво подогреваемых садмами. Работы у них пока не много, солнце и так прекрасно справляется с нагревом листов, но ближе к вечеру придется напрягаться.

Глядя на разделку, Брака снова затошнило, хотя казалось бы, все оставил там, на обрыве. Морской воздух смешивался с кислым запахом эйра, вонью гниющих водорослей и моллюсков, к этому добавилась пряная вонь дохлых медуз. Скрыться на пляже от мерзкой смеси запахов было невозможно, приходилось сжав зубы терпеть. Да и пляж, заваленный полупрозрачными тушами, действовал угнетающе. Слишком уж велика была разница между величественным зрелищем всплывающих из бухты пузырей и этой зловонной бойней.

Терпеть осталось недолго. Работа охотников закончена, скоро все желающие погрузятся и отправятся обратно на плато. Останутся лишь сборщики, которым вкалывать на пляже до глубокого вечера, и желающие отправиться за недобитым драком. Хотя последним еще придется дожидаться возвращения отправившегося за ящером флира.

К тарге подошел мокрый с ног до головы Квок. С кряхтеньем бухнул в кузов здоровенное ведро с морской водой, после чего принялся аккуратно развешивать по бортам влажные вещи для просушки.

– Спасибо.

Брак благодарно кивнул и принялся тщательно отмываться. Идти с другими охотниками к бухте не хотелось из-за неизбежных насмешек над голым калекой. Да и не в том он состоянии, чтобы так далеко хромать до чистого участка пляжа. Напротив охотничьей площадки вся вода была загажена слизью и кусками медуз, напоминая густой, кишащий падальщиками бульон. Ближе к центру бухты уже появились первые раздвоенные плавники катранов, привлеченных запахом добычи.

– Не за что, – Гряземес криво ухмыльнулся. – Мы вам еще и должны останемся.

– Это почему?

– Отец отправляется за драком. Если его добудут, трофеи с десяток медуз перекроют по цене.

Квок повесил оба серебристых плаща на борт и снял сетчатый наглазник. Глаза у него были уставшие, необычайно светлого оттенка.

– А сам чего не хочешь?

Калека закончил мыться и теперь полоскал изгвазданные вещи.

– Хлопотно. Я сюда ехал отдохнуть, развеяться после мастерской. Одно дело – на скорую руку покидаться дротиками и к вечеру в лагере быть. А драка поди еще выследи, да и не факт, что у него логово на суше. Вдруг засел где-нибудь на островке. Потом ночи еще дожидаться, пока тварь заснет. Целый день терять во время схода мне не улыбается.

– А отец твой зачем тогда поперся? Ему заняться больше нечем?

– У него выбора нет. Он старший искатель, других настолько опытных здесь нет. У вас же, как ее, Чегила?

– Чагила. Ее сейчас нет, уехала к Южной.

– Угу. Ваша старшая еще шарг знает когда доберется. А дорогу до логова разведать надо, провести машины так, чтобы драк не заметил и не сбежал. Тут навыки нужны.

Брак закончил с одеждой, принялся отмывать оружие. Жахатель почти не пострадал, если не считать изувеченного прицела – сетку сплющило ударом о камни после прорыва эйра. Не страшно, доберется до мастерской – переделает. К тому же, реальная охота выявила многочисленные недостатки конструкции. Там-Там пострадал от падения гораздо сильнее. Погнутая рукоять, смятая и перекошенная набок банка. Кувалду придется чинить первой, иначе обнаруживший повреждения толстяк не отстанет, будет ходить и нудить. Благо, ремонт несложный, кувалду вообще проблематично сломать. А жахатель там примитивный.