Тайна шести подков (СИ) - Торин Владимир Страница 27

Из их разговоров Джон понял, что Человек-блоха живет здесь уже много лет. Подумать только! Ни пассажиры, ни полиция, ни даже служащие вокзала — никто в этом проклятом городе и не догадывается о том, что совсем рядом — прямо над их головами устроило себе логово четырехрукое чудовище.

Возможно, если бы еще вчера Джону Дилби кто-то рассказал обо всем этом, его посетило бы множество вопросов: «Чем питается Человек-блоха?», «Откуда он берет еду?», «Как так вышло, что никто о нем не знает?»

Но сейчас его мучил лишь один вопрос: «Что он со мной сделает?!»

Летти Бракнехт, постукивая тростью по полу, шагнула к монстру.

— Ты должен остановиться, Мартин! — взмолилась она. — Прошу тебя!

— Слиш-ш-шком поздно. Ч-ч-что я долш-ш-шен, так это довести дело до конца.

— Но полиция…

— Он здесь один. Никто за ним не придет.

— Умоляю, Мартин! Давай отпустим его. Мы просто забудем, что он здесь был. Пусть все будет, как раньше… Мы заведем часы, ты почитаешь мне газету, мы… просто… обо всем забудем…

— Нич-ч-что уш-ш-ше не будет, как раньш-ш-ше, Летти. Думаеш-ш-шь, он забудет? Флик первым ш-ш-ше делом приведет сюда других фликов. Они схватят и убьют нас. Мы для них — уроды и ч-ч-чудовищ-щ-ща. И твой дед не помош-ш-шет. Он скаш-ш-шет, ч-ч-что не знал обо мне. Нас разоблач-ч-чили, как ты не понимаеш-ш-шь? Но пока о нас знает только этот флик. Пока это просто заноза…

Человек-блоха склонился над констеблем. Джон Дилби с ужасом глядел в черные блестящие глаза; суставчатые щупики монстра зашевелились. Пленник ощущал исходящий от него запах — жженная резина и подвальная затхлость.

— Что ты будешь с ним делать? — испуганно спросила девушка.

— Я вытащ-щ-щу досаш-ш-шдающ-щ-щую занозу.

— Нет, не делай этого! Прошу тебя! Он здесь ни при чем!

— Что скаш-ш-шеш-ш-шь? — прошипел Человек-блоха, обращаясь к пленнику, — его рот походил на уродливую вытянутую рану со сморщенными краями, в которой проглядывал подрагивающий хоботок. — Ты ни при ч-ч-чем?

Джон Дилби отчаянно закачал головой.

— Мне нуш-ш-шны ответы. И сперва ты мне все расскаш-ш-шеш-ш-шь. — Человек-блоха подцепил когтем кляп и вытащил его изо рта констебля.

Джон тяжело задышал. Губы и подбородок были все в слюне, но он этого не замечал.

— Я из полиции… — начал констебль. — Меня будут искать…

— Возмош-ш-шно. Но здесь они тебя не найдут. И никто ничего не заподозрит, если ты просто упадеш-ш-шь с какой-то крыш-ш-ши…

Слепая девушка приблизилась.

— Мартин…

Человек-блоха вскинул руку, останавливая ее, и она замерла в нескольких шагах от того места, где сидел привязанный к колонне констебль.

— Стой где стоиш-ш-шь, Летти! — воскликнул монстр.

— Мартин, прошу тебя… Ты ведь не такой! Ты добрый… — Летти заплакала, но Человек-блоха ее не слушал. Всем его вниманием завладел констебль.

— Ты напрасно сунул нос в это дело, флик. Ты влез в мое прош-ш-шлое, и мое прош-ш-шлое тебя сош-ш-шрет. Ты взял то, что тебе не принадлеш-ш-шит… — Он поднял дневник Мариетты Лакур, который держал в одной из своих четырех рук, и отвесил им констеблю пощечину.

Джон вскрикнул. На глазах проступили слезы.

— Откуда у тебя дневник моей матери? — прорычал Человек-блоха.

— Нашел… я нашел его в цирке! В гримерке…

— Зач-ч-чем ты проник в цирк? Ч-ч-что надеялся там узнать?

Перед мысленным взором Джона вдруг предстала мисс Полли — он не может ее подвести! Не может выдать этому монстру! Констебль демонстративно сжал губы, и Мартин Лакур приставил коготь к его горлу.

— Отвеч-ч-чай мне!

Ощутив холод на шее, Джон мгновенно сдался. Нет, он совсем не храбрец. Ну почему он такой трус!

— Я… я же сказал, что расследую похищения. Подковы… они привели меня в цирк. Я хотел найти похищенных бедолаг, хотел найти похитителя…

— И ты наш-ш-шел его. «Бедолаги»! Ты это слыш-ш-шала, Летти? Он их назвал бедолагами! Ты нич-ч-чего не знаеш-ш-шь, флик.

— Я знаю, зачем ты все это делаешь… — сказал Джон.

— Ты ничего не знаеш-ш-шь, проклятый синемундирник…

— Я читал дневник! Твоя мать…

Человек-блоха в ярости обхватил горло констебля двумя когтями, как клещами.

— Не смей…

— Ты хочешь отомстить ему! — выдавил Джон. — За то, что он сделал…

Мартин Лакур застыл.

— Ч-ч-что ты сказал?!

— Я прочитал. Последняя запись…

Человек-блоха отстранился и раскрыл дневник. Нашел последнюю запись.

Какое-то время он стоял, не шевелясь. Летти не выдержала и шагнула к нему.

— Что? Что там, Мартин?

Человек-блоха затрясся. Дневник в его верхних руках задрожал, нижние при этом обхватили бока, царапая пальто когтями.

— Я не верю… — потрясенно прошептал он. — Это оч-ч-чередная лош-ш-шь? Но это ведь ее поч-ч-черк… она это написала!

— О чем ты говоришь, Мартин?

— Я долш-ш-шен все узнать! — Человек-блоха говорил сам с собой. — Я спрош-ш-шу его! Спрош-ш-шу…

— Что происходит? — испуганно проговорила Летти. — Я ничего не понимаю…

Человек-блоха захлопнул дневник и повернул голову к Летти Бракнехт.

— Я скоро вернусь. Не вздумай подходить к флику.

— Куда ты?! — воскликнула девушка.

— Я отправлюсь на Трубный пустырь, дош-ш-шдусь его и потребую ответы… — Мартин Лакур вдруг оборвал себя: — Нет, на это нет времени! Я отправлюсь прямиком к нему!

Человек-блоха повернулся к констеблю и, выхватив торчащую из кармана пальто дубинку, которую он отобрал у незваного гостя, с размаху ударил пленника по голове.

Джон Дилби дернулся, голова его безвольно повисла.

— Сторош-ш-ши его, Летти.

— Прошу тебя, Мартин! Не уходи!

— Я долш-ш-шен все узнать… Если то, ч-ч-что написано в дневнике, — правда…

— Мартин!

Человек-блоха прыгнул на балку, а оттуда — в пролом в куполе.

— Мартин! — крикнула Летти, но на вокзальном чердаке, кроме нее и связанного констебля, уже никого не было.

Мисс Летиция Бракнехт была любопытной с самого детства. И это несмотря на то, что трагедия, которую она пережила, стала следствием как раз таки ее любопытства.

Впервые Летти увидела Мартина, когда ей было семь лет. Она хорошо помнила ту холодную дождливую ночь, когда он появился.

Незадолго перед полуночью к дедушке, который уже тогда был начальником вокзала, кто-то пришел. Она не видела позднего посетителя, но слышала его голос — скрипящий и скрежещущий, очень неприятный голос.

Летти пряталась за дверью дедушкиного кабинета и пыталась разглядеть что-нибудь в замочную скважину, но, к ее огорчению, посетитель будто нарочно встал там, где его видно не было. Зато она видела большой ящик, стоящий у дедушкиного стола.

Незнакомец и дедушка спорили. Дедушка велел ему убираться, но обладатель скрежещущего голоса что-то произнес (Летти смогла разобрать лишь то, что это было сказано на каком-то чужом языке). Лицо господина начальника вокзала вытянулось — Летти прочитала на нем смесь удивления и страха.

Дедушка спросил, что позднему гостю нужно, и вместо ответа тот открыл ящик.

— Это мой сын, — сказал обладатель скрежещущего голоса. — Он немного приболел…

Дедушка поднялся из-за стола и, заглянув в ящик, вскрикнул:

— Это ведь он! Тот, о ком писали в «Сплетне»! Но почему он здесь?!

— О, вы узнаете, почему он здесь, а не там, где должен быть, уже очень скоро — все будет в утреннем номере «Сплетни». — В голосе незнакомца явно слышалась ненависть, но тогда Летти еще не понимала, почему.

— Вы думали, что обманете меня? — спросил дедушка. — Я знаю, кто он. Он не ваш сын.

— Мой, — ответил незнакомец. — Хотя я и не особенно рад этому. Но вам придется поверить мне на слово, господин Бракнехт. И сделать все, что я потребую. Впрочем, вы запросто можете отказать мне, если хотите, чтобы в утреннем номере «Сплетни» также появилась статья о… — и он снова сказал ту фразу на непонятном языке, после чего продолжил как ни в чем не бывало: — Его мать мертва, а я не хочу с ним возиться. Мне нужно, чтобы вы укрыли его у себя. Не навсегда — на время. Через полтора месяца сюда прибудет господин Люммиберг, хозяин цирка уродов из Рабберота, и заберет его — я уже написал ему: думаю, он будет счастлив пополнить свою труппу подобным уродцем.